развороченных могил вверх ударили фонтаны земли: словно сама Великая Живородящая отторгала восставшие против жизни бренные останки. Остатки гробов, не пошедших в дело костей – всё это взвилось в воздух, в тот же миг вспыхивая уже нормальным, человеческим, всеочищающим живым огнём.
Фесс почти терял власть над Силой, отчаяние и боль умирающих преобразовывались во всесокрушающую жажду разрушения; он чувствовал за спиной гнев и ярость Этлау, понявшего, в чём дело, – ну куда ж ему, святому магу, было перехватить обратно нити управления Силой у истинного адепта Тьмы!
Покончив с костяными гончими, сотворённый Фессом ураган ворвался на погост. Буйный вихрь, в котором тьма была перемешана с огнём, вскрутился тугой спиралью, играючи переворачивая могильные плиты, разбрасывая землю – он рвался вглубь, туда, где дремали чудовищные коконы костяных драконов, тварей, перед которыми те же гончие показались бы жалкими щенками.
Они ещё спали, они еще видели сладкие сны, полные кошмарных видений – пылающие города, беспощадно избиваемые толпы, – когда сверху к ним ринулись не менее жадные и не менее смертоносные щупальца сотворённого Фессом вихря. Земля расплёскивалась перед его натиском, словно вода; сам Неясыть быстрым шагом шёл вперед, к погосту, оставив за собой обмершую толпу и застывшего в немой ярости Этлау; инквизитор давно бы уже скомандовал прекратить пытку или просто убить несчастных, если бы не понимал, какая Сила обрушится на него уже в следующий момент. И ему ничего не оставалось, как скрежетать зубами и ждать.
«Непременно напишет доносы всюду, куда только сможет», – с какой-то весёлой злостью подумал Фесс. Кровь бурлила, огонь Силы заставлял её просто кипеть, Неясыть догадывался, что и сам сейчас едва ли особенно сильно похож на человека – может, как раз на ту громадную сову, что поделилась с ним своим именем?..
Он оставил позади деревню. Он понимал, что поступает глупо, что надо было дать вихрю возможность разделаться и с драконами, однако ему, Фессу, как никогда нужна была сейчас рукопашная. Твари, конечно, не станут покорно ждать конца. Уже сейчас толстые коконы трещат по швам, костяные драконы не из тех, что так просто расстанутся с жизнью, пусть даже с тем кошмарным и мучительным даже для них подобием, что их наделила Судьба; они будут драться. Обречённо, без надежды на победу, но будут. В другое время Фесс никогда бы не рискнул пойти на подобную схватку, но сейчас, и особенно после увиденного!..
Он уже стоял на могиле, когда из ближайшей разрытой вихрем ямы начала подниматься чудовищная голова – нет, не благородный истинный дракон, обитатель гербов и персонаж героических баллад, а кошмарное порождение того неведомого мира, где всё, лаже самая мельчайшая частица, абсолютно и полностью враждебны человеку.
Третья стадия неупокоенности – когда из бренных останков начинает создаваться новая сущность, когда могильная земля становится плотью, а полусгнившие кости внезапно начинают расти, жадно втягивая в себя жизненные соки. Человеческий череп – целый и невредимый – внезапно становится глазом, чудовищно удлинившаяся многосуставчатая рука – хвостом, рёбра превращаются в крылья, а уж челюсти – и вовсе ни на что не похожи.
Фесс больше не мог ждать. Тварь ещё не выкарабкалась на поверхность, скрипя и хрустя сочленениями, а черный посох уже ударил острым, холодным железом окованным концом прямо в безглазый череп, откуда тянулись, жадно ощупывая мир, незримые нити колдовского зрения монстра.
Брызнула неправдоподобно белая и чистая кость. Посох глубоко вошёл в плоть чудовища, круша магические связки, поддерживавшие воедино исполинскую тушу; Неясыть налёг на венчавший его оружие камень, посох уже не просто пронзал, он вспарывал тело врага; и, едва только окованное остриё вырвалось наружу, дракон весь словно бы взорвался изнутри, подобно костяным гончим несколько минут назад.
– Один, – громко сказал Фесс.
За первым гадом последовали и остальные. С какой-то гибельной лихостью Неясыть не стал ставить защиту, вбрасывая всю до капли Силу в свой посох, уже раскалившийся в руках молодого некроманта. Он дрался им, словно диковинным подобием и меча и копья одновременно. И – о чудо! – внезапно начало вспоминаться, казалось бы, начисто и намертво забытое боевое искусство; власть над собственным телом была упоением, счастьем, восторгом.
