Вырубленная в горе неведомо когда и незнамо кем. Но мне не было дела до лестничных дел мастеров. Меня манило небо в проломе огромного свода. А как он получился этот пролом и этот свод — меня мало интересовало. Точнее, совсем никак. Занимало меня другое: надо мной был выход, а лететь я не смогу. Это я знал точно. Не то настроение. Запал, похоже, весь вышел. Или интуиция включилась. Бывает со мной такое. Вот и по лестнице не хочется идти выше того, что прошли вместе с Машкой. По жизни, там ступени оплавленные были, а во сне все вроде в порядке. Но чего-то не тянет меня проверять их и все тут.
Справа скалится знакомый ход. Тогда мы свернули в него. И ничего — выжили. Пыли на полу, конечно, много, а так все нормально. Как в прошлый раз. Сворачиваю. Иду вдоль широкой полосы. На уровне плеча мне она. Не знаю, чего это за минерал, но светится он так, что и факела не надо. Не понадобился он и во сне. Вниз идти было легко, а без компании, спокойней. К перекрестку четырех тоннелей я вышел быстрее, чем в первый раз. И выбирать долго не пришлось: я знал, куда ведут три из четырех ходов. А в тот, что не знал, меня и не тянуло. Странно. Обычно я любопытнее бываю. Но тут, как отрезало. Вот и свернул туда, где мы с Машкой прошли. И отговаривать никого не пришлось. Прямо она хотела идти. А я там уже был. Наверное. Но проверять не захотел. Тогда. А во сне я точно знал, что этот коридор ведет к воронке. И мне не нужно подходить к ее краю, чтобы увидеть серпантин лестницы, что спускается к озеру статиса. А на его поверхности раскинулось тело. Мое тело. Того меня, что подошел к воронке и спустился к озеру. И я очень сомневаюсь, что в этом теле осталась жизнь. Не бывает жизни и смерти там, где время величина постоянная. Но какое мне дело до другого меня, который делал глупости в другом сне. Если это был сон, конечно, а не еще один вариант сценария. И я пошел дальше, быстро, не оборачиваясь.
Закончилась светящаяся полоса на стене. Она становилась все уже, пока ни истончилась в ниточку, а потом и совсем пропала. И света тоже становилось все меньше. А рядом с пропавшей полосой какая-то добрая душа положила связку факелов. На полу в смысле. Мол, будешь проходить мимо, зажги и ступай себе дальше. И как это мы с Машкой их в прошлый раз не заметили?… Так и топали в темноте. А теперь я сам-один и устроить иллюминацию мне нечем. Не обучен я Машкиному огненному дыханию. Придется обойтись. Да тут и в темноте не заблудишься. Один коридор, ни развилок, ни поворотов. Все вниз и вниз. Ноги сами несут. А темнота? Плевать! Я ведь не Алик Массуров, что боялся темноты. Вот он и не спал ночью. Даже при свете. Все на ночное дежурство пристроиться норовил. Болтал, мол, зовет его кто-то в темноте, увести хочет. Под психа косит, короче. Так все во взводе считали. А потом ранили Алика, и операцию под общим ему пришлось делать. Так он все просил, чтоб разбудили его потом. Не дали спать ночью. Врач обещался и… забыл. Много раненых тогда привезли, вот и замотался. А когда вспомнил, Алик уже мертвым был. А лицо такое счастливое… Ну, не должно быть у мертвых таких лиц! Живым завидно становится.
Ну вот уклон стал еще уклонистее. Или уклончивее? А хрен его знает! Не знаток я русского литературного и все тут. Я больше матом да по-латыни. Был бы это подъем, сказал бы офигительно крутой, а чего сказать о спуске? В прошлый раз мы шли здесь дрожа коленками и сильно откинувшись назад. А в этот мне не захотелось идти на полусогнутых, и я отчебучил очередную
Лес ничуть не изменился с прошлого раза. Ветер уже доносил запах дыма, но сам пожар был еще далеко. И дожидаться его у меня не было ни малейшего желания.
Как там шутят: ноги в руки и пошел? Ну, я и пошел. Сначала. А потом побежал. Большими прыжками, как говорил знакомый старшина. Ветер переменился, и дымом уже не пахло, пахло остатками свежего воздуха. И я бежал, куда глаза глядят, а ноги сами несли меня привычной тропой.
