имеющему мощную зенитную оборону. Часто использовал такой прием. Предварительно набрав большую высоту, на снижении разгонял своего «мига», метеором проносился сквозь группу «мессершмиттов». На большой скорости отрывался от них и выходил из зоны зенитного огня. А затем на бреющем, чуть не цепляя винтом траву, шел вдоль вражеских колонн. На малой высоте и солидной скорости мне были не страшны «эрликоны». Я научился летать в сплошной облачности, подкрадываться к цели скрытно, уходить в облака при опасности.
По приказанию командира дивизии разведчикам вменялось в обязанности не только следить за противником, но и штурмовать цели. На мой самолет, как правило, подвешивали две бомбы по сто килограммов. Согласно инструкции, надо было сбрасывать их во время горизонтального полета или с пологого пикирования, прицеливаясь приблизительно. Вероятность поражения была невысокая. Я рассчитал и применил в бомбометании, как и в стрельбе по целям на земле, несколько другой прием, назвав его «соколиным ударом». На высоте более тысячи метров вводил переворотом в вертикальное пикирование свой «миг», прицеливался по перекрестию стрелкового прицела и на высоте пятьсот метров сбрасывал бомбы. Они, имея уже скорость пикирующего самолета, точно поражали даже небольшую цель. Я же выходил из пикирования на бреющий полет, ускользал от зенитного огня.
Для уничтожения автомашин или других движущихся целей пулеметным огнем изменял профиль маневра. В начале атаки пикировал почти вертикально, с полным газом мотора в упрежденную точку. Когда же цель проектировалась под углом градусов в тридцать, выводил «миг» в пологое пикирование и расстреливал машину, можно сказать, почти в упор. Проскакивал над ней на минимальной высоте и бреющим полетом уходил из зоны зенитного огня.
В Тузлах инженер Копылов как-то сообщил мне:
– Хочу тебя обрадовать. Мы получили небольшое количество «эрэсов». На твой самолет подвесим под крылья две балки. Бомбы тебе больше давать не будем. Доволен?..
– Дорогой инженер! Как же ты меня порадовал. Теперь я могу сражаться с «мессерами» почти на равных условиях.
В полетах с «эрэсами» появилась большая уверенность в боевые возможности «мига». Верно, когда стрелял ими в первый раз по скоплению автомашин противника, самого передернуло: из-под крыла со свистом вылетел сноп огня. К этому надо было привыкнуть:
Как-то, возвратившись с разведки, увидел на стоянке три штурмовика Ил-2.
– Чьи «илы» приземлились у нас?
– Наши. Пригнали на пополнение матчасти полка. Слышал, что и вас хотят перевести на них, – с грустью в голосе сообщил Чувашкин.
– Да?.. Что, уже решили из нашего истребительного полка сделать штурмовой?
– Не знаю! Но вы, товарищ командир, не уходите с «мига»!
– Можешь быть спокойным. «Ил», конечно, отличная боевая машина. Только я по призванию истребитель и штурмовиком не стану.
На следующий день в промежутке между боевыми вылетами под руководством заводских перегонщиков начались занятия по изучению Ил-2, а потом и полеты.
С этим типом самолетов летчики полка были уже знакомы. Однажды к нам в часть на «иле» прилетел заместитель комдива, полковник Серенко. Он сделал несколько вылетов на штурмовку и очень хвалил самолет. Частые же полеты на штурмовку противника на «мигах», не имеющих бронирования, вели к выходу из строя боевой техники, к потерям от зенитного огня. Это вызывало озабоченность у летчиков и техников. Бронированные мотор и кабина, мощное вооружение расположили к себе некоторых летчиков и они решили перейти на Ил-2. Вскоре вылетело самостоятельно все звено Фигичева. Самолет им понравился. Видя мое явно отрицательное отношение к переучиванию, Иванов все же предложил мне сделать два полета по кругу.
– Полеты сделать, конечно, можно, но штурмовика из меня не получится.
– Не отказывайся от «ила», – настаивал Иванов. – Не самолет, а летающий танк. Броня, пушки, «эрэсы», бомбы. Такому самолету никакие «эрликоны» не страшны.
