мной в воздух как пара прикрытия.
Летим. Наша восьмерка подходит к Манычу. Группу пытались атаковать два Ме-109. Но в бой своевременно вступила прикрывающая пара Науменко. Оставшись шестеркой, мы нанесли удар по переправе и зажгли несколько автомашин на плотине и около нее.
Боезапас у нас еще был. Но я решил прекратить штурмовку. Во-первых, задача в основном выполнена. А во-вторых, встретившая нас пара «мессершмиттов» могла вызвать по радио подкрепление и атаковать при возвращении на аэродром. Надо сохранить какое-то количество боеприпасов.
Предположение оправдалось. Вскоре после отхода от Маныча я увидел заходящих в атаку «мессершмиттов». Предупредил покачиванием самолета о появлении противника. Затем энергично развернулся. К моему удивлению, за мной из группы никто не пошел. Вся пятерка «яков», сбившись, шла курсом на Кущевку. «Мессершмитты», не обращая на меня внимания, пошли в атаку на уходящих «яков».
Первый удар отбил заградительным огнем. В повторной атаке удалось в упор расстрелять ведущего четверки Ме-109. Тогда оставшаяся тройка набросилась на меня.
Отражая их натиск и нападая сам, я быстро израсходовал остатки боекомплекта, остался безоружным против трех вражеских истребителей. Теперь могла спасти только высокая техника пилотирования. Мы закружили в небе «чертово колесо».
Гитлеровские летчики, по-видимому, убедившись, что меня не сбить, а может, у них кончалось горючее, прекратили атаки, построились в группу и развернулись в северном направлении. Я тут же взял курс на аэродром.
Приземляюсь, заруливаю. Вижу, вся группа уже преспокойно меня ожидает. На КП Белов спросил:
– Ну, как слетали? Можно моих летчиков пускать на задания?
– При штурмовке действовали хорошо, но к воздушным боям не готовы. По психологическому состоянию им еще рано вступать в бой с «мессерами». Пускать на боевые задания можно лишь вперемежку с опытными летчиками.
– Может, еще разок слетаете с ними?
– Нет, не могу. У нас своя задача. Очень жаль, что у вас растеряли ведущих, – ответил я, хотя и знал, что огорчу Белова. – А вылет этот я надолго запомню.
Да и действительно, он многому научил, заставил глубоко задуматься над тем, как важно психологически сжиться всем летчикам, с которыми идешь в бой. Мы часто говорим: понять товарища, боевая спайка. Это очень важные качества в бою. Их надо воспитывать, прививать летчикам еще задолго до встречи с противником. Зарождается боевая спайка в паре, в звене, в эскадрилье. Я всегда был сторонником устойчивых боевых групп, в которых все воздушные бойцы хорошо знают и любят друг друга. Только в этом случае летчики группы будут действовать как слаженная боевая единица. Это не значит, конечно, что такие действия сдерживают порыв, творчество и инициативу. Нет. Наоборот. Вера в то, что в самом тяжелом бою никто не спрячет голову, прикроет, если надо, окрыляет, ведет к смелым действиям. Без этого не может быть победы.
Вскоре на аэродром прибыл штаб и техсостав полка, воины обслуживающего батальона. Самолеты были заряжены и готовы к боевой работе.
С утра начались активные штурмовки вражеских войск, перешедших Манычский канал. Вылетали восьмерками. Специально выделял пары для подавления зениток. Это и обеспечивало успех, помогло избежать потерь.
В те дни мы ждали возвращения группы летчиков, которых отправили ремонтировать самолеты. Как они были нужны сейчас! Задержка беспокоила командование полка. Через несколько дней удалось выяснить, что им было отказано в приеме самолетов. Авиаремонтные мастерские, свернув свою работу, отошли на восток. Командир полка решил сам лететь туда и договориться о приемке самолетов. Но его подготовка к вылету закончилась серьезной раной. При запуске мотора на УТ-2 механик рано включил зажигание. От удара лопастью винта у майора Иванова переломило руку и он оказался в госпитале.
