– Александр Иванович, меня очень беспокоит Фадеев. У него большие успехи в боях. Но в последнее время он стал проявлять бесшабашность и пренебрежение к противнику. Это может для него закончиться плохо. Молодые летчики стремятся ему подражать. Вы большие друзья. Поговорите с ним.
Я и сам не раз думал над этим. У Вадима, действительно, порой дерзость перерастала разумные пределы. А ведь он командир эскадрильи.
– Согласен с вами, Михаил Акимович. Правда, я уже не раз об этом говорил Вадиму. Постараюсь воздействовать на него покрепче.
А вскоре представился и повод для серьезной беседы. В один из последних вылетов фокусы Вадима едва не привели к гибели. Придя с боевого задания, он после посадки летчиков группы прошел бреющим полетом, чуть не цепляя верхушки деревьев. Сделал вертикальную горку и начал сложный пилотаж. Пилотировал В. Фадеев мастерски. И всем занятно, конечно, было смотреть на виртуозное выполнение сложнейших фигур. Но в это время из-за облачности выскочила пара Ме-109. Фашисты нацелились зайти в хвост самолета Фадеева. Командир звена Федоров, вскочив в свой самолет, успел по радио крикнуть:
– «Борода», «мессеры» в хвосте!
Фадеев косым переворотом ушел из-под трассы пушек. «Мессершмитты», потерпев неудачу, нырнули в облака.
После посадки Фадеева я подошел к нему. Такая во мне злость кипела.
– Ты что делаешь, Вадим? По-глупому решил погибнуть? Еще какие-то секунды, и ты был бы покойником.
– Саша, не ругайся. Я их увидел вовремя. Ну, немножко развлекся.
– Ведешь себя, как ухарь-купец. В боевом полете, включив передатчик, исполняешь арии из опер. Бесшабашно иногда гоняешься за отдельными «мессерами», бросив управлять группой. Кому этот цирк нужен? Ты же командир, пример должен показывать…
– Понял все. Как другу обещаю – этого больше не будет.
К сожалению, Вадиму трудно было себя переделать. Хотя он после этого случая старался сдерживать себя от необдуманных лихих поступков.
Вечером перелетели на соседний аэродром к бомбардировщикам и чуть свет ушли на их сопровождение.
Удар двух девяток Пе-2 был началом наступления нашего фронта на Крымскую. Оно началось 29 апреля и продолжалось до 10 мая 1943 года. Противник стал крупными группами бомбардировщиков наносить удары по советским наступающим войскам. На наш полк легли важные задачи по прикрытию наземных частей.
В первом же вылете на прикрытие поля боя наша восьмерка ушла к Керченскому проливу. Там, применяя скоростной маятниковый метод патрулирования, ждали появления вражеских бомбардировщиков. Я был твердо уверен, что они будут лететь из Крыма. Расчеты оправдались. Вскоре по блеску отраженных солнечных лучей от вражеских самолетов определил, что в нашем направлении идут бомбардировщики. Дал команду группе:
– С запада большая группа бомберов. Идем навстречу. Федорову сковать истребителей сопровождения, а звеном атакую «юнкерсов».
Идем на сближение. Около Керченского пролива увидели три эшелона Ю-87, дистанция между которыми была до трех километров. В каждом эшелоне в плотном строю по три девятки бомбардировщиков.
А. Федоров задачу свою выполнил мастерски. Его звено смело атаковало десять Ме-109, сопровождающих бомбардировщиков, и сковало их боем. «Юнкерсы» остались без истребителей. Это обеспечивало свободу действий моему звену. Применяя «соколиный удар», бросил самолет в крутое пикирование. Ведомые следуют за мной. Навстречу нам потянулись десятки дымных трасс из турельных пулеметов «юнкерсов». Огневой заслон на пути к ведущему центральной девятки казался непреодолимым. Стрелки двадцати семи бомбардировщиков посылали навстречу более четырехсот пуль в секунду.
За три секунды, а именно это время требовалось для выхода на дистанцию прицеливания и открытия огня по головному Ю-87, мы должны были проскочить через трассы. Это возможно только при большой скорости и переменном профиле пикирования. Надо было создать для вражеских стрелков большие угловые скорости, сбивающие точное прицеливание по истребителю.
