шкуре почувствовала, чтоб до дна проняло напоследок! — выкрикнула Нэисс, резко отворачиваясь.
— Очень достойно чести благородных сидхов, очень достойно. — Тёрн вновь склонился над раненой, руки его снова заскользили по окровавленной одежде. Гончая задёргалась и застонала. Пальцы судорожно сжались, впиваясь в землю, скребя её, словно пытаясь невесть до чего добраться.
— И вторая иголка… и третья… — Дхусс в упор взглянул на сидху и отчеканил: — Ни одно живое существо, какие бы преступления оно ни совершило, не заслужило таких мук. Если оно обречено смерти по приговору справедливого суда — казнь должна совершиться молниеносно. Пытая и мучая своих врагов, пусть даже они причинили нам великое зло, мы становимся в ряд с ними…
— Шпаришь как по писаному, — усмехнулась сидха. — Тебя бы самого в Шкуродёрню, эту, как её, этику магии преподавать. Сказали б тебе там ученички, куда ты можешь засунуть себе свою этику… равно как и принципы.
— Принципы на то и принципы, чтобы никто и ничто не заставило тебя их куда-то там засовывать, — спокойно отозвался Тёрн. — Ага… четвёртая… ну всё, готово.
Гончая Некрополиса тем временем постепенно приходила в себя. Глаза мало-помалу обретали осмысленное выражение — большие, выразительные глаза, чёрные, словно подземный горючий камень. Ещё совсем недавно их покрывала пелена, сейчас взгляд прояснился.
— К-х-то… — прохрипела Гончая. — Кхто тхы?..
— Тебе вредно разговаривать, — осторожно ответил дхусс тихим спокойным голосом опытного врачевателя, разговаривающего с тяжелобольным пациентом.
— Гхде-е…
— Она тут, — Тёрн полностью проигнорировал яростный жест Нэисс.
— Онха-а… уб-хьёт…
— Успокойся. Никто никого не будет убивать. Во всяком случае, пока я здесь, ничья кровь не прольётся. Ни твоя, ни её. Обещаю тебе.
— Иа-ха… нхе-е… убхерегхла…
— Забудь об этом. Что было, то было. Лежи спокойно. Знаю тебе очень хочется пить, но этого пока нельзя. Потерпи, пока моё заклятье сработает. Тогда осуши хоть все здешние ручьи.
— Заботливый какой, — фыркнула Нэисс.
Сидха дрожала от негодования, когти выпущены, колени напряжены, тело готово к прыжку, и в то же время свойственным всем сидхам полузвериным чутьём она сознавала — на этого дхусса лучше не бросаться. Даже если тебе удастся застать его врасплох.
— Лежи, лежи, — Тёрн слегка похлопал Гончую по плечу. — Сейчас станет лучше. Ты уснёшь, и духи покоя снизойдут к тебе, унося душу твою в надзвёздные выси, где мириады сияющих огней, где нет ни зла, ни боли…
Голос Тёрна обернулся завораживающей, усыпляющей литанией. Повинуясь приказу, веки Гончей затрепетали, антрацитовые глаза закрылись.
— Спит, — удовлетворённо обронил дхусс-врачеватель, улыбнувшись и проведя пальцем по клановому знаку на щеке. Нэисс показалось, что на миг знак этот осветился изнутри.
Сидха наблюдала за Тёрном с возрастающей тревогой, смешанной с невольным почтением. Она всадила четыре Иглы в Гончую, обрекла ту на неминуемую и мучительную смерть не один раз, а четырежды — а этот непонятный, невесть откуда взявшийся дхусс (дикарь, каннибал, чудовище, согласно представлениям сидхов) играючи спас тварь Некрополиса, перебив боевое заклятье, которое Нэисс не без основания считала своей гордостью. Разве ее, Нэисс, сумели бы взять тогда, если б перед этим не опоили? А ведь точно, что опоили. Иначе как Гончая Некрополиса нашла бы её? И потом, в пути, постоянная слабость, непреходящий сон, сравнимый со смертью. А кто мог опоить — да только один человек, торговец, у которого она делала покупки прямо перед самым похищением… Проклятый Алаврус! Ну ничего, до него она доберётся, она ведь теперь свободна.
Собственно говоря, сидху здесь уже ничто не удерживало. До рассвета ещё далеко, но уйти она может прямо сейчас. Связываться с этим непонятным дхуссом — себе дороже, но и задержать её он вряд ли сумеет. И она, Нэисс, конечно же, уйдёт. Вот только докончит по возможности начатое дело.
