остановилась, подняла голову, на которой успело появиться нечто наподобие широкополой шляпы, и в упор взглянула прямо в глаза Императору.
Шок, словно от самого настоящего удара, швырнул правителя Мельина навзничь, заставив корчиться в муке – его тело словно раздирали на части мириады невидимых когтей. Всё гасло, и мысли и чувства, оставалось только одно – ненависть. Именно она властно толкнула Императора навстречу врагу, неведомо как заставив подняться. Слабый полувскрик-полувсхлип Агаты остался за спиной; Император, словно в тот кошмарный день, когда Сежес распинала и мучила его щенка, ощутил в груди страстную, необоримую жажду убийства, Второй раз в жизни у него отнимали то, что он любил. Но на сей раз он уже не был беспомощным ребёнком.
Император шагнул навстречу белой тени – и призрак заколебался, словно в нерешительности; Император поднял руку в белой перчатке, словно готовясь к кулачному поединку; и его враг, съёжившись, вдруг отплыл подальше, туда, где стволы сливались в сплошную стену.
– Струсил! – заорал Император. Горло пересохло от ярости, он сейчас не хотел ничего, кроме как подмять врага под себя, сдавить ему горло и услышать последний предсмертный хрип.
Но призрака, как известно, задушить невозможно. Белая фигура медленно отступала, растворяясь среди сосен; хрипя, Император рванулся следом… и в тот же миг ощутил обвившиеся вокруг его шеи руки Агаты.
– Стой, Гвин, стой, это ловушка, я чувствую!.. Щёки Агаты были мокры, лицо, руки, одежда – перепачканы кровью.
– Ты ранена? – Император сделал попытку приподняться.
– Это твоя кровь! – вымученно улыбнулась Сеамни. – Как только ты… как только вы схватились, у тебя хлынула кровь из носа, из ушей… изо рта… даже из-под век стала сочиться… Эта тварь высасывала из тебя жизнь, Гвин!
«Гвин» – «любимый» на языке Дану.
Высасывала жизнь… интересно знать как. Радуга не ведала подобного волшебства.
Преодолевая резь и сухость в глазах, Император всмотрелся в Агату. Вроде бы всё в порядке… правда, испуг из глаз пока ещё не ушел. Но в остальном – бодрится, пусть даже сама все ещё бледнее смерти.
– Ты меня напугал…
– Прости, Тайде, но…
– Ох уж эти мужики-хумансы, обязательно им надо с кем-то подраться… – Её рука растрепала чёрные волосы правителя.
– Так ведь ты едва не отправилась… в Небесные Леса! – Император привлёк её к себе. Гнев остывал, требовалось дать выход нерастраченному.
– Подумаешь… упала в обморок… испугалась… у нас, девчонок, это бывает… – Она не отстранялась, напротив, прижималась всё плотнее. – Держи меня… держи крепче… еще крепче… не отпускай ни за что!..
Её близость пьянила сильнее самого крепкого магического дурмана, её губы были жадными, тело – отзывчивым на его ласку. Но даже а самый острый миг наслаждения Император видел бредущую по лесу Белую Тень, помнил взгляд слепых бездонных глаз и понимал: следующую их встречу переживёт только один.
Кони летели, копыта разбрызгивали жидкую грязь. Императорский кортеж торопился к Разлому.
Перед глазами Императора неотступно стояла белая тень. Этот враг пострашнее Сежес и иже с ней. Изрыгнутая враждебной всему на свете бездной, тварь будет сеять вокруг себя смерть и разрушение… но не только. Пророчества! Вновь чёрные пророчества великих бедствий! Императору уже довелось убедиться в том, что подобные предсказания имеют дурное свойство сбываться.
Ждать и мешкать нельзя. Император словно наяву видел закатившиеся глаза Агаты; сердце его билось ровно, гнев превратился из пожирающего самоё себя зверя в отточенное боевое копьё. Он найдёт ту белую тварь, и она заплатит за полусмерть Тайде. Его, Императора, не страшат никакие пророчества. Однако он должен убить вырвавшуюся на свободу бестию прежде, чем она наделает слишком уж много бед.
