витала вокруг нее, которая мгновенно выделяла бэби из любой толпы. Мы не просидели за одним столиком и получаса, а я уже узнала, что это такое: скорбное амплуа подруги главной героини. У меня никогда не было комплексов насчет собственной внешности, и завести знакомство не составило бы особого труда и сейчас, если бы… Если бы не бэби: все смотрели только на нее и обращались только к ней. Ну почему, почему Владу не попалась платиновая блондинка, тогда бы у меня сохранился крошечный шанс. Но против витальной, обладающей животным магнетизмом юной провокаторши шансов у меня не было.
– Интересный запах, – сказала я, докурив первую сигарету до фильтра и слегка опьянев от ворвавшегося в мой дистиллированный организм никотина.
– Что вы имеете в виду?
– Ваши духи.
– А-а… – Бэби прижала к губам кончик носа, а потом обнюхала банда ну на запястье. – Это «Ангел».
– Вам идет.
– Вы полагаете? Вообще-то я не очень люблю духи. Точнее, стараюсь ими не пользоваться. Духи – это такое лукавство… Это все равно что шубу летом таскать только потому, что у тебя хреновая фигура. Человек должен быть естественным, а в духах нет ни капли естественности. Сплошной обман. Сплошное надувательство.
От столь продолжительной программной речи мне стало не по себе.
– Тогда зачем вы ими пользуетесь?
– Это подарок моего парня. «Ангел» на моей коже – его слабость. А к слабостям своих парней я отношусь с пониманием.
– Ваш парень… Он приехал с вами? – осторожно подбирая слова, спросила я.
– Влад? Нет. Стала бы я сидеть в этом гадюшнике, если бы он приехал со мной!.. Но он тоже здесь появится. Дня через три. В самый последний момент у него образовалась срочная командировка…
– На Рождество?
Он работает в журнале… Знаете, такие тупые глянцевые псалтири, которые учат тебя, как жить… Что слушать, что носить и как сделать твоему парню эротический, массаж, чтобы он отъехал до Владивостока. Мертвечина. Туфта. Срань господня. Вот он там и числится падальщиком. А сейчас полетел выклевывать что-то в Амстердаме. Вы были в Амстердаме?
Я неопределенно покачала головой, предоставив самой бэби решать, была ли я в Амстердаме или нет. И пока бэби решала, я – уже сама – подкурила себе вторую сигарету. Вот и все. Никаких сомнений. Это она. He-шлюха, нелипучка, не-дешевка, не-дрянь. Не-девка.
Бэби.
– Амстердам – попсовый город, – сказала бэби. – И всегда такой, каким ты хочешь его видеть. Я не очень-то люблю его…
– Как духи?
– По-другому. Вот Париж, к примеру, – шлюха фригидная и расчетливая. А Амстердам – шлюха, дающая всем бесплатно. Только из любви к чистому искусству.
– Шлюха со знанием приемов эротического массажа?
– Именно. – Бэби откинулась на стуле, с шиком затянулась и выпустила сразу три кольца.
– А вы и в Париже наследили?
– J'ai passe une tres bonne soiree, – на вполне сносном французском произнесла она.
«Было очень мило». Паршивка!..
Sans aucun doute1. – Мой французский был не в пример лучше французского бэби. Мой французский был безупречен.
– Ой! – Бэби дернула серьгу в ухе.
– Ай! – Я почти зеркально повторила ее движение, с той лишь разницей, что в ухе у меня скромно приютился бриллиант по цене в полторы тысячи долларов.
– Потрясающе. – Бэби в очередной раз ослепила меня ямочками на щеках. – Вы тонкая штучка.
– Девушка на миллион баксов.
– Именно.
Бэби не покоробили ни «девушка», ни «миллион». У меня нет шансов. Никаких.
– И вы здесь одна?
– Одна!
– Почему? – Простота вопросов бэби граничила с откровенным бесстыдством.
– А почему я должна быть не одна?
– Такие места не рассчитаны на одиночество. Разве что вы решили оторваться. Подснять себе кого-нибудь.
– Я похожа на человека, который нуждается в том, чтобы кого-то подснять?
Бэби принялась изучать меня: пытливо, сосредоточенно, закусив от напряжения нижнюю губу. С таким выражением лица изучают старинные манускрипты, годовые кольца на деревьях, анатомическое строение морского конька.
– Нет, пожалуй, нет. Вы похожи на человека, который нуждается в том, чтобы кого-то любить. Без памяти.
Разбитая музыкальная шкатулка в моей груди издала прощальный звон: последняя пружина ее механизма лопнула.
– Я и любила… И люблю. Без памяти. Только это ему больше не нужно. Он встретил другую.
– Ну и мудак! – Бэби так грохнула кулаком по столу, что рюмка с недопитой водкой подпрыгнула и опрокинулась.
– Я тоже так думала…
– А теперь?
– Теперь нет. Он просто встретил другую. Полюбил заново. А новая любовь никогда не платит по старым векселям.
Стоило мне только сказать это… Стоило мне только произнести, как случилось уж совершенно невероятное: бэби перегнулась через столик и поцеловала меня в щеку.
– Если я скажу тебе «забей», – она перешла на «ты» совершенно естественно, – ты все равно меня не услышишь. Так?
– Да.
– Значит, должен быть еще какой-нибудь выход.
– Какой?
– Анаша! – Бэби снова качнулась на стуле и рассмеялась беззаботным бесстрашным смехом. – Я привезла с собой шикарную таджикскую дурь. Айда ко мне в номер курить!..
…Ее номер был полностью идентичен моему. Стой лишь разницей, что в окне не было никакой сосны. Одни лишь горы. На полу перед дверью валялся потертый кожаный рюкзак (бэби даже не удосужилась распаковать вещи), а на столе стоял ноутбук. Старенький ноутбук, напомнивший мне мой собственный – пятилетней, а то и семилетней давности. «Compaq» или что-то вроде того.
– Садись, ложись, делай что хочешь, – жестом гостеприимной хозяйки бэби развела руками.
Я нацелилась было на кровать, но неожиданно меня обдала арктическим холодом мысль: пройдет каких-нибудь вшивых три дня, приедет Влад и они начнут заниматься любовью. На этой самой кровати. И Влад будет запускать руки под майку бэби, и расстегивать пуговицы на ее мешковатых джинсах, и касаться ртом ее татуировок, и трогать языком крест в ее ухе, и покусывать зубами ее торчащие победительные соски, и… и… Подойти ближе к сплетенным телам Влада и бэби я не решилась. И как подкошенная рухнула на пол у кровати.
Бэби посмотрела на меня с одобрением.
– Вот и я обожаю сидеть на полу… Сейчас забьем косячок, и нам захорошеет.
Она устроилась неподалеку от меня, вытащила из внешнего кармана рюкзака пачку «Беломора», а из внутреннего пакет с анашой и с поразительной ловкостью забила косяк, послюнив напоследок его кончик.