Сообщение об этом всех очень огорчило. Под командованием Виктора Петровича Иванова мы прошли большой и тяжелый путь. Он руководил полком с первых дней войны. Никто не пользовался у нас таким уважением, как он. Мы видели в нем старшего боевого товарища и друга.
Через несколько дней перед ужином начальник штаба объявил приказ о назначении командиром полка Заева. Выслушав его, летчики молча переглянулись. Реакция офицеров возмутила Заева, и он, глядя на нас, заявил:
– Следует запомнить, что по приказу с сегодняшнего дня я командир полка и буду наводить строгий порядок. Дальше так не будет, как было до этого.
– При Иванове в полку был порядок. Мы стали гвардейцами, – бросил я реплику.
– А с вами, Покрышкин, у меня будет отдельный разговор.
Командир ушел. Мы несколько минут молча осмысливали все происшедшее.
Вступление в должность нового командира сказалось на порядке наших боевых действий. На штурмовку наземных целей стали летать звеньями, а не поэскадрильно. Это увеличило потери. Вскоре в эскадрильях осталось по шесть самолетов. Хорошо, что летчики, получив ранения и ожоги, остались живы.
Район боевых действий перемещался восточнее Ростова. Прорыв танковых группировок противника через Дон, в районах станций Котельниковской и Цимлянской, все больше прижимал войска Южного фронта к Кавказским горам. Чтобы быть ближе к местам штурмовок, полк был вынужден перебазироваться на полевой аэродром недалеко от Кропоткина.
Первой туда прилетела наша эскадрилья. И на этот раз авиатехники и тыловая часть, перебазируясь автотранспортом, не успели прибыть к нашему прилету. Летчики сами затолкали самолеты в капониры и около них ожидали наземный эшелон. В это время увидели на небольшой высоте идущих в направлении Кропоткина девять Ю-88.
В самолетах у нас оставалось мало горючего и боеприпасов. И все же по моей команде все быстро взлетели и атаковали девятку. Удар был неожиданным для противника. «Юнкерсы» сбросили бомбы, не доходя до цели, и пытались уйти на север. Преследуя их, мы полностью расстреляли оставшиеся снаряды и патроны и на последних каплях горючего произвели посадку. В суматохе боя никто не мог точно определить, сколько было сбито или повреждено машин противника. Главное – сорвали бомбежку вражескими самолетами железнодорожного узла, забитого эшелонами.
После приземления снова затащили истребители в капониры и замаскировали их. Без горючего и боеприпасов они представляли собой лишь мишень для вражеской авиации.
Когда же приедет наша колонна? Вышел на дорогу, пролегающую рядом с летным полем. Увидел местных жителей, поздоровался, спросил:
– Скажите, часто немецкая авиация делает налеты на город?
– Каждое утро. Как рассветает, так они тут как тут. Налетают и бомбят станцию и город. Спасибо, что вы отогнали их сегодня.
– Скоро они перестанут нахальничать, – пообещал я, продумывая вариант перехвата при утреннем налете.
Вскоре приземлилась эскадрилья Павла Крюкова, совместившая, как и мы, перебазирование со штурмовкой. Лишь в сумерки прибыли на автомашинах штаб во главе с командиром полка, технический состав и батальон обслуживания. Заправили самолеты горючим и боеприпасами. Готовились к боевому вылету.
Докладываю командиру полка о результатах нашей штурмовки и перехвата бомбардировщиков. Высказал предложение организовать утром дежурство для перехвата вероятного налета на Кропоткин вражеских бомбардировщиков.
– Пусть этим занимается ПВО. У нас будет много своих заданий, – ответил Заев.
– Нельзя позволять противнику безнаказанно бомбить город! Рано утром задания еще не поступят и мы успеем перехватить «юнкерсы», – пытался я убедить командира. Он промолчал, сел в «эмку» и уехал. Не сказал ни да ни нет.
Я решил от своей идеи не отказываться. Посоветовался с летчиками эскадрильи. Мы остались