Император взял с собой весь легион Серебряных Лат, всю стражу Вольных и всех имперских стрелков. Получилось внушительное войско. Правда, ни одного мага в нём не было – но Император привык уже рассчитывать только на себя, а не на заёмную силу. Хотя латная перчатка тоже была заёмной… но об этом пока лучше не думать. Само собой, настанет момент, когда придётся платить и по этим счетам – но тогда мы и будем платить. Не раньше и крайне желательно – только сами. Больше никто.
Несколько стремительных переходов – и конная стража, значительно опередив легионеров, окажется у Разлома. Там начнётся главное – начнётся охота на небывалого зверя, охота, которой не будет равных; он, Император, не имеет права отступать, пока чудовище бродит по его земле.
Император не боялся оставить Мельин. Кому нужна груда развалин, сейчас вся покрытая сетью строительных лесов? Возможно, Сежес и подняла бы мятеж, но имперская казна была надёжно упрятана, и Император надеялся, что даже Радуге не удастся так просто разрушить охранные чары.
Кроме того, от исчезнувшего Фесса осталось кое-какое наследство: зелёный Искажающий Камень, найденный на том месте, где разыгралась последняя схватка за Алмазный и Деревянный Мечи. Камень подобрали Дану – и выдали его Империи согласно мирному договору. Им самим злобный хумансовый артефакт был не нужен – они не имели к нему ключей, – однако продать его Империи им удалось весьма и весьма выгодно.
Этим-то Искажающим Камнем и был запечатан проход в пещеру, где хранилась сокровищница. Сочетание чар Камня и белой перчатки, Императору хотелось верить, создаст заслон даже перед мощью Сежес. Хотя чародейка в последнее время настолько напугана Разломом…
Местность вдоль тракта становилась всё пустыннее. Брошенные деревни, зарастающие поля, повалившиеся плетни – всё говорило о близости чудовищного шрама на теле Империи. Землепашцы ушли отсюда, ушли на восток, на юг, на освободившийся, если верить магам, от Смертного Ливня север. Империя не препятствовала.
Разумеется, ушли не все. Иные, особо жадные до земли, занимали наделы соседей; так появлялись большие, богатые хутора – избавленные от баронских, церковных и орденских тягот, неся повинности только перед Империей, они дадут в этом году немало стеба и – хотелось верить – преданных солдат.
Ближе к Разлому начались леса. Здесь уже не осталось совсем никого – зачем ломать спину и расчищать новые пашни, если у тебя за спиной сколько угодно уже готовой, брошенной?
Кортеж заночевал на первой заставе стражи Разлома. Стоявшие здесь легионеры охраняли не столько людей, сколько сам Разлом – чтобы к нему не шастали любопытствующие, которых тоже хватало. Сорвиголов заворачивали назад, или, если они очень уж упорствовали, им предлагалось тут же, на месте, завербоваться в легионы. Иные соглашались…
Император выслушал рапорт командовавшего заставой урядника. Всё спокойно, ничего подозрительного не отмечено, на прошлой неделе ещё трое молодых парней пришли, чтобы вступить в стражу…
– Хвалю, – отрывисто сказал Император. – Продолжай нести службу.
Агата, бледная как смерть и уже сама не слишком отличимая от так напугавшей её Белой Тени, неслышно проскользнула в отведённую под императорский покой комнату. Последнее время она почти ничего не ела, только пила воду. Несмотря ни на что, она категорически отказалась остаться в Мельине.
– Я буду всюду, где и ты. Даже в самой гуще сражения. – непреклонно отвечала она в ответ на все уговоры Императора. Понимая, что удержать Тайде можно только силой, Император не стал настаивать.
– Ты что-то почувствовала? – спросил Император, войдя следом за Агатой.
Девушка-Дану кивнула.
– Она почувствовала меня. – Тайде слабо улыбнулась. – Теперь вам не придётся долго гоняться за
