эликсира растекались по лезвию ритуального серебряного кинжала – тупого, как и положено при схватке с бестелесным врагом, стражем могилы. Эликсир Фесс варил сам, и это была первая партия, признанная Темным пригодной для дела. Остро пахнущие кислым капли растекались по металлу сплошной неразрывной плёнкой, покрывая рельефные изображения шести персонификаций Тёмных Сил – Зенда и Дарра изображены были в виде обнажённых красавиц, застывших в весьма соблазнительных позах, Аххи почему- то представлялся в виде покрытого чешуёй спрута, Сиррин – громадной птицей, у которой вместо головы был нагой человеческий череп, Шаадан имел облик слона о трех хоботах и, наконец, Уккарон, хозяин Чёрной Ямы, представал на ритуальном кинжале в виде клубистого облака с громадной пастью. Каждый из этих символов отражал какую-то из сторону присущей им Силы: и, конечно же, не имел ничего общего с подлинным обликом Сущностей.
Когда тёмная пленка полностью покрыла клинок, Фессу показалось, что изображения ожили: Зенда вызывающе подмигнула и ещё больше отставила зад, Аххи пошевелил щупальцами, Уккарон лязгнул зубами. Это было хорошо, это означало, что связь с Тёмной Стороной установлена, и Фесс может воспользоваться заёмной силой – дабы не давать лишних поводов к волнению милорду ректору, бдительно следившему за каждым проявлением собственной силы молодых аколитов.
– Zaeonda, Yccaroon , Ahhe! – зашептал Фесс, вперяя взгляд в изображения на ритуальном кинжале. – Shaaeraonn! – Серебряное лезвие дрогнуло, очертания его стали расплываться, вперёд, к противоположной стене, потянулся призрачный двойник клинка, с каждым мгновением увеличиваясь в длине.
– Hollme! – обратился Фесс к окаменевшей глине. И продолжал шептать слова на древнем языке Ночи, языке, созданном великими чародеями прежде, чем соединённые рати Света одержали свою первую решительную победу. Год 112 до Пришествия, 1 января, Кинт Ближний, Аррасская равнина, излюбленное место ратоборцев всех времён и народов.
Прозрачный сероватый меч, выраставший из руки Фесса, коснулся глинянной заплаты, и она немедленно пошла трещинами. Куски её неправдоподобно медленно падали на пол, оставляя за собой в воздухе тонкие следы пыли. Фесс вперил взор в открывшуюся щель – показались, как он и предвидел, желтоватые кости. Значит, всё-таки могила…
А в следующий миг из трещины прямо на пол, на обугленные кошачьи останки хлынул поток весёлого яркого золота.
Древние монеты и небольшие слитки с клеймом давным-давно сгинувшей старой Империи, жалкий остаток которой со столицей в Эбине всё ещё тщился представить всё так, будто дни величия вот-вот вернутся.
Неясыть молча стоял, глядя на поток драгоценностей. Судя по всему, здесь их хватит, чтобы купить весь Ордос, да ещё – на сдачу – прихватить заодно и все герцогства Изгиба. Эвенстайн и Бахмут – или кто на самом деле скрывался под этими масками – предложили поистине царский аванс.
И тем не менее Неясыть не нагнулся. Его руки так и не коснулись сокровища. Он лишь вытер проступивший пот, присел на корточки и неспешно, постоянно останавливаясь и проверяя себя, принялся плести заклятие, что смогло бы восстановить здесь все, как было. Заклятие это изучали только на старших курсах, однако Фесс, движимый каким-то наитием, упросил Тёмного объяснить ему это пораньше. Заклятие восстановления обошлось Фессу в три дополнительных цикла лекций с упражнениями, но результат того стоил. Не пошевелив пальцами. Неясыть заставил все золото вновь убраться в развороченную могилу, заделал трещину в глине. Когда он двинулся прочь, ничто в склепе не напоминало о его пребывании здесь.
Кроме, конечно, памяти стража могилы, но у кого дойдут руки его допрашивать!..
Итак, Бахмут с полуэльфом не лгали. Золото – вот оно, только протяни руку. Интересно, если эти Мечи имеют столь высокую ценность, то почему бы ему, Фессу, не прибрать их к рукам самому? Неужто его работодателям не приходила в голову подобная возможность? Или они – те самые загадочные «маски» – настолько презирают ничтожного смертного, что считают: он с лёгкостью заглотнёт любой крючок, стоит только поманить его золотым блеском? Непонятно. А в таком положении волей-неволей инициативу следует предоставить противнику. И тем самым, увы, отдать ему и преимущество первого удара.