Последнего, шестого, дракона Фесс уложил голыми руками, когда боевое опьянение достигло пика. Он понимал, что из обеих жертв сейчас уходят последние капли жизни – и эти последние капли наделили Фесса такой мощью, что он, подобно северянам – берсеркам, отшвырнул собственный посох, ринувшись к последнему врагу и схватившись с ним грудь на грудь. Это было уже за пределами разума и рассудка – живая человеческая плоть против плоти мёртвой, специально созданной для умерщвления других; кулак Фесса врезался в потянувшуюся к нему лапу, всю усаженную острыми костяными шипами, – и шипы бессильно ломались, столкнувшись с незащищённой никакими доспехами кожей смертного. Подпрыгнув, Фесс обхватил обеими руками уродливую голову, пригибая её к земле; затрещали позвонки зверя, Неясыть рванул в последний раз – громадная башка осталась у него.
Сражение закончилось – и как раз в этот миг иссякла лившаяся Сила. Правда, и того, что Фесс не успел израсходовать, хватило, чтобы намертво запечатать уже опустевшие могилы и заставить подняться поваленные могильные камни. Пусть люди, как и встарь, приходят сюда, ведь поминание нужно не тленным костям, но душе ушедшего, временами незримо витающей возле своего надгробия.
Фесс подобрал посох и неверной походкой двинулся назад. Ничего хорошего он не ожидал; расчёт был лишь на то, что перепуганные селяне не решатся его тронуть, а с отцами-инквизиторами он справится.
– Сюда, мэтр! – внезапно раздался вопль гнома, Сугутор вырвался из темноты, таща за собой храпящих, упирающихся лошадей. – Скорее, мэтр! Этот Этлау ведёт сюда народ… кончать вас, милорд! Надо уносить ноги!
– Погоди, Сугутор, зачем нам убегать, мы же не…
– Ну да, ну да, мы ничего не нарушали или же нарушили всё, что можно, это уж как повернёшь! Бежим, мэтр, иначе вам придётся убивать этих дураков несчастных, прости им Спаситель их прегрешения! На коней, мэтр, на коней!
Неясыть стиснул зубы. Позорно бежать после своей победы! Нет, это выше его сил!
Тем не менее в седло он поднялся.
– Да что же вы стоите, мэтр! – простонал гном. – Удираем отсюда, пока целы!
– А ты разве забыл, что нам надо получить подтверждение упокоенности кладбища? – внезапно вспомнил Фесс. – А кто нам сможет его выдать? Только местный настоятель вкупе с сельским старостой!
– Какое подтверждение, – завопил несчастный гном, – какое подтверждение, если они сейчас начнут с нас головы снимать! Ой, ой, ой, ну вот, все они уже здесь!
Из-за поворота дороги выплеснулась толпа – множество факелов. Огненные точки запрудили саму дорогу, растеклись окрест, быстро окружая скромный деревенский погост, только что ставший ареной отчаянной схватки.
– Хватайте его!.. Держите слугу Тьмы! Это они, они всё подстроили!.. Хватайте его, в оковы, на дыбу, на виселицу, в огонь!
Перспектива вырисовывалась не из весёлых.
– Эй, добрые люди! – выкрикнул Фесс, высоко поднимая посох. Камень в его оголовье внезапно ярко засветился, заставляя передовые ряды наступающих жмуриться и отворачиваться. – Кого это вы хотите хватать и вешать? Здесь нет никаких слуг Тьмы, а те, которые были, – уничтожены. И притом не милордом Этлау, а мной, скромным некромантом Неясытью. Хотите доказательств? Извольте, они тут, на кладбище, только нужно зайти и осмотреться как следует. Ну, кто первый?
Вилы и косы над головами толпы несколько приопустились. Это мог быть знак растерянности, а мог и напротив – готовности к атаке.
Чувствуя, что весы заколебались, вперёд очертя голову полез сам отец-экзекутор первого ранга.
– Чернокнижник! – брызгая слюной, заверещал он так истошно, что у Фесса заложило уши. – Ты нарушил договор, ты впустил сюда Тьму, ты обрёк всех здешних жителей на вечные муки, они будут
