— Ни слова. Не сказала даже, что, как мать, просит полицию любыми средствами спасти заложников. Хотя наводящий вопрос был задан. Она ответила, что народ не должен склоняться перед насилием, пусть это и повлечет за собой отдельные жертвы. Короче, она из тех политиканов, что зовутся ястребами. Я, правда, не уверен, она ли это была, хотел пойти за вами. Но подумал, а вдруг они неожиданно пойдут в атаку, и остался.
— Моя жена — достойная ученица одного прожженного политикана. Хочет небось доказать избирателям, что из нее выйдет истинный политик...
— А может, избирателей больше впечатлил бы трогательный призыв страдающей матери, чей ребенок взят в качестве заложника? — спросил Такаки.
— В ней чувствуется американская школа, — ответил Исана. — Хочет воздействовать на избирателей, так сказать, чистыми методами. Мне это больше по душе.
— Интересно, какие условия она выставит? Что ж, подождем — увидим. Во всяком случае, если вместо стандартных фраз начнутся уговоры, это уже шаг вперед, — сказал Такаки. — Пусть с нами вступит в переговоры даже самый отъявленный ястреб, все как-никак уступка.
— Моя жена, должно быть, не верит, что мы с Дзином — заложники. Она понимает, что я ваш единомышленник. Кстати, она об этом не говорила? Если нет, значит, у нас еще есть надежда.
— А как она думает приблизиться к нам, чтобы начать переговоры? Тоже на машине «скорой помощи»?
— Нет, вряд ли, — сказал Такаки. — На «скорой помощи» они отправляют в тыл пострадавших полицейских, демонстрируя на весь мир заботу о стражах народных интересов. Скорее всего, прикатит на полицейской машине.
— Тогда для прикрытия они начнут обстрел дымовыми шашками и газовыми пулями, — с надеждой сказал Красномордый. — Этим-то я и воспользуюсь...
Бойницы в рубке были снова как следует заделаны. Оставив на третьем этаже наблюдателем Такаки, все спустились вниз и помогли Красномордому облачиться в костюм для подводного плавания. Одновременно велись необходимые приготовления в прихожей — обставлялась как бы сценическая площадка, откуда Красномордый должен был начать представление. Делалось все не ради него, а для защиты остающихся в убежище — на этом настаивал сам Красномордый. Как только он выскочит наружу, дверь снова должна быть забаррикадирована обломками железобетона. И сейчас их нагромождали в виде башни — обрушив ее одним толчком, можно было сразу завалить дверь...
— А вдруг тебя заметят у самой двери? Мы ведь ее завалим и быстро открыть не сможем, — спохватился Тамакити.
— Если заметят, я все равно не вернусь. Они небось сразу откроют по двери огонь газовыми пулями, — сказал Красномордый. — Тем более ее нужно срочно забаррикадировать.
— Сам говоришь: если заметят — конец. Может, лучше ничего не затевать? Ну доберешься, а дальше что? — проворчал Тамакити. — Это ведь чистое...
— Чистое безумие. Да? Я ведь сказал: именно поэтому дело, возможно, и выгорит, — заявил Красномордый.
Три часа тридцать пять минут. В убежище снова полетели дымовые шашки и газовые пули. Бойницы, выходившие на винтовую лестницу, заволокло белым дымом, стало темно, как под водой. Красномордый поправил маску и с шумом вобрал в себя воздух. Дверь открылась, и он выскочил наружу. В полосах света, как во время ливня при ярком солнце, ползли по земле густые белые, как пар, волны. Согнувшись, будто нырнув в воду, растворился в них Красномордый. Дверь тут же захлопнулась. Клубы слезоточивого газа успели все же ворваться в убежище и как злобные твари набросились на подростков. Они кашляли, задыхались, обливались слезами, глаза невозможно было закрыть: сразу начиналась нестерпимая резь.
— Не трите глаза, — предупредил Доктор. — Не трите, слышите. Это газ CS; пока не промоете глаза, не смейте к ним прикасаться...
— Хорошо бы забраться в бункер, но боюсь, открыв люк, напустим туда газа. Пожалуй, Дзину не следует дольше оставаться здесь, — с трудом произнес Доктор и снова закашлялся.
