окон. Похоже, это никого не волновало.
Дверь распахнулась, в проёме плескалась тьма. Дхусс первым шагнул через порог — во мраке впереди кто-то ждал, скрипел, скрежетал, словно двигались огромные жвалы.
— Это и есть твои компаньоны?
— Это? Нет, о нет, конечно.
— Погодите, доктор, вы о чём?
— Да ни о чём, это я просто так… — продолжая говорить, алхимик вдруг сунул руку за пазуху.
Почуяв неладное, Тёрн дёрнулся было, однако опоздал. Ксарбирус с ловкостью умелого и опытного лекаря вогнал в шею дхуссу тонкую стальную иглу. У иглы имелась головка, как у булавки, алый камень ярко вспыхнул и распался чёрным пеплом. Глаза дхусса закатились, и он рухнул как подкошенный.
— Ну вот и всё, хе-хе, — потёр руки Ксарбирус.
Из-за заплечного мешка появились обёрнутые ветошью наручники и пара ножных браслетов, тоже соединённых цепью. С ловкостью теперь уже профессионального охотника за рабами Ксарбирус сковал дхуссу руки и ноги.
Из сырой тьмы наползали тени — двуногие, двурукие существа в глухих плащах и закрывающих лица шлемах. Бесчувственного Тёрна подхватили под руки и поволокли внутрь дома.
Вслед за похитителями, не оглядываясь, двинулся и Ксарбирус.
Тьма вокруг дхусса перестала нестись в безумной пляске. Тёрн пришёл в себя, но глаз, само собой, не открывал, по-прежнему притворяясь, что без сознания. Пусть захватившие его не знают, что дхусс перебил действие их снадобья куда раньше, чем они на то рассчитывали.
Как и ожидалось, он услыхал скрип колёс и унылые окрики погонщиков, почувствовал запах ломовых тягунов. Его везли на телеге, скованного по рукам и ногам, шею охватывал массивный ошейник. От ручных и ножных браслетов двойные цепи тянулись к толстым крюкам, вкрученным в борта повозки. Сквозь узкую щель меж век Тёрн видел голубое небо — сколько же он пробыл без сознания?
Так что же случилось в том тупике, куда его привёл алхимик? В памяти Тёрна зиял провал. Он чётко помнил весь разговор, до единого слова… а потом — ничего, сплошная чернота. Если б его ударили, укололи, зачаровали — во всяком случае, осталась бы память — как ему казалось. Сколько он пробыл без памяти: день, седмицу?
За ним наблюдали. Постоянно и пристально. Не осталась незамеченной даже малейшая дрожь его век.
— Он очнулся, — произнёс спокойный и холодный голос совсем рядом. Это было сказано на общем арго. Тёрн не шелохнулся, но говоривший лишь хмыкнул. Ледяные сильные пальцы вцепились в подбородок дхусса, вздёрнули ему голову. Звякнули цепи.
— Не прикидывайся, — без гнева продолжил тот же голос. — Ты куда сильнее, чем хочешь показаться. Мне это известно. Не вынуждай меня прибегать к особым методам, это не моя стезя. Давай, давай, поднимай заслонки. Они у тебя как броня, это ж даже веками назвать нельзя. Ну, открывай глаза, и давай поговорим. Свежий воздух, голубое небо — тут беседовать куда приятнее, чем в затхлой темнице. Ты нам достался дорогой ценой, надо признать, так что не думай, что удастся отмолчаться.
Тёрн глубоко выдохнул и открыл глаза.
Над дхуссом нависала высокая фигура в широком плаще, лицо скрыто низким капюшоном. Даже глядя снизу вверх, Тёрн не мог ничего различить: под складками грубой ткани залегала тьма, глубокая и непроглядная. Словно с дхуссом говорил призрак, а не живое существо.
Тёрн спокойно и безмятежно улыбнулся.
— Прекрасно держишься, — тотчас отметил допрашивающий. — Ни ужаса, ни паники. Впрочем, это для меня не новость. Что же, тянуть не станем. Итак, у меня первый вопрос — откуда ты взялся, дхусс… который не совсем дхусс? Или, если быть совершенно точным, совсем не дхусс? Откуда свалился на наши головы?
Дхусс вновь улыбнулся, показав внушительные клыки.
