— Да нет, я служу в Роминтенском лесничестве.
— Может, закусите? — сам предложил трактирщик.
— Охотно. Все равно делать нечего...
Наконец-то передо мною стояла яичница с колбасой, а над пузатой кружкой вздымалась шапка кружевной пены. В трактире было полутемно, но в уголку примостились какие-то типы, один из них однажды показал на меня через плечо отогнутым большим пальцем. Радости у меня не прибавилось, когда я узнал известного в этих краях контрабандиста Рувима Петцеля, того самого Петцеля, которого я однажды допрашивал и на прощание подарил ему хороший пинок под зад...
Теперь, поглядывая в мою сторону, его приятели весело посмеивались. «Этого мне только не хватало! — соображал я. — В ресторане угораздило нарваться на Берцио, а в этой пивнухе напоролся на Рувима Петцеля...» Как быть? Подумав, я решил, что из такой ситуации, какая возникла, можно извлечь выгоду. Ведь меня ждет впереди самое трудное — переход границы! Оставив недопитое пиво и недоеденную яичницу, я, уже достаточно взвинченный, встал и быстро покинул трактир. Дойдя до первого угла, я затаился в тихом переулке, ожидая появления Петцеля. Вот он выкатился со своими дружками, о чем-то еще договариваясь с ними, потом зашагал по улице...
Я — за ним! Он завернул в городской сквер. Я бесшумно нагнал его и, схватив сзади за шею, обмотанную косынкой, больно ткнул в спину ему дуло браунинга:
— Ты почему перестал здороваться с приятелями?
Контрабандист оказался очень догадлив:
— Господин поручик... это вы? Я узнал вас в пивнухе Штибера сразу, но подойти не решился. У каждого свое дело.
Я спрятал браунинг в карман, отпустил его шею.
— Здравствуй, — сказал я. — Это даже хорошо, что ты узнал меня. Кажется, ты еще не оставил своего веселого ремесла?
— Жить-то надо, — отвечал Петцель, сплюнув.
— Кого берешь за кордон?
— Своих. Немец. Два поляка. И три еврея.
— Плюс один русский — я!..
— Шутите, ваше благородие? — удивился Петцель.
Я затолкал его в самую гущу кустов, чтобы никто из прохожих нас не видел. Спросил по- деловому:
— Возвращаешься с грузом?
— Да, — сознался Петцель.
— Что несете?
— Да так... всякая ерунда. Лекарства. Кружева. Духи. Есть даже пластинки для любителей граммофона с чудесным хоровым пением эмигрантов: «Вы жертвою пали в борьбе роковой...»
— Ладно. Петь будешь потом, когда окажешься дома.
— Дома-то у нас за такие мотивы сажают.
— Ну, тебя-то посадят не за песни...
Петцель вдруг озлобился, угрожая на своем жаргоне:
— Если вместе будем рвать нитку, а потом завалите мою хурду без гешефта, так вам до кладбища гулять в тапочках.
— Не пугай! Напротив, я обещаю тебе ни словом не выдать твою шушеру, если нитку порвем... Когда рвать будешь?
— Сегодня ночью.
— Вот и хорошо. Рвем вместе. Но если завалишь меня, так я даю тебе честное слово русского офицера, что не только ты, но и твоя Хайка со всеми твоими сопляками очухаются на морозе в Якутском королевстве... Понял?
Ночью, неся на спине мешок, я тайными тропами контрабандистов перешел государственную границу. Страшно подумать, что скоро именно в этих краях я обрету свое бесчестье!
Дерево не станут трясти, если оно не приносит плодов. Наверное, я все-таки недаром торчал в Германии, ибо мои услуги вскоре опять понадобились нашей разведке. Но прежде мне в Генштабе пришлось выслушать немало упреков:
— Угораздило же вас нарваться на этого олуха — Берцио, бежавшего из нашей ссылки... вот и влипли. Сразу! Бонапарт никогда не стал бы Наполеоном, если бы начинал свою карьеру прямо с битвы при Ватерлоо... позор!
— Ну, до Ватерлоо мне еще далеко, — огрызался я. — Пока что я удачно бежал, как бежал и Бонапарт из Египта...
После этого разговора, весьма неприятного, я навестил могилу отца на кладбище Новодевичьего монастыря. Мой отец успокоился на окраине столицы — подле могилы поэта К. К. Случевского, и я, грешным делом, подумал, что моему папе нескучно будет лежать в земле рядом с таким талантливым собеседником. Когда же я покинул тихую юдоль мертвых, то вышел сразу на Забалканский проспект, и в этом названии усмотрел что-то символическое, предупреждающее меня:
— Когда же и я буду там... за Балканами?
После всего, что было, началась полоса душевной депрессии. Ничто меня в жизни больше не радовало, я погрузился в унылую апатию, равнодушный к себе и другим, хотя разумом понимал, что это вполне естественная реакция после дикого напряжения воли и нервов. Часто вспоминалось, как на опасном перегоне до Прейсиш-Эйлау я стравил пар из котлов локомотива, а теперь мне казалось, что из меня самого выходит пар самого высокого давления...
Страшно одинокий, я снова оказался в пустынной родительской квартире на Вознесенском, где все отжившее больно напоминало о прошлом. Когда-то вот в этой комнате я листал первые детские книжки, а на этом балконе, нависшем над улицей, меня, еще маленького, держала на горячих руках молодая мама, и я, пуская пузыри, радовался войскам, проходящим под нами...
Как давно это было! Лучше не вспоминать...
Мне был предложен отпуск. Но прежде я приготовил подробный отчет о своей работе в Германии перед обер-офицерами Генштаба, и кажется, мало угодил им своим докладом. В конце этой тягостной церемонии меня спросили:
— Каковы же ваши общие выводы из тех наблюдений, что вы сложили за время пребывания в сегодняшней Германии?
Выводов было немало, но высказал я лишь суть:
— Германия вполне готова к войне, однако она совсем не готова к ней экономически. Мне представляется, что немцы еще не осознали всех проблем, выдвигаемых будущею войною. Все их теоретические работы, — я назвал имена Блауштейна, Артура Дикса и Отто Нейрата, — в области военной экономики посвящены только финансам, но они совсем забыли насущный вопрос, чем будут кормить свое население. Мне кажется, что Германия очень быстро станет шататься от голода! Народу нужен хлеб, а финансы варить и жарить не станешь.
— Если это так, — отвечали мне с большим недоверием, — то почему же экономическому процветанию Германии столь остро завидуют все другие страны Европы?
— Если они завидуют Германии, — сказал я, — то почему же, спрашивается, сами немцы, живущие в Германии, постоянно завидуют экономическому развитию Америки?
— Ну, это Америка... нам до нее нет никакого дела!
В отделе разведки выслушали внимательнее:
— Отныне дорога в Германию для вас надолго закрыта, но... Австрия вас еще не знает, что и подтвердила наша венская агентура. Так что на берегах Дуная вы в безопасности.
— Уж не хотите ли вы, чтобы я выехал в Вену?
— Желательно, но не обязательно... Где вы рассчитываете провести отпуск? Может, вас заранее познакомить с женщиной стиля «вамп», которая не будет стоить вам ни копейки. Все расходы на ее обслуживание мы берем на себя.
