— В полном, — ответил Сракандаев, отводя глаза от Степы. — А что такое?
— Да камера в коридоре показала, что к вам… Ну этот…
— Бля, я же просил не беспокоить, — сказал Сракандаев и оглушительно чихнул.
Клинт Иствуд смерил Степу долгим взглядом — недоверчивым и уважительным. Сракандаев указал рукой на выход, и охранники удалились, деликатно прикрыв за собой дверь.
Степа понял, что он, словно какой-то немыслимый Ленин, так и стоит с красным членом в протянутой вперед руке. Он опустил руку, но Сракандаев поймал его за запястье.
— Сюда, — сказал он и подтащил Степу к стеклянному столику.
Сняв тарелку с горки белого порошка (Степа отчего-то подумал, что это карликовый сугроб, как бывают карликовые деревья-бонсай), он подгреб часть к краю журнальной страницы.
— Давай, — сказал он Степе, протягивая ему зашмыганную трубку, свернутую из банкноты.
— Я не…
— Я сказал, давай, — хрипло повторил Сракандаев и облизнулся.
Степа решил не спорить. Положив член на столик, он взял у Сракандаева трубку, сунул в нос тот конец, который был чище, и, придерживая другой рукой бороду, втянул в ноздрю отвратительно горький порошок.
— Вторую.
— Мне хватит, я…
— Я сказал, вторую.
Степа перевел дух.
Страница с порошком по виду была рекламной вклейкой из глянцевого молодежного журнала. Два места на ней были помечены желтым маркером. Вверху помещалась фотография, на которой два малосимпатичных человека с мясистыми лицами пожимали друг другу руки на фоне полок с кассетами. Прямо по ним проходила надпись: «Приходи к лидеру, становись дилером. Дистрибуция видеокассет концерна „Премьер-Видеофильм“. Другое подчеркнутое объявление пряталось внизу: „Приходи к дилеру, становись лидером. Метамфетамины таллиннского химкомбината «Старая башня“. Еще ниже начиналась россыпь порошка с кратером, только что оставленным трубкой в Степиных пальцах.
— Объявления читаешь? — сказал сзади Сракандаев. — Моего дилера тоже прикололо. Он уже второй месяц в эту страницу фасует. Такое чувство, что он их сам печатает. Или весь тираж скупил.
Сракандаев говорил в нос, отчего его речь напоминала голос доброго мультипликационного персонажа. Степе показалось, что он уже видел где-то слово «метамфетамины», или какое-то похожее, но вспомнить точно он не смог.
— Ну ты давай, или как?
Сракандаев, похоже, начинал нервничать. Степа подчинился и всосал другой ноздрей еще одну порцию белой дряни.
— Что это? — спросил он, отдавая трубку Сракандаеву.
— Мультивитамин, — ответил Сракандаев. — Формула успеха.
— Это им морячка накачали?
Глаза Сракандаева превратились в две узеньких щелочки. Степа понял свою оплошность. Но было поздно.
«Сейчас охрану позовет», — похолодев, подумал он, и его рука взяла лингам со столика, прежде чем он вспомнил, что магическое оружие отказало. Сракандаев проследил за этим движением, и его лицо прояснилось. А затем и вовсе расплылось в улыбке. Он погрозил Степе пальцем.
— Н-ну хорошо, — сказал он. — Только одно условие.
— Какое? — спросил Степа, чувствуя, что в голове у него нарастает противный зудящий звон.
— Я буду осликом.
Сракандаев подобрал с пола то, что Степа принял за грязные белые носки, и натянул на голову. Это была эластичная повязка-бандана с двумя длинными белыми ушами, которые упали на плечи Сраканлаева, придав ему сходство не столько с осликом, сколько с пожилым мудрым зайцем. Заяц шагнул было к отшатнувшемуся Степе, но затем, видимо, вспомнил что-то важное и вернулся к кровати.
