одиночку, где сидел в ожидании приговора аскольдовец. Увидев командира, Найденов как-то скривился и вдруг расплакался — так страшно и так горько, что Рябинину поначалу пришлось утешать его:
— Ну ладно, ладно. Будет тебе, дурак…
— Прохор Николаевич, — сквозь слезы оправдывался матрос, — не виноват я… Опоздал, это верно… Но судить-то меня за что? Или я уж такой…
— Я не прокурор, а командир твой, — сказал Рябинин. — Ты мне обо всем, как на духу, поведай. Наверное, у какой-нибудь юбки застрял в тот вечер, когда мы без тебя ушли?
— Верно. Прозевал время. И… выпил еще перед этим.
— А когда ты с ней познакомился?
— Недавно, товарищ командир. Когда первый раз форму надел. Вот тогда и познакомился. Она — хорошая…
Рябинин, тяжело вздохнув, присел на лавку, смял в руке свой мясистый подбородок. Что ж, обычная история! Беда всех плавающих. Сидят, сидят на корабле, потом вырвутся на берег, и первая юбка — уже любовь! Даже винить за это нельзя. Моряки — такой уж народ. Они — романтики, все приукрашивают. И так редко они находят себе достойных подруг… Все делается у них как-то впопыхах, поглядывая на часы — как бы не опоздать.
— Ты ее… любишь? — спросил он.
— Очень, товарищ командир. Очень…
Рябинин, размахнувшись, поднес свой кулак к носу Найденова:
— У-у, сукин сын… Так бы вот и дал тебе в рожу! Ты зачем погоны спорол? О том, что бежал, я уж и не спрашиваю. Видать, башка тебе не дорога!
— А как же, товарищ командир. Спорол, потому что стыдно было. «Аскольд» в море, а я тут… Да и боялся к тому же. Вдруг патруль прицепится…
— Дурак! — закончил Рябинин, поднимаясь. — Теперь вот легче, кажись, гвоздь зубами из стенки выдернуть, чем тебя отсюда вытащить! Ведь прокурор-то прав! Дезертир ты или бабник — ему все равно. Корабль ушел на операцию без тебя — значит, преступление тобой уже совершено.
Найденов снова заплакал. Рябинин достал записную книжку и карандаш.
— Адрес, — сказал он. — Девицы этой… Надо ведь что-то делать. Не сидеть же тебе здесь!..
Вечером Рябинин оделся, собираясь идти по указанному адресу. Вместо шинели надел свое старенькое пальто, натянул на уши шапчонку. Ворот кителя выглядывал из-под воротника, и он закрыл его шарфом. Идти пришлось далеко — до Шанхай-города, где в одном из темных переулков едва отыскал нужный дом. «Занес же его черт со своей любовью, — ругалея он по пути. — Тут все ноги поломаешь!»
Дверь открыла тоненькая разряженная девица. Через плечо ее Рябинин успел разглядеть стол, заставленный бутылками, за которым сидели в дым пьяные три английских матроса и пожилой мичман морской авиации, тоже изрядно навеселе.
— Вы ко мне? — спросила девица.
— Нет, очевидно, я ошибся адресом. Мне Дашу Колпакову, — сказал Рябинин.
— Колпакову? А что вам нужно от нее?
— Так это вы?
— Ну, допустим, я…
Они вышли на крыльцо. Черное небо висело над ними.
— Я, — сказал Рябинин, — от Алексея Найденова…
— От какого Найденова? Я не знаю никакого Найденова.
— Ну как же не знаете, — возразил Рябинин. — Он же недавно был у вас.
— Ах, этот! Из склада снабжения… Вы его приятель?
— Нет, от матроса.
— А-а-а… Ну так что ему нужно?
Рябинин кашлянул, раздумывая — стоит ли вообще разговаривать с этой бабой, название которой он уже давно подобрал в своем уме, только не произносил. «И как это Алешка мог ошибиться? Ведь это же типичная дрянь!..»
На крыльцо выкатился мичман.
— Мадам, — сказал он, — чего ему нужно? Или в морду хочет, тыловая крыса?
Девица раскинула руки, вталкивая мичмана обратно:
— Я сейчас приду. Иди к черту… Напьются тут, потом кулаки чешут!
— А я ему в… морррду!
— Иди, иди к союзникам. Нечего тут…
Выпроводив пьяного, она снова повернулась к Рябинину:
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите?
Рябинин смачно шваркнул ей в лицо то самое слово, которое вертелось у него в голове, и, не оборачиваясь, пошел дальше от этого дома. «Вот так и ошибаются», — думал он.
На улице ему встретился патруль, возглавляемый каким-то офицером саперной службы. Рябинин предъявил свои документы и назвал адрес.
— Там притон, — пояснил он. — Вы здесь бродите, берете матросов за то, что у них бескозырка не на то ухо надвинута. А там — притон, люди погоны свои позорят…
Рябинин еще успел на рейсовый катер, и через полчаса уже был в Главной базе. Посмотрел на часы — поздно, но ничего не поделаешь, коли надо. Он уверенно поднялся на второй этаж деревянного коттеджа, уверенно нажал кнопку звонка. За дверью послышался чей-то голос:
— А вот Наденька ножками топ-топ… Наденька сейчас дверь откроет… Ну-ну, не отставай от дедушки!
Дверь открылась. Член Военного совета армии и флота, пожилой адмирал в распахнутом кителе и домашних шлепанцах, держал за руку маленькую девочку в байковых штанишках.
— Дя! — сказала она. — Дя!..
— Да, это дядя, — ответил ей адмирал, пропуская вперед Рябинина. — И этого дядю я, кажется, знаю…
— Командир патрульного судна «Аскольд», — представился Рябинин. — Извините, что я врываюсь к вам так вот, запросто, но у меня к вам неотложное дело. Решается судьба человека, молодого парня, который провинился…
Они прошли в кабинет, и адмирал, застегнув китель, приготовился слушать. «Так… так… так», — подбадривал он Рябинина.
Потом сказал:
— Такое бывает. Со мной в молодости тоже было нечто подобное. Даже хуже! Но оставить матроса без наказания, конечно, нельзя. А то, что вы оказались столь настойчивым в защите своего подчиненного, делает вам честь. Вы ведь лучше знаете товарища Найденова, нежели работники полевой юстиции.
— Вот именно! — обрадовался Рябинин.
На следующий день Найденов явился на корабль. Прохор Николаевич прошел в кубрик, когда матросы ужинали. Командир орудия, счастливый и побледневший от волнения, сидел за столом, хлебал кислые щи из миски. Рябинин приподнял полу своего кителя и похлопал себя по широкому ремню.
— Видал? — сказал он. — По уставу не имею на то права. А вот по-отечески могу штаны с тебя спустить и прописать лозанов! Сейчас поужинай, а потом сходи к боцману, чтобы он тебя оболванил наголо. Завтра на гауптвахту пойдешь. На полную катушку тебя посадим.
— Спасибо, товарищ командир, — ответил Найденов. — И не думайте, что смеюсь. Я правду говорю: спасибо вам за все, что вы сделали!
Рябинин обошел весь кубрик, присматриваясь к порядку, и, ничего больше не говоря, поднялся по трапу. И когда затихли его шаги, все матросы дружно загалдели.
— А все-таки, — был общий приговор, — какой у нас, братцы, замечательный… батька!
И невозможное возможно
Вот это место, где человек, именем которого названо море, сказал своему штурману: «Штурман, поднимите меня и дайте взглянуть в последний раз на этот страшный ледяной мыс…»
— Штурман, — сказала Рябинина, — надо приспустить флаг на траверзе этого мыса.
