Она была абсолютной женщиной с абсолютно мужским складом характера – циничным и прозорливым. Абсолютно мужским в ней было и желание идти напролом и всегда добиваться своего. Она умела флиртовать и создавать вокруг себя ауру пробиваемой искрами желания чувственности, но сразу же теряла интерес к объекту, когда получала свое.
Чтобы добиться успеха, ее нужно было заинтриговать, во-первых, и держать на коротком поводке – во-вторых.
Я это знала, на протяжении нескольких лет я видела Алену в разных состояниях: безумной влюбленности, когда она была готова вывернуться для человека наизнанку, и ледяного отчуждения, когда человек переставал ее интересовать. И эту тонкую грань между влюбленностью и отчуждением нужно было соблюсти, если ты решилась вступить в игру.
Она была одиноким волком, и это роднило ее с мужчинами.
Она была импульсивна, и это роднило ее с женщинами.
Я знала о ней все или почти все. И я знала главное – человек никогда не изменяет себе, мой случай не в счет – я-то готова была изменить себе с кем угодно.
Я знала, что ее любимые духи называются “OUTRAGE” – “Изнасилование” (она предпочитала – “Надругательство”); я знала цвет волос, который ее завораживает, я знала макияж, который ее не раздражает, я даже знала тип ее женщин – и я подходила под него. Я знала, что может ей нравиться в еде и выпивке, в режиссуре и книгах; ее покоряли умные женщины и цитаты из старого советского кино; ее сводил с ума черный цвет и женские брючные тройки, короткие стрижки и серебро.
Нужно только подготовиться, и почти наверняка она клюнет – ей нравились терпкие новые ощущения. И готовность жертвы к обольщению тоже. Но еще больше ей нравилось сопротивление.
Мягкое сопротивление, ироничное сопротивление – этой линии я и буду придерживаться.
Итак, я набрала Аленин номер.
Долгие гудки, сухой щелчок автоответчика, и Аленин голос, который я вспомнила почти сразу же: “Как ни странно, меня нет дома…'
Действительно, как ни странно.
Ее не было дома ни в двенадцать, ни в два, ночная птичка, – она отозвалась только утром, недовольным голосом.
Я положила трубку.
И отправилась в центр, на Невский. Для встречи с ней необходимо было экипироваться.
Невский приятно удивил меня почти европейским лоском – это была еще не Москва, но уже и не Ленинград. Я беспечно зашла в самый дорогой магазин и, под одобрительные взгляды скучающих продавцов, купила себе роскошно-нейтральную брючную тройку, мягко облегающую тело (а-ля Марлен Дитрих, это должно было произвести на Алену неизгладимое впечатление), прозрачную блузку, туфли и – заодно – сапоги: с погодой может быть все, что угодно, но тепла уже точно не будет.
Затем я побаловала еще один магазин, где разжилась длинным плащом.
И наконец наступила очередь косметики. Ее должно быть немного, но она должна быть дорогой. Следуя этому принципу, я смела с прилавка помаду (темную, с бархатистым таинственным блеском), тушь для ресниц (черный классик, никакой вульгарной самодеятельности), румяна, тональный крем и еще массу дорогих, приятных на ощупь баночек.
С духами пришлось повозиться, я уже было отчаялась найти это проклятое “Надругательство”, когда наткнулась на него в сомнительной лавчонке в самом чреве унулого исторического центра.
Осталась стрижка.
Я решила не шиковать и постричься в первой попавшейся парикмахерской.
