которого в глазах вспыхнули искры – мёртвые не промахиваются. Фесса опрокинуло на спину, и он с ужасом увидел медленно наклоняющуюся над собой распахнутую пасть с чёрными пеньками давно сгнивших зубов. Мертвец даже прошипел нечто вроде «Предатель!» – настолько велика была владевшая им ненависть. Ведь, по сути, сам по себе оживший труп был ни в чём не виноват – им, словно куклой, двигали совсем иные Силы.
Нож исчез из рук Фесса. Порез на руке успел затянуться. Оставалось только одно средство, и теперь уже всё зависело только от его, Фесса, силы воли.
Жить, подумал он, пока жуткая харя клонилась к нему, явно намереваясь вцепиться остатками зубов в горло – не прокусить, а разорвать его. Жить, хоть как, но жить! Я не ваш, я продержусь! Как угодно, но продержусь, любой ценой!
Любой? – казалось, насмешливо откликнулась Судьба. Ну что ж, некромант, попробуй…
– Держись! – крикнул знакомый голос. Великая Тьма, откуда здесь, Б испытании, взялась Атлика?..
Раздумывать времени не было. Фесс ударил всеми оставшимися силами, вдавливая мертвеца обратно в вытолкнувшую его было землю, гася, точно сапогом угли тлеющего костра, то злое подобие жизни, что разжёг в мёртвой плоти хитроумный малефик…
Неясыть словно сам тащил из себя живую кость. Боль пронзила внутренности, он заорал от нестерпимой муки, сам не слыша своего крика, – но мертвецу пришлось и того хуже. Незримый молот рухнул прямо на голый череп, обломки кости брызнули в разные стороны, земля расплескалась вокруг неупокоенного, точно вода, чёрный водоворот втягивал бьющийся в посмертной агонии костяк, увлекая его всё глубже и глубже, мимо самой плоти этого мира, вовне, в безграничность, туда, где, наверное, обитали те самые многоножки, что умели обернуться юными красавицами, перед тем как пожрать саму душу своей жертвы.
– Неясыть! – Атлика приподняла его голову. Глаза у девушки были сейчас как два блистающих чёрных камня – ни белков, ни радужки.
И за ней тянулся явственный чёрный след, след крови и чужих мук.
Она – малефик? Приносила в жертву детей – может, даже на могилах их родителей? Она будоражила мёртвых? Зачем, почему, для чего?..
«Болван! – вспыхнуло в мозгу. – Забыл последние слова Тёмного ? „Это подло, Анэто!“ – выкрикнул Даэнур. Пытался остеречь, предупредить… а ты – ты решил, что и впрямь действуешь в реальном мире, забыл, что ты – на испытаниях, ч… что стоило опытному магу проследить твою приязнь и беспокойство? Светлые не могут чувствовать нас. Тёмных магов, говорил учитель. Но зато они здорово наловчились ловить нас на живцов, добавил бы теперь сам Фесс».
Беги, захотелось крикнуть ему – язык отказался повиноваться Неясыти. Мир испытания вокруг него стремительно таял, декорации уступали место настоящей реальности – и оторопевший Фесс понял, что лежит на плитах широченного двора Академии, лежит посреди расставленных тут и там игрушечных домиков в половину человеческого роста. Здесь была и церковь, и дома, и искусно выполненное кладбище, ограждённое серыми камнями… Кусты и деревья тоже имелись – карликовые, растущие в глиняных кадках, но очень похожие на своих нормального роста прародителей. Всё было как и положено на испытаниях – и даже многоликая толпа, обступившая эту импровизированную сцену. Невольно Фесс поискал глазами Атлику, ожидая увидеть её закованной в цепи и уже влекомой на казнь, – и облегчённо вздохнул, не найдя её среди обступивших людей… Мельком оглядел себя – запёкшаяся кровь на запястье, грудь ноет от удара – наверное, здоровенный синячище будет: а так ничего, вроде бы цел…
– Добрые студиозусы, почтенные мэтры, милорды деканы! – прозвучал над толпой голос ректора Анэто. – Испытания завершены. И теперь я должен задать досточтимому ректорату вопрос – достоин ли сей аколит досрочного вручения ему посоха мага с признанием за оным аколитом всех прав, равно как и обязанностей практикующего чародея-некроманта?
