– Периодически, неизвестно с каких пирогов, начинает орать сигнализация, – моментально включилась я в игру. – Периодически выходят из строя поворотиики…
Прости засранку, Х-пятый!..
После упоминания сакрального «поворотники» меня неожиданно понесло. Слова помимо моей воли сами слетали с губ и выстраивались в боевые фаланги – с единственной целью сразить незнакомого механика наповал. Лекция, изобилующая терминами «независимая алюминиевая подвеска» (с ума сойти!), «блокировка дифференциала» (боже!) и «гидромеханическая трансмиссия» (неужели это я?!), продлилась не больше трех минут, после чего нижняя губа у парня отклячилась, брови полезли вверх, а сам он посмотрел на меня с почтением:
– А вы разбираетесь, девушка… – Приходится.
– Давно за рулем?
– Седьмой год, – не моргнув глазом, соврала я.
– Что ж, давайте посмотрим вашу ласточку…
– Вообще-то это не она, а он, – статус Х-пятого требовал уточнений, – не ласточка, а… а…
– Удод? – подколол меня парень.
– Не ласточка, а красавец.
– Да будет так. Аминь.
– Я вам очень признательна. И вот еще что… Раз я добралась до вас, а это было нелегко… Проверьте заодно и ходовую.
– Будет сделано, мэм!.. -
мышиный жеребчик в комбинезоне улыбнулся много шире, чем позволяли его губы и скулы, – и взял под воображаемый козырек.
Загоняя красавца в ремонтный бокс, я проявила чудеса сноровки и миллиметража. И въехала под своды автосервиса так безупречно, как не въезжает ни одна фря (водительский стаж год), ни одна шлюха (водительский стаж полгода), ни одна соска (водительский стаж полтора месяца). Да что там бабы – моим внезапно возникшим навыкам мог позавидовать любой мужик!
При этом цель прибытия в «Красные рыбки» по-прежнему оставалась туманной.
Она не прояснилась и тогда, когда Х-пятый взмыл вверх на платформе подъемника.
Что я должна делать теперь? Пристать к механику с расспросами, почему автосервис называется «Красные рыбки»? Или – любит ли он Анри Матисса? Или – любит ли он канадских сфинксов? Или – не купит ли он мою бэху за смешные деньги в десять тысяч европейских рублей?.. Вряд ли я получу на все эти вопросы адекватный ответ.
К тому же мой новый знакомец углубился в изучение потрохов Х-пятого. И к нему присоединились еще двое парней в таких же перепачканных комбинезонах. А ровно через две минуты, когда я уже начала откровенно скучать в захламленном и не слишком чистом интерьере мастерской, парень повернул голову в мою сторону.
Сейчас скажет, что я морочу им яйца!..
Но вместо этого он сказал:
– Вы можете подождать в конторе. Все лучше, чем здесь томиться.
– В конторе?
– Крайняя левая дверь. Подниметесь по лестнице на второй этаж – там есть автомат с кофе и телевизор. И можно посидеть.
– А…
– Когда мы закончим, я к вам подойду. Не волнуйтесь, с вашим красавцем все будет в порядке.
Я сунула в рот кончик концептуальной косицы и пробормотала невнятное:
– Хотелось бы верить…
Крайняя левая дверь ангара, казавшаяся мне заколоченной наглухо, распахнулась от первого же легкого толчка. И я очутилась в крошечном помещении, большую часть которого занимала ведущая наверх металлическая лестница. Не самое веселое место, учитывая тусклую, крашенную охрой лампочку под потолком и два чудовищных по качеству и изрядно пожелтевших киноплаката времен застоя. Один – к фильму «Цветы луговые» (к/с им. Довженко), другой – к фильму «Отель «У погибшего альпиниста» (к/с «Таллинфильм»); что производят сейчас вышеуказанные студии – один бог знает.
Будем надеяться, что второй этаж окажется поприветливее, без ностальгических совковых кино- впрыскиваний.
…Мои надежды оправдались – второй этаж и вправду оказался милым. Не евростандарт, что понятно, но хотя бы с освещением все в порядке. И стены не выглядят обшарпанными, и на диванчики с флоксовой обивкой вполне можно присесть, не думая о том, что тебе в задницу вопьется клоп. В углу совершенно впустую работал телевизор, настроенный на канал «Спорт». А слева от диванчиков стояла зубоврачебная плевательница, приспособленная к нуждам курильщиков.
Всё во имя человека, всё для блага человека, меланхолично констатировала я, разглядывая плевательницу.
А заодно и кофейный автомат, своими внушительными размерами напоминающий гроб Дракулы.
Кроме уже заявленного механиком кофе, в меню автомата числились: чай, чай с лимоном, капучино, эспрессо, эспрессо-американо и горячий шоколад. Как я подозревала, все эти напитки стекали в бумажные стаканчики из одной бадьи. Нажав на кнопку «горячий шоколад» и еще на одну (сахар), я бросила в автомат мелочь и получила на руки самое обыкновенное – разбавленное и к тому же несладкое какао: ложечку, пусть и одноразовую, хитрая машина зажала.
В Мадриде 1933 года таких машин и в помине не было.
И они так и не стали объектом приложения творческих сил Анри Матисса.
Я все еще ищу знаки того, что приехала сюда не случайно. Автомат, диванчики и импровизированная пепельница – не знак. И приоткрытая дверь в еще одно помещение – тоже. Комната за дверью, видимо, и есть «контора».
Непонятно, находится в комнате хоть кто-то или она пуста.
Наскоро взвесив все «за» и «против», я все же заглянула в контору. Больше – ради собственного успокоения: для меня в «Красных рыбках» не должно остаться ни одного неосвещенного уголка.
Комната была очень небольшой, с двумя узкими одностворчатыми окнами. Скромная обстановка, которая смогла уместиться в ней, состояла из большого конторского стола, столика поменьше, гостевого кресла из кожзаменителя и нескольких шкафов вдоль стены. На столе стоял компьютер, а за ним сидел человек.
Как было бы славно, если бы добряк Домино озаботился бы устройством моей судьбы по- настоящему!.. Тогда он послал бы мне самого настоящего мачо, пусть не слишком красивого, но при этом – доброго и внимательного. Голову мачо украшали бы не фуки-хуяки, а шапка сомбреро, и за спиной висел бы кенгурятник. Не тот, в который садят младенцев и в котором неплохо смотрелся бы канадский сфинкс окраса «арлекин» – на десять размеров больше. В нем могла бы уместиться я сама. И прижавшись к рельефной спине мачо, обвив его мощную шею руками и свесив ножки, стянутые ремнями кенгурятника, я – без забот и хлопот – поплыла бы по жизни.
Над жизнью.
Э-э… нет.
Так могла бы подумать зашуганная корректорша.
А девушке, только что угнавшей Х-пятый, – на хрена ей, спрашивается, мачо? Она сама себе мачо.
Вот и мужчина за компьютером.
Он почти старик. Лет пятидесяти пяти-шестидесяти, никак не меньше. Худое морщинистое лицо, уставшие глаза, седой бобрик коротко стриженных волос. Он незнаком мне. Почти незнаком. Разве что – слегка напоминает фотографию норвежского пенсионера Петера-Андреаса, любителя russian culture и композитора Бедржиха Сметаны. Только – без ретуши.
Как только я появилась в дверном проеме, мужчина оторвался от монитора и посмотрел на меня. Взгляд его был пристальным и рассеянным одновременно ив то же время требовал каких-то, хотя бы