Молоденькая девушка с плохим маникюром на ногтях постригла меня удивительно удачно, за что получила новехонькую десятку сверх положенной таксы; а из зеркала на меня смотрела симпатичная стерва с почти идеальным черепом, кто бы мог подумать…
Меньше чем за день я ухнула почти тысячу долларов, не считая трат на серебро, которое еще нужно купить. Браслет у меня был, тот самый Венькин браслет, но рейд по ювелирным магазинам Невского ничего не дал: ни одно из колец не устраивало меня, никакой изюминки. И пока я придирчиво осматривала витрину, ко мне подошла женщина с экзальтированным лицом поклонницы Шри Ауробиндо и фигурой травести. Она посоветовала мне трагическим шепотом магазинчик “Роза Мира” на Сенной площади: “Там должно быть то, что украсит вас, девушка. У вас необычное лицо…'
'Неужели я похожа на одно из воплощений Будды?” – весело отреагировала я, совершенно не понимая, что подразумевается под украшением к моему лицу – может быть, кольцо в нос?.. Я понятия не имела, где находится Сенная площадь, но на всякий случай запаслась ее координатами. Женщина-травести с энтузиазмом объяснила мне, как туда добраться, и в дополнение сообщила, что вообще это эзотерический центр, там есть литература, которая может вас заинтересовать… У меня, кстати, есть кое-какие экземпляры, Елена Блаватская, например…
Я бежала от миссионерки-любительницы как от чумы, чтобы спустя полчаса очутиться на Сенной площади, в магазине “Роза Мира”. Там пахло сандаловыми палочками, тихо звенели китайские ритуальные колокольчики, а в ненавязчивой музыке для релаксации господствовала бамбуковая флейта.
И все-таки я купила себе три кольца с туманной символикой и приличной пробой – это не была польская дутая дешевка, я теперь вообще была недешевой женщиной, и осознание этого заставило меня улыбаться весь обратный путь.
Но именно на обратном пути начались мелкие неприятности – меня самым нелицеприятным образом начали снимать бесшабашные молодые люди. За сорок минут я получила три предложения отужинать в ресторане, два – съездить за город в Репине и какой-то безумный Всеволожск, одно – переспать и одно – выйти замуж.
Неплохо же начиналась новая жизнь, во всяком случае, на безбедное существование я всегда сумею заработать…
'Ну, ты даешь, мать! – восхитился Иван. – Неужели девочка выросла и спустилась с рук, чтобы пойти по рукам?'
'Всегда подозревал, что ты шлюшонка”, – подтвердил опасения Ивана Нимотси.
'Я знала, что так будет, стоит только перестать бояться себя”, – одобрила меня Венька.
На развале у метро я запаслась кипой журналов – от “Бурды” до “Космополитена” – и полночи посвятила поискам макияжа.
Когда с этим было покончено и боевая раскраска уютно устроилась на лице, я аккуратно примерила обновки.
Высший класс, ты готова.
…Утром я уже была у дома Алены на Крюковом канале. Я заняла наблюдательный пост в маленьком кафе напротив арки, рядом с которой стояло несколько машин: две иномарки, названия которых я даже не знала, “Мерседес”, “Ока” и серебристый джип. Потягивая остывший кофе, я загадала на джип, удивляясь собственной лихой наглости, – если это ее машина, то все кончится хорошо и я добьюсь того, чего хочу. В своей затрапезной куртке с низко надвинутым капюшоном я казалась сама себе плохим детективом из дешевой книжонки в мягкой обложке. Но официантка в застиранном переднике, должно быть, думала по- другому. Во всяком случае, она так хмуро смотрела на меня с несчастной чашкой кофе, что пришлось заказать коньяк.
…Алена появилась в двенадцать дня – я сразу же узнала ее: копна светлых небрежных волос, лайковый плащ, высокие сапоги – она выглядела так, как выглядит любая богатая сучка при деньгах. При ее появлении джип издал радостный электронный писк – ты не ошиблась, Ева, все кончится хорошо, на ловца и тварь бежит.
Первая часть плана была выполнена, и я с легким сердцем отправилась досыпать, вносить коррективы в имидж, подсказанные обликом Алены, и готовиться к сегодняшнему вечеру.
В Доме кино давали Альмодовара в рамках европейской премьеры, выяснить это оказалось плевым делом – мне везло, мне катастрофически везло, теперь не придется выпасать ее неопределенное время – Альмодовар был любимым Алениным режиссером, следовательно, она обязательно будет там.
Вечером я уже была на Караванной с кучей денег в кармане, в тройке и со шлейфом духов “Надругательство” за собой. Я была в ленинградском Доме кино в свой прошлый и единственный приезд, он