Фесс незамеченным, как ему казалось, выбрался из катакомб, Уже наступила ночь, он провёл под землёй куда больше времени, чем рассчитывал, – обычное дело, когда пускаешь в ход сильную магию.
Распахнув плащ и подставив прохладному ночному ветру мокрую от пота грудь, он брёл по узким улочкам старого Ордоса. Город отнюдь не собирался спать. Давно утихли весенние штормы в Море Призраков, от берегов Мекампа и Салладора тянулись вереницы пузатых купеческих кораблей, другие поднимались с юга, от Кинтских Врат, третьи шли с запада, из Кинта Дальнего и Семиградья.
Трактиры и таверны были открыты всю ночь до рассвета. Пользуясь негласным противостоянием Академии и Святой Инквизиции, в Ордос стекались десятки и сотни жриц уличной любви, они бежали от угрозы костра или верёвки за занятие своим промыслом. Городские старшины Ордоса не препятствовали. Делай что хочешь, только плати налог. И девушки платили – потому что лучше расстаться с третью заработка, чем оказаться подвешенной вверх ногами над медленным огнем – так обычно расправлялись с гулящими девицами, например, в Области Святого Престола. Не лучше обстояло дело и в Эгесте, и в Империи Эбин – всюду, куда сумела протянуть свои цепкие лапы Святая Инквизиция.
В сумерках никто не замечал чёрного браслета на запястье Фесса, тёмные же плащи в Ордосе, само собой, носили многие; понятно, что девушки, видя прилично одетого молодого человека, не отличавшегося уродством, слетались к нему, точно мухи на мёд.
– Эй, красавчик, не прогуляешься со мной?..
Перед Фессом возникла совсем ещё юная девчонка, вызывающе и ярко накрашенная. Низкий вырез платья обнажал значительную часть красивой и соразмерной груди.
Фесс невольно замедлил шаги. Академия там не Академия – ему было отнюдь не сто лет, и старческим бессилием он не страдал.
– Ну так что, красавчик, а? – Девушка с вызовом подбоченилась.
Она была хороша. Мягкий овал лица, выгнутые дуги бровей, задорный, отнюдь не портящий её курносый нос… Однако от неё пахло дорогими благовониями, и Неясыть тотчас же насторожился. Откуда у уличной девицы такие деньги? Богатых клиентов в переулке не ловят. Почтенные негоцианты посещают благоустроенные роскошные бордели. Но эта девчонка, несмотря на чисто вымытые волосы и блестящие здоровые зубы, отнюдь не походила на обитательницу подобного заведения. Зверь внутри Фесса подобрался, почуяв неладное.
– А дорого ль возьмёшь? – поинтересовался он, глядя как бы ей в глаза, но в то же время стараясь рассмотреть, что происходит в глубине полутёмного проулка – они с девицей стояли как раз под фонарём.
– Два цехина за любовь да цехин на булавки, – хихикнула она, хватая Фесса за плащ и чуть ли не повисая на нём. – Что, красавчик, денег стало жалко? Иль к жене идёшь? брось, я тебя лучше любой жены ублажу.
Во мраке шевельнулась какая-то тень. В следующий миг Фесс разглядел пару согнутых фигур, крадущихся вдоль стены. В руке у каждого было по кривому матросскому ножу.
Вместо ответа Фесс поддёрнул плащ, явив взорам девицы чёрный браслет.
– Ой! – Девчонка прикрыла рот ладошкой. Глаза ее округлились.
– Скажи своим ребятам, чтобы поискали себе другую добычу, – мягко сказал Фесс. – Я вам не по зубам, красавица.
– К-каким ребятам?.. – пролепетала она, и в голосе её Фесс почувствовал неподдельный, животный ужас. Или она – превосходная актриса, или…
– Эй, вы, там – назад! – гаркнул Фесс, поднимая левую руку. – Или глаз лишились?
Чёрный браслет блеснул в лучах качающегося над головами фонаря. Простой чёрный браслет, но в Ордосе слишком хорошо знали, кто имеет на него право. Правда, разбойники тоже оказались не робкого десятка. Какое-то время они колебались. Наконец старший невнятно выругался, и пара, повернувшись, скрылась в каком-то глухом дворе.
Дрожащая девушка крепко прижалась к Фессу.
– Спасибо, что прогнал их… Что ты им показал, браслет? Ты из Академии? Фесс молча кивнул.