Никто не мог даже ему ответить. Все прислушивались к тому, что происходит за стенами убежища. Кашляя и хрипя, Доктор продолжал:
— Если газ CS попадет Дзину на кожу, я возьму его на руки, выйду наружу и сдамся. Союз свободных мореплавателей не вправе обрекать ребенка на такие страдания. Иначе я отказываюсь от обязанностей корабельного врача...
— Наш Союз всегда был свободным объединением. Каждый волен покинуть его под любым предлогом. Но я буду сражаться до конца, даже оставшись в одиночестве, в этом я тоже свободен, — заявил Тамакити.
Он с трудом встал, обмотав махровым полотенцем рот, вышел в прихожую, где плавал слезоточивый газ, и взбежал по винтовой лестнице.
— Из винтовок вроде не стреляли. Значит, Красномордого не заметили. В общем, пока все в порядке. Газовыми пулями они били по верхней части здания, так что и шальной пулей его вряд ли задело, — сказал Такаки.
— Да, но слезоточивый газ — штука серьезная, — усомнился Исана. — Сможет ли Красномордый свободно двигаться, когда кругом этот газ?
— Он на редкость здоровый парень. Три года был лучшим спортсменом Всеяпонской юношеской лиги. Он не дрогнет, если даже придется переплыть море слезоточивого газа, — сказал Такаки, но, увидев, как пострадали от газа Исана и остальные, сморщился, точно лизнул лимон.
Три часа сорок пять минут. Стрельба дымовыми шашками и газовыми пулями прекратилась. За стенами убежища стало тихо. Клубы дыма растаяли, вновь засияло солнце, и сразу вернулся яркий летний день. Глядя слезящимися глазами на эту резкую перемену, трудно было унять головокружение; казалось, с тех пор как началось сражение, для осажденных уже не раз день сменялся ночью. Прикорнув на полу, этим мыслям предавался один Исана, он был старше всех и первым выбился из сил. Как только дым стал рассеиваться, подростки прильнули к бойницам. Тамакити, подойдя к бойнице у винтовой лестницы — здесь раньше был пост Красномордого, — снова получил дозу слезоточивого газа и вынужден был еще раз промыть глаза.
— Кажется, Красномордый все-таки забрался в кабину полицейской машины, — сказал он. — Дверца, которая раньше была распахнута, закрыта.
— Неужели их наблюдатели не обратили на это внимания? — спросил Исана.
— Если и обратили, они теперь бессильны, — ответил Такаки. — А вот у нас в убежище дело худо.
Справа и слева от убежища появились новые полицейские машины. Если прибавить еще отряд моторизованной полиции, скрывавшейся среди саженцев на косогоре за убежищем, то окружение было полным. Все бойницы находились под прицелом снайперов, использовавших в виде прикрытия полицейские машины или стоявшие по обе стороны от них щиты...
— Если они начнут штурм, нам не выстоять. Стрелять по-настоящему умеет только один из нас, — сказал Доктор.
— Они уверены, будто у нас полно гранат и мы запросто отгоним всех, кто осмелится подойти поближе, — заявил Такаки.
— Теперь небось сразу поймут, что у нас с гранатами не густо, раз Красномордый, рискуя жизнью, вылез наружу с динамитом, — сказал Тамакити, язык у него, казалось, был налит свинцом. — Хотя бы ради этого Красномордому стоило взять гранаты...
— Ладно, он сделал все по-своему, — перебил его Такаки. — Чего зря болтать о человеке, когда его здесь нет; тебя это, может, и утешит, но ему уже не поможет. Единственный наш долг — прикрыть Красномордого.
— Укрывшиеся в здании, укрывшиеся в здании! — снова заладил громкоговоритель, и Такаки, не мешкая, вынул из бойницы заслонку. Исана сразу узнал этот голос, но почему-то ему казалось, будто женским голосом говорит господин Кэ. В голосе действительно были все модуляции, отличавшие дикцию старого политика, — будь Кэ женщиной, он, несомненно, говорил бы так же фальшиво. Но это была