Но, похоже, именно что «по возможности».
— Ладно, дхусс Тёрн, или как тебя там, — холодно сказала она наконец. — Ты сам делай что хочешь, мне всё равно. Но эту тварь я живой отпустить не могу. Понимаешь ты это или нет?
— Нет, не понимаю, — ровным голосом ответил Тёрн, безо всяких церемоний растягиваясь прямо на ковре из опавшей хвои. — Потому что причинить зло раненому — величайшее злодеяние. Дождись, когда она поправится. И вызови её на честный бой, если уж так жаждешь её смерти.
— Что?! Её? На честный бой?! — вскипела сидха. — Откуда ты взялся, дхусс-который-не-дхусс, с неба свалился?
— Этот вопрос к делу не относится, Нэисс. Я не желаю зла ни тебе, ни ей. Все войны и тому подобное — величайшие глупость и зло. Мыслящие не должны убивать мыслящих. Эта простая истина никогда не приходила тебе в голову? Кто-то ведь должен первым остановить этот кровавый маховик. «Мне отмщение, и аз воздам!» — издевательски передразнил он кого-то. — Эта девушка, Гончая, куда более несчастна, чем ты. Её наверняка купили на рабском рынке, видимо, показалась здоровее среди десятков других истощённых, запаршивевших, больных… Её пичкали отвратительными снадобьями — порядочный и честный алхимик такие никогда не станет составлять, даже под угрозой смерти и мук. Над ней творили жуткие обряды. Она в плену могущественных заклятий. С самого детства она не видела ничего… из того, что должна была видеть. Из неё сделали чудовище, но она человек, она жива, и значит — ничего ещё не потеряно.
— В каком бездной забытом монастыре тебе внушили этакую чушь?! — завопила сидха. — Ты что, не знаешь, как отступают на службу Некрополиса? Мастера ведь не только на рынке ребятишек покупают! «Придите к нам все, кто слаб, — мы дадим вам силу. Придите к нам все, кто обижен, — мы дадим возможность отомстить. Придите все, кому опостылел этот мир, — мы сожжём его, развеем пепел и вознесёмся на небо, к престолу великого Ома!» Эти твари сами сползаются в Некрополис! Чтобы там дали силу, дали власть пытать, мучить и убивать! Ничего другого им не нужно! Забыл уже, что три руны эта бестия получить-таки успела?! Скольких она убила ради этого?! Сколько погубила невинных?! А ты хочешь ей всё простить?! Никогда! Через мой труп, дхусс! Будем драться!
— Пустой разговор, — поморщился Тёрн. — Мы с тобой не судьи и уж тем более не палачи. И драться я с тобой не стану, не надейся. Всё, что я сделал, — это оказал помощь раненой. Тем более не забывай, что по закону Некрополиса она уже приговорена, самое меньшее — к зомбированию. Ты ускользнула, задание провалено. Никто из Мастеров и слушать не станет никаких её объяснений. Ты понимаешь, что она сейчас изгой в куда большей степени, нежели ты? Тебе есть куда возвращаться — а ей уже нет.
Сидха отвернулась. Кулаки крепко сжаты, когти спрятались.
— Мне тоже некуда возвращаться, — глухо проговорила она. — Все мои… вся моя Ветвь… Руками вот этой… твари…
Наступило молчание. Тёрн медленно поднялся на ноги и встал рядом с сидхой.
— Прости. Я не знал… Скорблю вместе с тобой, — тихо проговорил он. — Вознесём же Поминальное Слово, как положено каноном Уходящих.
— Я уже устала удивляться тебе, — вздохнула сидха, касаясь уголков глаз и смахивая так некстати пробившуюся слезу. — И составленный Далейной кодекс Лечащих ты знаешь, и Поминальное Слово… а рассуждаешь — будто и впрямь с неба. Врагов жалей, раненых не добивай… Словно и не знаешь, что тогда они тебя сами добьют.
— Оставим это, — прежним негромким голосом ответил дхусс. — Вознесём Поминальное Слово.
— А ты… ты веришь, что есть что-то там, за смертью? — вдруг как-то робко спросила Нэисс. — Мы ведь просто угасаем, как огоньки в ночи, ни следа, ни отблеска… И никакие маги так и не смогли найти того, что в древних свитках времён Семи Зверей называлось «душой»…
— Я верю, что мы не угасаем, — негромко, но твёрдо и непреклонно сказал Тёрн. — Это никак не доказать, тут можно только верить. Кто-то верит в добрых неведомых богов, неведомых, невидимых и не