Ни слова об Атлике. Ни слова. Но ищейки отцов-экзекуторов наверняка уже рвут поводки и захлебываются злобным лаем…
– Позвольте мне, о досточтимый и высокоучёный милорд ректор, – неожиданно прозвучал сильный звучный женский голос, низкий и волнующий. – Конечно, я не являюсь членом почтенного ректората, я всего лишь исполняю скромные обязанности управляющей Волшебным Двором…
Мегана! Быстры ж твои тропы и твои кони, волшебница, как видно, ты очень торопилась. Вот только зачем?
– Моё мнение однозначно – прекрасная работа. Аколит явил и мужество, и твёрдость духа, и настойчивость в достижении цели… качества, которым могли бы позавидовать добрые студиозусы иных факультетов! Как жаль, что все эти таланты достались Тьме… я могу только скорбеть об этом. Но сей аколит Неясыть, бесспорно, заслужил посох. Ему нечего делать в Академии, тем более если северные города страдают от нашествий неупокоенной нечисти. Простите меня, милорд ректор, за столь бурное изъявление чувств и за взятое у столпов ректората слово. Скромно уступаю трибуну тем, кому положено судить и выносить вердикты…
Фесс обратил внимание, что в продолжении всей речи Меганы никто в толпе, похоже, не решился даже вздохнуть. Только теперь Неясыть смог её разглядеть – когда она аккуратно садилась в почтительно пододвинутое деревянное кресло.
Ничего в ней не было на первый взгляд ни смертоносного, ни властного. Невысокая, с длинными тёмно-русыми волосами, по-девичьи заплетёнными в косу, которую она носила перекинув на грудь. Коса, конечно, была знатной – толщиной в полторы руки и длиной чуть ли не до колен; никаких украшений, скромное серое платье с глухим воротом под горло, длиной до самых пят: ничего особенного, ничего, кроме ауры Силы. Она слепила и обжигала, словно Солнце; собственно говоря, прочесть эту ауру никто бы и не смог как раз из-за этого сияния.
Да, перед такой волшебницей не зазорно было снять шляпу самому милорду ректору.
Правда, после короткого слова Меганы никому отчего-то не захотелось выступать «против». Деканы вставали один за другим, коротко роняли «согласен», или «я за», или «не возражаю». Последним встал Анэто.
– Поздравляю тебя, Неясыть, – мягким и дружелюбным голосом сказал он. – Ты доказал, что можешь быть некромантом… прекрасным некромантом, да простит мне Совет такое сочетание слов. Конечно, ты бы мог шлифовать и оттачивать свой талант и дальше… но время тревожное, и твоё… гм… умение нужно многим и многим людям. Мы не сомневались, что ты выдержишь испытание, и ректорат заранее приготовил тебе рекомендательные письма. Тебя ждут в Семиградье, в Арвесте – это на побережье Моря Ветров, у самого Железного Хребта, рядом с Лесными Кантонами, – они, кстати, тоже нуждаются в твоих услугах. Прими же свой посох и собирайся. Тебя отвезёт корабль Академии – ведь порт закрыт из-за ещё не до конца побеждённого мора. Прощай, аколит Неясыть… твой наставник уже несёт сюда посох… преклони же колени и прими знак своего магического достоинства, твоё оружие и твой инструмент!
Фесс несколько мгновений поколебался. Встать на колени перед всей этой толпой? Перед испытующим взглядом Меганы – ох, не нравятся мне её похвалы, ох как не нравятся! И что, что же случилось с Атликой? Неужели они её выследили, выследили из-за меня?!
Шагнувший к Фессу Тёмный был сейчас и в самом деле мрачнее тучи. Блеск жёлтых глаз потух.
– Опустись… пожалуйста! – едва слышно шепнул безгубый рот. Фесс сжал кулаки и последовал совету.
Даэнур торжественно протянул посох. Фесс принял его обеими руками, удивившись тяжести – таким оружием и впрямь запросто можно было убить. Отполированный каменный шар был размером с детскую голову; им, наверное, легко проламывать и стены, если, конечно, он достаточно крепко приделан, невольно подумал Фесс.
Вокруг царило гробовое молчание. Академия безмолвно взирала на вручение аколиту чёрного посоха – впервые за незнамо сколько лет. Одновременно сам собой расстегнулся браслет на левом запястье Фесса; Даэнур ловко подхватил его.
– Твой браслет останется здесь на вечные времена, – провозгласил Анэто. – Тебе осталось только получить кольцо, которое ты сможешь вручить тому, кто достоин, по мысли твоей, обучаться здесь, в нашей Академии…
