— Глотнешь?
Хмурый подошел вплотную, сунул флягу в зубы испытуемому, приподнял донышко. И Сергей глотнул. Сразу полегчало, даже нос не так стал болеть.
Хмурый привалился к его плечу. Засопел в ухо, тихо, совсем тихо:
— Я этого старого дурака Баруха выпустил, слышь? — Не дождавшись ответа, он прибавил: — Чего клопов зря откармливать нечестивой кровью, они и так тут жирные, как свиньи у герцога Гистанского! Верно я говорю?
Сергей подхалимски закивал.
— Барух — отличная приманка для всяких олухов! — продолжил хмурый. — Я на него уже полторы дюжины взял! Наживка, что надо! Но туп, бесконечно туп! Все пытается кем-то повелевать, кого-то вызывать… эй, ты слышишь, чего тебе говорят?!
— Барух — это кто? — снова невпопад спросил Сергей.
И тут же получил массивным кулаком по темечку, аж слезы брызнули из глаз.
— Я ему выдрал половину его драной бороденки! Вот этими руками… — хмурый потряс перед распухшим носом Сергея своими красными лапищами, — я оторвал у него семь пальцев на ногах и левое ухо! Я проткнул его вертелом грешницы Ильзы чуть не насквозь, а потом посадил голой задницей на шип благоверного Игнатия! Я вышиб ему четыре передних зуба — не-ет, не сразу! Каждый я сначала вбил на полвершка в челюсть, а потом уже выворачивал! Я подвешивал его вверх ногами, разрезал подошвы и посыпал их солью… Нет, ты не представляешь! Но старый хрен, этот тупой недоумок продолжал стоять на своем! Ты не догадываешься, что он мне рассказал, а?
— Не-ет, — дрожащим голосом выдал Сергей.
— Ты не хочешь говорить правды! Ты не веришь мне! — обиделся хмурый. — А я хочу совсем малого, понял! Совсем немногого!
— Чего же? — оживился Сергей, сообразив, что ему предлагают сделку.
— Ты какой-то бестолковый инкуб! Если ты вообще инкуб! Ну ладно… Этот хрен клялся, что он на самом деле вызвал тебя из ада! Это верно?!
— Врет! — заявил Сергей решительно.
Хмурый поглядел на него с прищуром, недоверчиво. И потянулся за пилообразными клещами.
— Врет, говоришь? — переспросил он зловеще.
Сергей промолчал. Он вдруг понял — сделка не состоится, ведь этот толстяк потребует от него чего-нибудь заведомо невозможного: философского камня, или просто груды золота, жемчуга, каменьев, а может приворотного зелья, или элексира вечной молодости. Ну откуда ему взять все это?! Нет, пропащее дело!
— А чего это ты повернулся эдак-то, а? То все признавал, всякую напраслину признавал, чего б я ни навыдумывал? А тут уперся вдруг? Странно! Может, ты и впрямь инкуб?! Вдруг этот нечестивец тебя и вытащил из самой преисподней?! Говори, пока никого нету! Я тебя не выдам! Вот те крест!
Хмурый вяло перекрестился, явно не придавая этому жесту особого значения.
— Ну погляди сам, какой я демон, ты что? — заволновался Сергей. — Потрогай, если глазам не веришь!
Хмурый усмехнулся криво, обнажив щербатые зубы.
— Инкубы умеют прикидываться, — сказал он, — ежели б нечисть в своем обличьи ходила, так и забот бы не было у порядочного обывателя, все сразу видно, хитришь, но хитрости твои белыми нитками шиты!
— Ладно, говори — чего надо! — выпалил неожиданно для себя самого Сергей.
— Вот это дело! — сразу оживился инквизитор. — А не обманешь?
— Нет!
— Я хочу знать дорогу туда!
— Куда?!
Хмурый обжег его взглядом маленьких свиных глазок, по лбу пробежали складки морщив.
— В преисподнюю!
Сергей ожидал чего угодно, только не этого. У него по спине потек пот — мелкими противными струйками потек. Надо было на что-то решаться, по крайней мере надо было протянуть время, отдалить новые пытки — может, появится проблеск. И он выдал:
— Я тебе покажу дорогу туда.
Хмурый затрясся, сразу протрезвел. Глаза его утратили злость, недоверие, стали полубезумными, бегающими — видно, он сам не ожидал столь быстрого решения вопроса.
— Но ты должен сказать мне, — продолжил Сергей, — зачем ты туда собираешься?!
— Я всю жизнь мечтал об этом мире! — выпалил хмурый. — Я верил, что попаду туда, не мертвым, не жалким грешником, обреченным на страдания, а одним из тех, кто несет эти страдания, одним из творцов его! Я всегда себя готовил к той жизни, я ждал ее… А ты не обманешь?
— Нет! — ответил Сергей.
— Давай хлебнем? — предложил хмурый и снова вытащил флягу.
— Давай, — согласился Сергей. И тут же спросил: — Какой сейчас год?
— Две тысячи семьсот двенадцатый от Преображения Христова, — с готовностью ответил инквизитор.
— Что-о?! — воскликнул Сергей. Ему показалось, что он ослышался. — Повтори! Повтори немедленно!
— Две тысячи семьсот двенадцатый от Христова Преображения, я же внятно сказал!
— Этого не может быть!
Хмурый развел руками.
— У вас там, наверное, свой отсчет? — робко поинтересовался он.
Сергей пропустил мимо ушей его слова. Он весь дрожал. Прошлое, пусть и самое жуткое прошлое, но свое, во многом знакомое — это одно. И совсем другое…
— Мы где, в Испании? Португалии?
Хмурый пожал плечами. Щеки его обвисли.
— Эспаньол? Франс?! Черт возьми, Каталония, Мадрид, Наварра, чего там еще-то, Тулуз, Гренада, Лиссабон, да?
— Мы в Гардизе, — сказал хмурый и немного отодвинулся. Он сидел с фляжкой в руке, но казалось, что позабыл про нее, вот-вот уронит.
Сергей понял, что взял слишком круто. И указал глазами на фляжку.
— Давай-ка, приятель, промочим глотки!
— Давай!
Они выпили. Нос у Сергея совсем отошел. Но сидеть становилось с каждой минутой все неудобнее — шипы делали свое медленное, но верное дело.
— Освободи меня, развяжи руки, — потребовал Сергей.
Хмурый заколебался. Привязанный инкуб, даже если он вовсе не инкуб, все-таки, надежнее, да и спокойней как-то! Развяжешь, а он и отмочит чего-нибудь такое, что потом или костей не соберешь, или на кол посадят. Нет уж, надо выждать — так думал хмурый толстый инквизитор, И все это Сергей читал на его отвратном лице.
— Ну, как знаешь! — проговорил он и отвернулся от хмурого.
— Я тебя развяжу, потом развяжу, — пообещал хмурый, — Только гляди, не обмани!
— Не обману, — сказал Сергей.
— А щас надо еще кое-что по протоколу выяснить. — Хмурый хлопнул в ладоши, крякнул гортанно.
Прибежал бритый и сразу занял свое место за столом — гусиное перо задрожало в его руке. Хмурый развернул свиток.
— Как доносит свидетель, испытуемый распространял кощунственные ереси о происхождении жизни на нашей грешной земле. При том утверждал, что человека создал не Господь Бог, а что его якобы родила обезьяна, в которую Господь вдохнул душу. Так?