— Понимаю, — прозвучало из-под капюшона. — Строим из себя героя, с гордостью обречённого молчим, на вопросы презренных палачей не отвечаем, и всё такое прочее. Знаю, знаю. Ты, я думаю, уже разобрался, в чьи руки попал?
Тёрн неожиданно кивнул, спокойно и без гнева смотря во тьму под капюшоном.
— Конечно, — ровным голосом ответил он. — Охотники Навсиная.
— Разыгрываем дурачка, — отметил дознаватель. — Прикидываемся, что не понимаем ну совсем ничего. Но… посмотрим на это с другой стороны и порадуемся, что ты перестал играть в молчанку. Что ж, уже хорошо. Пойдём Дальше. Может, мне повезёт?.. Я повторяю — кто ты, Тёрн? Школа Беззвучной Арфы — это не шутка. Наши архивы сохранили считаные примеры её использования. И последствия, можешь мне поверить, не радуют.
— Очень рад, что они вас не радуют.
— Язвишь? Давай-давай. Эх, всё ведь шло так хорошо, до тех пор пока ты не… А, что говорить. Сам всё прекрасно знаешь.
Дхусс пожал плечами и ничего не ответил. С настоящим, не наигранным равнодушием смотрел мимо тьмы под капюшоном — на плывущие в голубой высоте свободные облака.
Существо в плаще — человек, а может, и нет — некоторое время молча ждало. Потом разочарованно пожало плечами.
— Тёрн, не думай, будто бы у меня в ходу лишь банальные иглы, щипцы и клещи. Я не сомневаюсь, что ты обладаешь способностью умереть по собственному желанию, задолго до того, как твоя плоть сдастся. Я выверну наизнанку твою память, разберу её по крупицам, вытяну одной нитью, отыщу начало, и тогда… не думай, что потом получится всё смотать обратно в клубок. Ты станешь умалишённым, Тёрн, идиотом, пускающим слюни и справляющим нужду под себя. Нам даже не придётся тебя казнить. Достаточно сбросить с телеги.
— Тогда поступай как знаешь. — Тёрн равнодушно отвернулся. — Не медли только.
— Не медли… — усмехнулся допрашивающий. — Ты прекрасно знаешь, что я начну не сейчас, а лишь когда прибудем на место. Люблю, понимаешь ли, работать с комфортом и удобствами. Собственно говоря, мне и здесь-то нечего делать, но ведь хороших слуг сейчас так трудно подобрать — непременно что-нибудь напутают, упустят, забудут, сделают не так. За всем приходится приглядывать самому — так что полежи пока, подумай. В сущности, нам ведь не так и много от тебя нужно. Тебе даже не придётся никого предавать. Ты всегда оставался дхуссом-одиночкой, всё время, пока я занимаюсь твоим случаем.
— Я польщён, — усмехнулся Тёрн.
— Мне прекрасно известно, что дух твой силён, — заметил дознаватель. — Не хотелось бы его ломать. В сущности, подавляющее большинство и малых стычек, и больших войн происходит по недоразумению. Я, например, совершенно убеждён, что, если бы не твоё глупое упрямство, мы вполне бы могли договориться. И даже работать вместе, Мой орден придерживается самых широких взглядов. Тем более в отношении… м-м-м… существа, могущего сыграть столь важную роль в исполнении наших планов.
— Вашему превосходительству больше подошла бы роль странствующего сказителя, — Тёрн ухмыльнулся прямо в скрытое тьмой лицо своего пленителя.
— Какой смысл в перебранке? Мы не кумушки у колодца, — холодно возразил дхуссу допрашивавший. — Впрочем, к этому разговору мы ещё вернёмся. Не хотелось бы просто так уничтожить такую силу. А ты — сила, Тёрн. Мы же, со своей стороны, отрицаем догматическую узость. Порой можно работать и достигать успеха даже с теми, кто ненавидит тебя. Есть высшие цели и высшие интересы, ради которых можно отставить в сторону личные чувства.
— Знакомо, — со скукой сказал Тёрн. — Мол, всё, что делает нас врагами, — ничего не значащие мелочи, потому как где-то там, за горизонтом, есть главный враг, и с ним-то, самоважнейшим, и надлежит бороться, объединив усилия, под вашим, само собой, мудрым руководством. Знаю. Слыхал.
— Тем не менее случается, что самое простое объяснение является и самым верным, — с нажимом