— Сейчас, — сказал он, роясь в куче валяющегося на полу белья. — Вот.
В его руках появился прямоугольный предмет, который Степа принял за небольшую картину в раме. Вернувшись к столику, Сракандаев поставил картину на него, прислонив ее к стене, затем озабоченно поглядел куда-то вверх и изменил угол ее наклона. Степа с удивлением понял, что это застекленная фотография Путина в кимоно. Сракандаев еще раз осмотрел комнату и чуть довернул фотографию вправо.
— Теперь можно, — сказал он и сбросил с плеч простыню.
Степа посмотрел на его выпирающий мохнатый живот, стараясь не опускать глаза ниже. Сракандаев ухмыльнулся.
— Некоторые говорят, что это от пива, — сказал он и подмигнул. — Врут. Это для пива.
Отвернувшись, он опустился на колени, крепко уперся локтями в пол и повернул к Степе лицо. На нем изобразилась озабоченность, и его ладонь, просунувшись между ног, закрыла ложбинку между ягодицами.
— Скажи мне честно. Ты, случайно, не марксист?
— Шутите, барин, — с недоброй улыбкой ответил Степа.
— Точно не марксист? — переспросил Сракандаев, игриво нахмурившись.
Степа отрицательно покачал головой. Сракандаев улыбнулся и убрал ладонь.
— Ну хорошо… Возьмем от жизни все, — сказал он. — И-раз…
Степа понял, чего от него ждут, и посмотрел на лингам в своей резиновой руке.
— Ну же, — нетерпеливо повторил Сракандаев и слегка качнул задом.
«Главное, — подумал Степа, опускаясь на корточки, — чтоб охрану не позвал…»
Через минуту он уже не очень понимал, где он находится и что происходит. Глядя на свою мерно работающую руку, он не испытывал ни возбуждения, ни отвращения. Не было даже личной вовлеченности в происходящее — словно он чистил плунжером засорившийся унитаз. Удивительно натуралистичные ослиные крики, которые время от времени издавал Сракандаев, придавали этому занятию какой-то среднеазиатский колорит. Степу занимало только то, чтобы Сракандаев случайно не коснулся телом его рясы, — почему-то казалось, что тогда все обойдется.
Сракандаев снова повернул к Степе разрумянившееся лицо и сказал:
— Побудь Таней, а?
— Чего? — испугался Степа.
— Да нет, ты не понял. Просто представь себе, что ты — Таня.
— Если честно, — ответил Степа, — я хотел побыть Пикачу.
Сракандаев криво и бесстыдно улыбнулся.
— Слушай, — сказал он, — побудь пять минут Таней, потом всегда будешь Пикачу!
Что-то мягко ухнуло в Степиной голове, и ему стало казаться, что он зоотехник на стреляющей огнями и звуками новогодней ферме. Он сообразил, в чем дело, — действие наркотика наложилось на воспоминание об искусственном осеменении, виденном однажды во время сельхозработ.
— Георгий Варфоломеевич, — сказал он, — вы, надеюсь, понимаете, что я делаю это исключительно из уважения к вам?
— Я так тебе за это благодарен! — ответил Сракандаев, поднимая брови. — Так благодарен! Только зови меня Жорой. И давай уж сразу на «ты»!
Степа заметил на восковом плече Сракандаева татуировку — такие, наверно, были в моде в богемных кругах. Это был штрих-код с тремя шестерками над блоком вертикальных линий разной толщины. Снизу была надпись: «Торговля с рук разрешена». Выглядела татуировка очень стильно.
Вдруг Степа понял, что «666» переправлено на «366», скорее всего в кустарных условиях, потому что на месте первой шестерки остался похожий на тень след, а дужка тройки выглядела неровно и грубовато. Его так поразило увиденное, что он отпустил лингам и обернулся, словно ожидая увидеть Бингу, глядящую на них со Сракандаевым в свой волшебный калейдоскоп.
