Кобург-Заальфельдскшг; герцог Кобургский – ученик великого Суворова…
Потемкин восхищенно писал Суворову: «Объемлю тебя лобызанием искренним и крупными слезами свидетельствую свою благодарность. Ты во мне возбуждаешь желание иметь тебя повсеместно». Политика Австрии – после Фокшан и Рымника – невольно укрепилась, император Иосиф II возвел Суворова в титул графа Священной Римской империи, Екатерина сделала полководца графом империи Российской, с наименованием – РЫМНИКСКИЙ.
Суворов был доволен, все его поздравляли, но, кажется, он рассчитывал получить иное – фельдмаршальство!
5. ЖИВЕМ ОДИН РАЗ
Пушки Петропавловской крепости исполнили торжественную «увертюру» в честь побед Суворова, но Булгаков, заточенный в Эди-Куле, слышал выстрелы пушек из Топ-хане: там отрубали головы воинам, бежавшим с поля битвы у Рымника.
Лязгнули запоры тюремные – Булгаков поднялся.
– Вы свободны, – объявили ему с поклоном.
– Кто победил? – спросил посол.
– Вы победили.
– Не сомневаюсь. Но я хочу знать имя.
– Топал-паша – Суворов…
В воротах тюрьмы его ожидала карета. Кавасы захлопнули дверцы, лошади тронули вдоль берега моря, за Голубой мечетью возникли купола Аня-Софии, но Булгаков ошибся, думая, что его везут в Топ- капу. Справа, на другой стороне Золотого Рога, осталась Галата, населенная бедняками, карета вкатила в квартал Фанар, где жили потомки древних византийцев, ныне фанариотов и драгоманов, служащих султану, и лошади остановились возле Эйюбхане. В садовом киоске его встретила прелестная Эсмэ, которая откинула с лица прозрачный яшмак и приветливо улыбнулась. Яков Иванович поклонился султанше, высказав ей свою благодарность:
– За те фрукты, которые вы так любезно мне присылали.
Булгакова ожидал разговор с ее мужем Кучук-Гусссйном, который сказал, что сейчас многое изменилось:
– Я не скрою от вас, что в это лето Суворов ополчился противу нас с таким гневом, что мы дважды изнемогли в борьбе с ним – при Фокшанах и Рымнике. Впрочем, так угодно Аллаху.
В груди Булгакова радостно стучало сердце.
– Но Измаил вам не взять, – твердо произнес Кучук.
– Да, – улыбнулась Эсмэ, – Измаил неприступен.
Ее длинные ресницы были загнуты и подкрашены.
– Но, – продолжил капудан-паша, – венский император уже просил у нас перемирия, озабоченный невзгодами в Брабанте и Мадьярии, а ваш принц Потемкин вступил в переписку с Эски- Гасаном, который сидит в Измаиле так же нерушимо, как и я сижу перед вами. Нам уже нет смысла томить вас в Эди-Куле…
825 дней заточения кончились. Булгаков сказал:
– Передайте его величеству, вашему султану, что я крайне благодарен ему за те удобства, которые он создал для меня в Эди-Куле, за эти двадцать семь месяцев пользования вашим тюремным гостеприимством я успел перевести двадцать семь томов любопытнейших книг… Так куда же мне теперь?
– Корабль под парусами. Вас желает увидеть в Вене Кауниц, и потому вы будете доставлены сначала в Триест…
Кауниц не сразу принял Булгакова. Опасаясь чумной заразы и микробов турецкой тюрьмы, Булгакова заточили в карантине. Правда, из Петербурга настояли, чтобы срок карантинного сидения был сокращен: нельзя же человека, который измучился в тюрьме, мучить еще и далее. Яков Иванович прибыл сначала в Москву, обитель детства и первой учености. Поклонясь из кареты университету Московскому, дипломат велел кучеру везти себя на квартиру акушера Шумлянского.
Здесь его никак не ожидала Екатерина Любимовна.
– Счастливы ли вы, сударыня? – спросил он се.
– Многого теперь лишена, я приобрела многое другое.
– Я не осмелюсь упрекать вас ни в чем. Мне бы хотелось только взглянуть на детей своих. Позволите?..
Приласкав сыновей, Булгаков выехал в Петербург и был сразу же принят в Зимнем дворце императрицей:
– Бог знает, как я хотела выручить тебя, Яков Иваныч из Эди-Куля турецкого, но никаких способов к тому не сыскала. – Она позвонила в колокольчик, велела звать лейб-медика Блока. – Иван Леонтьевич, – сказала она врачу, – мне нужен очень здоровый посол для Варшавы, так будь любезен – получи господина Булгакова, чтобы он не ослабел в предстоящих схватках с маркизом Луккезини, этим змием прусским…
Яков Иванович, наслаждаясь свободой, с аппетитом завтракал по утрам у «Вольфа и Беранже».
Несмотря на близость фронта, Петербург – сердце под ногтем мизинца! (по выражению Дидро) – продолжал хорошеть, справлял свадьбы, был переполнен всяческими соблазнами.
Открыли магазин и Вольф и Беранже И продают уж там и пунш, и бланманже, И лед, и шоколад, бисквиты и конфеты.
Прислужники под рост с приличием одеты, Везде фарфор, стекло, резьба и зеркала, Со-храм, что грация в жилище избрала…
Итак, да здравствует и Беранже и Вольф, И кафе Шинуа на множество годов.
Близнецы Курносовы, Петр да Павел, пользуясь одеждой и харчами казенными, достигали лет совершенства. Сидя взаперти дортуаров Морского корпуса, щами да кашами сытые, давно мечтали вкусить сладенького, а липовый сбитень с медом уже никак не удовлетворял их.
– Говорят, – рассуждал Павел, – для господ торты валяют изо всякого там… во такие! Бывают и поменьше.
– А где денег-то взять? – отвечал Петр брату.
Гардемарины из газет вычитали, что французы Вольф и Беранже открыли на Невском, в доме г- на Котомина, кондитерскую, в коей всегда имеются «из сахара сделанные корзиночки и яйца с женскими перчатками внутри». Близнецам было не понять:
– А на что же перчатки в яйца засовывать?
Но почему бы российскому джентльмену не поднести даме своего сердца яйцо сахарное, внутри которого спрятаны тонкие парижские перчатки?..
Братья Курносовы пока что не унывали:
– Вот станем адмиралами – всего попробуем…
В этом году русская армия в Финляндии вела себя скромно, ибо все лучшие силы страны побрал светлейший князь ПотемкинТаврический. Зато флот Балтийский одержал две виктории; имена Чичагова (парусного) и принца Нассау-Зигена (галерного) часто единились в беседах обывателей. Но люди, морс и флот знающие, осуждали этих адмиралов, и парусного и весельного, за многие оплошности, поминая при этом Грейга:
– Жаль, что умер… Самуил Карлыч был не чета им!
Летом на Балтике срочно создавали шхерный флот малого каботажа, какой имели шведы и которого так не хватало русским для сражения в шхерах. Время военное, офицеров тоже не хватало. Морской корпус выпустил гардемаринов в чины мичманские поскорее. Среди них были и близнецы Курносовы. Учились они всегда похвально, если чего не знал Павел, экзамены за него сдавал Петр, а педагоги не могли отличить их одного от другого.