Маневр был рассчитан наверняка. Прорвавшись через пулевой заслон, я в упор расстрелял ведущего Ю-87 и, проскочив над ним, энергично ушел вверх, чтобы занять позицию для новой атаки. Сбитие ведущего, а им всегда был командир группы, нарушило управление и психологически подавило вражеских летчиков.
Повторный удар по ведущему левой девятки привел к расстройству боевого порядка бомбардировщиков. Этим незамедлительно воспользовались летчики звена и сбили еще три самолета. У противника началась паника. Сбрасывая бомбы и пикируя к земле, бомбардировщики врассыпную стали удирать в направлении Керченского пролива. Создались благоприятные условия для уничтожения их поодиночке. Но наша задача была в другом. Дал команду своему звену:
– Прекратить преследование! Атаковать второй эшелон!
С двадцатью семью Ю-87 второго эшелона повторилось то же, что и с первым: прорвавшись через жгуты дымных трасс, я сбил ведущего центральной девятки и на повторной атаке еще одного Ю-87. Мои ведомые действовали смело и решительно. Летчики сбили каждый по одному бомбардировщику.
Гитлеровские пилоты не ожидали такого стремительного и точного удара. Сбросив бомбы на свою территорию, они повернули на запад. А наше звено нацелилось на третий эшелон из трех девяток «юнкерсов». Но те, видя как мы расправились с предыдущими, не стали испытывать судьбу и развернулись на запад.
Задача была выполнена, бомбардировка наших войск сорвана. Теперь можно преследовать удирающих бомбардировщиков. Но преследование пришлось прекратить. По радио услышал приказ:
– Покрышкин, я – «Тигр», немедленно возвращайтесь на Крымскую. В воздухе появился противник.
Как ни заманчива была перед нами добыча, приказ – закон. Построив группу в боевой порядок, взяли новый курс. Невольно оглядываясь на обратном пути, насчитал от Керченского пролива до станции Верхне-Баканской двенадцать дымных столбов. Это догорали на земле сбитые самолеты. Над Крымской мы разогнали группу Ме-109. По-видимому, эти истребители имели цель сковать нас боем перед приходом своих бомбардировщиков. На этот раз мы их обхитрили. Пока они здесь нас караулили, мы потрепали их подопечных еще над вражеской территорией.
Уходить домой наша группа не могла – время патрулирования еще не кончилось. Положение было незавидное, боеприпасы израсходованы, а смены нет. Патрулируем на скорости. Вдруг обнаруживаем идущую со стороны Черного моря большую группу самолетов противника. Насчитали до пятидесяти бомбардировщиков и истребителей. Снова бой, а стрелять почти нечем. Как пригодились остатки боеприпасов. Я сбил пятого бомбардировщика. На повторной атаке оружие уже не стреляло. Такое же положение было и у других летчиков нашей группы. Что делать? Ведь противник идет к линии фронта. Не долго думая, даю команду:
– Всем сомкнуться плотней ко мне! Идем в психическую!
И вот уже звено, плотное, как сжатый кулак, пикирует на группу бомбардировщиков. Федоров со своими напарниками сковал боем «мессершмиттов». Бомбардировщики, считая, что мы идем на таран, сбрасывают бомбы на свои войска и, рассыпая строй, удирают на запад. Преследовать мы их не стали. Стрелять нечем и горючее на исходе.
Вот наконец и смена. Довольные своими победами, без потерь возвращаемся домой. Неплохо потрудились, сбито более десятка вражеских самолетов!
Но не всегда перехват бомбардировщиков противника до подхода их к линии фронта был таким удачным. В очередное патрулирование вылетели четверкой. Сил, конечно, было мало. Наступление наших войск на Крымскую до предела накалило и воздушную обстановку. Сражения над полем боя шли ожесточенные. На этот раз мы встретили четыре девятки Ю-87, прикрытые восьмеркой Ме-109. Вражеская группа шла плотной колонной. Это затрудняло атаку ведущего.
– Атакую бомберов. Речкалов, прикрой! – дал команду.