Выполнил полет по кругу, сел. Затем снова взлетел. Еще в первом полете я обнаружил южнее нашего аэродрома в море, недалеко от берега, большой плавучий док, буксируемый сторожевиком. Мористее их шел галсами малый морской охотник. Сейчас, во втором полете, я решил подвернуть к ним. Док был полностью заставлен паровозами. Видимо, ночью они вышли из Одессы и спешили зайти в Днепровский лиман и дальше, в Николаев. Удивляло: как такую цель не обнаружили немецкие бомбардировщики?
Развернувшись над плавучим доком, я пошел на посадку.
– Ну, как самолет? Для штурмовки машина незаменимая, – расхваливал «ил» Иванов. – Согласен поменять на «миг»?
– Нет, товарищ командир! Самолет хорош, но не в моем характере. Дашь ему рули, а он еще думает, прежде чем развернется. На «миге» – другое дело! Нет, на «ила» его не променяю.
– Вот полетишь на штурмовку с «илами» и увидишь, как они будут громить немцев.
– Конструкторы разрабатывают новые истребители. Может быть, доживу до лучших, чем «миг», – отбивался я от предложения Иванова.
– Понимаю тебя, убежденного истребителя. Это хорошо, когда человек твердо идет по выбранному пути, а не мечется.
Дальнейший наш разговор прервал доносившийся со стороны моря звук работающих авиационных моторов. В том направлении увидели идущих курсом на Николаев трех Ю-88.
Бросился к своему самолету. Чувашкин, видя меня, бегущего к «мигу», быстро снял с него маскировку. Вскочил в кабину и, не привязываясь, запустил мотор, взлетел.
Бомбардировщики, решив ударить по доку, развернулись и стали на боевой курс. Этот маневр и подвел их. Я нагнал «юнкерсов» над берегом моря, на высоте тысяча метров. Открыл огонь по ведущему звена из пулеметов, но потом, вспомнив об «эрэсах», прицелился и пустил первый снаряд. Он прошел мимо цели. Пускаю второй. Этот взорвался в «юнкерсе». Самолет вспыхнул, и около него сразу же раскрылись парашюты.
Остальные два Ю-88, сбросив бомбы на воду, спикировали, приблизились к воде и взяли курс на юго-запад. Я устремился в погоню. Атаковать их было очень трудно. Только прицелюсь, дам короткую очередь, как мой самолет уже чуть не цепляет волну. Снова подскок, атака. «Шкасы» отказали после первых же очередей. Работал лишь БС.
У одного «юнкерса» из мотора повалил черный дым. А я никак не могу добить его – кончился боезапас патронов. Ну, думаю, он с пробитым мотором и другими повреждениями не долетит до своей базы. И все-таки было досадно, что стрелять нечем и надо возвращаться на аэродром. Лечу все же удовлетворенный, что сбил Ю-88.
Штаб полка послал запрос подтвердить сбитие «юнкерса». Неожиданно пришел отказ. Моряки мотивировали его тем, что и они вели интенсивный огонь с катеров по группе бомбардировщиков. Кроме того, подобрали на воде парашютистов. Я не расстроился. Считал, что не так важно было, кому записан сбитый «юнкере». Главное, что этот стервятник не будет больше сбрасывать бомбы на наши войска, на города и села.
Вечером в полк вернулся один из водителей батальона аэродромного обслуживания. Он приехал прямо из Березовки. Шофер рассказал, как на второй день после нашего отлета в Тузлы, в село, где размещался штаб и столовая батальона, ворвались фашистские мотоциклисты. Они из пулеметов и автоматов расстреляли официанток, поваров и работниц штаба. Зверство поразило всех нас, отдалось болью в сердце. Мы хорошо знали этих работящих и скромных девушек. Летчики, выслушав сообщение, долго не могли прийти в себя, стояли как вкопанные.
– Встречу мотоциклистов, беспощадно буду их расстреливать, – сказал кто-то, выражая мысли всех нас. Селиверстов поднял глаза от земли:
– Жалко девчат. Только вчера они в вещевом складе обменяли мне обгоревшие сапоги и реглан. Фашисты – это дикие звери и никакой пощады им не должно быть. Их надо уничтожать, как бешеных собак!
А обстановка осложнялась с каждым часом. Наступающие войска противника с запада и севера
