– Не может быть, – ровным голосом перебил Неясыть. – Двадцать пять квадратных лиг – чтобы покрыть их все телами, нужно более трёхсот двадцати миллионов трупов. Во всём мире даже сейчас не наберётся более пятисот миллионов живых.
Декан изумлённо воззрился на него. Тот продолжал, как ни в чём не бывало:
– Средний рост воина с шлемом – две эбинских сажени. Ширину, завышая для простоты и опять же учитывая доспехи, примем за полсажени. Значит, труп, лежащий на спине, занимает ровно одну квадратную сажень, В эбинской лиге три тысячи шестьсот саженей, следовательно, двадцать пять квадратных лиг – триста двадцать четыре миллиона квадратных саженей. А поскольку мы выяснили, что на каждый труп в среднем требуется одна квадратная сажень, то…
Декан оскорблённо молчал.
– На что тут обижаться, это ж правда, – равнодушно заметил Неясыть. Казалось, ему всё равно, как отнесётся к нему его будущий наставник.
До самого входа в главный корпус Академии они шли молча.
– Ну конечно же, тела лежали не как селёдки в бочке, вплотную друг к другу, – наконец проворчал Тёмный, когда они оказались на отдраенном до нестерпимого блеска крыльце, выложенном слитками чистого серебра. Истёршиеся регулярно менялись, чтобы, упаси Спаситель, нигде не возникло и малейшей впадинки, способной опозорить цитадель Высокого Волшебства.
Фесс невольно помотал головой. Что на него нашло? Он слишком уж заигрался в этого холодного и пустоголового парня, того и гляди новая маска станет настоящим лицом! Он же был совсем, совсем не таким!
– Прошу простить меня, милорд декан. – Неясыть – Фесс постарался вложить в эту фразу побольше теплоты. – Я… я не хотел.
Жёлтые глаза вновь воззрились на него – пристально и остро.
– Заигрался, парень? – негромко спросил декан. – Да, да, понятно, понятно… ну что ж, забудем.
Они миновали крыльцо, поднявшись по блистающим ступенькам. Новоиспечённые аколиты, которым ещё только предстояло стать настоящими магами, в почтительном, торжественном молчании рассаживались на длинных, натёртых до блеска жёлтым воском скамейках в просторном актовом зале. У дальней стены зала, украшенной жуткими мордами каких-то мумифицированных страшилищ, проходило возвышение, нечто вроде длинной кафедры, за которой сейчас вновь расселись все двенадцать деканов и ректор. Фесс – Неясыть заметил, что «его» декан сел с самого краю, два кресла рядом с ним остались свободными, третье же занял сам ректор – вроде как «принял удар на себя».
Теперь речи стали ещё более пространными. По очереди вставали все деканы, подробно рассказывая о своих факультетах, программах, кафедрах; Фессу смутно припоминалось, что такое уже случалось в его жизни, он явно где-то учился – уж не той ли же магии?..
Слушал он не слишком внимательно, доверившись навыкам, – и они не подвели, чётко вычленив из словесных кружев только нужное, однако ничего не забыв и не упустив.
Сперва все аколиты посещали факультет общего волшебства, с кафедрами формул астрала, магии предметной, мысленной, ритуальной, общей стихийной. Здесь же имелась кафедра принципов, где новичкам втолковывали общие правила составления новых заклятий. Было и ещё несколько кафедр, которые Фесса потянуло назвать «общеобразовательными»: высшего счёта, движения тел, элементов и элементалей, топонимики, древней и новой истории. Всё это занимало без малого целых два с половиной года. По истечении их аколит считался уже не Учеником, а Подмастерьем и ног носить при себе короткий резной жезл, как знак своего умения.
В середине третьего года учебы начиналась специализация. Отдавшие свои шары факультетам стихийной магии начинали совершенствоваться в тонких принципах управления четырьмя великими первоначалами; те, чей выбор пал (и совпал) на алхимиков, целителей, священнослужителей или же занимавшихся Нелюдью, уединялись в лабораториях, скринах и бестиариях. Там они проводили ещё три полных года, после чего следовала двенадцатимесячная самостоятельная работа, заканчивавшаяся оформлением трактата и защитой его перед советом ученых мужей Академии: трактат посвящался или разработке новой трёх – четырёхзвенной системы заклятий, или описанию нового вида нечисти (недостатка материала не ощущалось. Змеиные леса к востоку от Кинта и на островах Огненного архипелага с готовностью выбрасывали из своих глубин всё новые и новые виды страшилищ), или изучению свойств нового эликсира. Архивисты сдували пыль с пожелтевших хроник – их в подвалах Академии хранилось ещё на много поколений историков, – и примерно тем же занимались знатоки древней магии, старательно исследуя свойства попадавших в руки Академии старых амулетов и оберегов.