Мелькнуло знакомое дерево. Три его ствола скручены внизу, будто кто-то начал плести косицу да так и бросил. Показался огромный камень рядом с колючим кустом. Из-за этого куста выскочил в прошлый раз зеленоглазый зверюга, которого я посчитал за волка. А сейчас никого. Где-то через минуту слышу за спиной треск дерева. А то дерево падает или другое — разбери-пойми. Поляна, звонкий ручей среди цветочков-василечков. Тогда-то все в дыму было, только ручей звенел. И Машка с размаху влетела в него. И сама забрызгалась, и мне досталось. Она еще упасть тогда пыталась. Пришлось помешать. Не было у нас времени для водных процедур. А сейчас вот никого придерживать не надо, и я сухим перепрыгнул на другой берег. За поляной опять заросли кустов, а еще молодые деревца. Без листьев, зато в цветах. Но их я тоже в прошлый раз не заметил. Цветы. И запаха их не чувствовал. Только тонкие стволы в дыму видел. Иногда. А сейчас дым отстает от меня. Совсем немного, но дышать еще можно. И запахи различать. Доносится рев огня, значит, ветер опять переменился. Вот и горящее дерево. Падает, едва не задев меня веткой. Может, эта самая ветка и обожгла зверюгу в прошлый раз. Но зеленоглазого нет сейчас рядом — это же мой сон, а не его. А раз этот сон мой, то я могу сделать так, чтобы дым не выедал мне глаза.
Ну вот, только подумал, и дым тут же прижался к земле. И деревья вместе с ним. Самые высокие мне по пояс стали. Хорошо! Так я быстрее доберусь. Вот только искры летят. Как мошкара кусают за руки. Птицы вот еще… орут, мечутся над горящими деревьями, падают в огонь.
Я прибавил шагу. Сверху мне видно полосу белого дыма, что тянется к мосту. Дым становится темнее и вот уже свечой на именинном пироге вспыхивает дерево. Одно, другое, огонь прыгает по верхушкам деревьев, перехлестывает через дорогу. А по дороге бегут звери и спешит караван. Падают тюки, о них спотыкаются люди и животные, тоже падают. Те, кто может подняться, поднимаются и, не оглядываясь, бегут к мосту. И никому нет дела, человек рядом или зверь, дикий зверь или домашний. Не до вражды сейчас, страшнее враг ревет за спиной.
К мосту мне не успеть — это я быстро сообразил, и направился к знакомому дереву. Наверно, самому большому в этом лесу. Даже сейчас оно выше меня, а тогда… Мостом оно для нас стало. Спасением от огня. Это сейчас я знаю, почему Машка так тряслась перед деревом, так уважительно говорила о нем. Тиама — это не дерево. Не только дерево. Это одна из форм бывшего, будущего или спящего существа. Настолько духовно продвинутого, что ему тесно в человеческом или зверином теле. Местные считают таких продвинутых богами. А я… не такой уж я и верующий. Да и перебраться мне как-то надо на ту сторону. Вот только нет со мной Машки, и свалить дерево некому в этот раз. Как же мне на Столб Великана попасть? По воздуху аки посуху? Ага, как только, так и сразу!
Смех смехом, а на этом берегу становится все теплее. Еще пара минут и доктор Леха станет жареным доктором.
Веселенькие сны мне снятся. Но в самых крутых местах я обычно просыпался и слушал как работает моя сердечная мышца. Иногда даже шептал радостно: Все-таки сон, все-таки приснилось… На этот раз, кажется, пробуждением и не пахнет. Зато скоро запахнет паленым мясцом. Моим, между прочим, мясцом. И чем быстрее я чего-нибудь придумаю, тем больше шансов у меня остаться сырым и живым. Не хочется на практике выяснять, как чувствует себя горящий заживо. Теории мне за глаза хватит. Каким я проснусь после такого выяснения и проснусь ли — вилкой по бульону писано.
Огонь добрался до поляны Тиама и я сделал то, что первым пришло мне в башку: шагнул к Столбу Великана. Идиотизм, понятное дело, но ничего умнее в тот момент не придумалось. И самое странное, у меня получилось. Просто пришлось сделать большой шаг. И все! Я ведь не таким уж маленьким был в этот раз. А захотел перешагнуть, так и еще подрос. На второй Столб уже без напряга ступил. Третий, четвертый. Так и перешел каньон. По остаткам древнего моста. А для местных они — Дорога Великанов. Забылось уже, кто такие Хранители. Только посвященные еще чего-то помнят. Да и то…
На другом берегу каньона я оглянулся. Тиама пылал. И даже на таком расстоянии я слышал, как трещат его ветви. Чего-то сыпалось с них вниз, на выгоревшую дочерна землю. А на земле, у ствола, клубок огня. Катается, воет. Человек? Зверь? Не разобрать с такого расстояния. Да и что мне за дело? Даже если я