Защитив и сдав на вечное хранение в архив Академии свой трактат, аколит переставал быть, собственно говоря, аколитом, Учеником или Подмастерьем, превращаясь в полноправного мага, которому разрешено носить вожделенный длинный посох. После выпуска маг считался свободным и мог заниматься чем угодно, лишь не забывая платить в пользу выучившей его Академии необременительный, но ежегодный налог. Отчего-то никому и в голову не приходило от него уклониться. Ректорат помогал тем, кто хотел найти работу или по каким-то причинам не мог вернуться в родные места – все земли, все города от Волчьих островов до Огненного архипелага, побережья Моря Ветров, Надежд и Призраков – отовсюду короли и герцоги, свободные бароны и вольные купеческие города – все слали снабжённые множеством печатей грамоты-прошения. Жаркому Кинту, например, требовались адепты водной стихии и мэтры-знатоки Нечисти – во множестве. Оно и понятно, Змеиные Леса занимали половину территории огромного острова Кинт и джунгли не собирались останавливаться на достигнутом, упорно наступая на возделанные людьми земли.
Всё время, пока шла учёба, аколиты жили прямо тут же, в Академии, при своих факультетах, вокруг зданий которых выросли настоящие городки. Всё в Академии блистало чистотой, нигде ни облупившейся краски, ни поломанной дощечки, ни выбившегося кирпича… Слугами здесь были мелкие зеленокожие гоблины, мирные, тихие, покорные, куда как отличавшиеся от орков, своих более старших собратьев, полным отсутствием свирепости, воинственности и какого бы то ни было боевого духа. Судя по всему, положение вечных слуг, покойная сытая жизнь полностью устраивала эти создания. Но не Фесса. Неясыть – Фесс и его декан медленно шли по дорожке, обсаженной цветущей сиренью (цветущей, несмотря на неподходящее время года) и вымощенной сиреневатым же, в тон, камнем.
– Сейчас повернём направо – и дома. – В голосе Тёмного слышалась горечь.
Территорию Академии надвое рассекал глубокий канал, подъятая магией из глубин вода текла к морю. На берегу стояло длинное одноэтажное белокаменное здание под рыжей черепицей, удивлявшее даже на первый взгляд своей неухоженностью. Половина окон зияла выбитыми стёклами; на кровле тут и там видны были широкие, кое-как забитые полусгнившими досками прорехи. Деревянное крыльцо покосилось и отчаянно скрипело, словно жалуясь на судьбу.
– Нам сюда, – смущённо сказал Тёмный. Фесс… или нет, скорее, это был именно жестокий и равнодушный Неясыть, посмотрел в этот миг на декана с плохо скрытым презрением.
– А что ты хотел, мальчишка?! – внезапно взорвался чародей. – Поступил в учение к Тьме и хочешь, чтобы здесь, в цитадели Белого Совета, тебя встречали фанфарами и фейерверками?! Один я тут, понимаешь, уже сколько лет – один! Кабы не я, эта развалюха давным-давно бы уже сама рухнула. Так что половину своего времени я тут на лесах провожу… латаю, что ещё можно подлатать.
– Стропила просели, – чуть виновато сказал Фесс. – Менять надо, пока вся кровля не поехала…
– Менять, менять… сам знаю, что менять, – уже куда тише проворчал декан, видимо, успокаиваясь. – Да только как это поменяешь? Сам я такой магией не владею, А эти… остальные… как говорится, зимой снега не допросишься. Мы же Тёмные!
– А друг с другом? – осторожно полюбопытствовал Неясыть – Фесс.
– А друг с другом они очень даже ничего, – признался декан. – Они не злодеи. Неясыть, никого не угнетают и не убивают. И перед Святой Инквизицией за схваченных всегда заступаются, когда могут, – выкупают, выменивают… я слышал, даже сбежать кое-кому помогли.
Он с натугой, несмотря на всю свою явно громадную и нечеловеческую силу, отвалил тягостно скрипнувшее полотно двери, сработанное из каких-то чёрных костей неведомого чудовища. Основу составляли два перекрещённых витых рога; покрывавшая некогда их поверхность тонкая резьба успела
