мой с достоинством произнесенный ответ:
— Сэм, вот это уже совершенно не мой стиль. Возможно мои романы продаются и не так хорошо как твои, но какая-то толика чести во мне еще осталась. Я никогда не пишу о том, что сам считаю совершенно невозможным.
— Юл, да перестань ты думать только лишь о своих гонадах. — Ага, так он заметил мой интерес к официантке. — И постарайся пошевелить своими птичьими мозгами. Я говорю про то, что могло бы произойти в альтернативном будущем, понял?
Я совершенно ничего не понял.
— А что это такое: «альтернативное будущее»?
— Это будущее, которое могло бы наступить, но не наступит, — объяснил Сэм. — Как если бы Олимпийцы к нам не летели.
Совершенно сбитый с толку я потряс головой.
— Но ведь мы же знаем, что они летят, — осмелился заметить я.
— А если бы не летели? Если бы много лет назад мы не установили с ними контакта?!
— Так ведь установили же, — сопротивлялся я, пытаясь разгадать ход его мыслей. Сэм только вздохнул.
— Я вижу, что до тебя ничего не доходит, — сказал он, плотнее запахиваясь в одежды и поднимаясь из-за стола. — Ладно уж, занимайся своей официанткой, а мне надо послать парочку телеграмм. Увидимся на корабле.
Не знаю по какой причине, но моим планам относительно киевлянской официанточки не суждено было сбыться. Она заявила, что счастлива в своем моногамном супружестве. По-правде, я не мог понять, как это свободный, правопослушный гражданин посылает свою жену на подобную работу, но меня удивило, что девушка не обратила особого внимания на мое происхождение...
Тут лучше объяснить поподробнее. Видите ли, моя семья претендует на звание знаменитой. Генеологи сообщают, что наш род идет от самого Юлия Цезаря.
Я и сам тоже вспоминаю об этих претензиях на славу, особенно если хорошенько дерябну. Думаю, что это причина того, что Лидия, большая снобка, заинтересовалась мною. Особо серьезного здесь ничего нет: все-таки Юлий Цезарь умер более двух тысяч лет назад. С тех пор сменилось шестьдесят или семьдесят поколений. И не надо забывать, что хотя Предок Юлий и оставил многочисленное потомство, но не от своих жен. Я даже и не слишком-то похож на римлянина. Где-то в моем роду должен был появиться какой-то предок с Севера, а то и парочка, потому что я высокий и светловолосый, совершенно не похожий на уважающего себя римлянина.
Но если я даже и не легальный наследник божественного Юлия, все равно — мой род — это старинная и уважаемая семья. Каждый посчитал бы, что официантка примет это во внимание, прежде чем мне отказать.
И все-таки отказала. Когда я проснулся на следующее утро — сам — моего приятеля на постоялом дворе уже не было, хотя корабль на Александрию должен был отходить только вечером.
Сэма я не видел в течение целого дня. Впрочем, специально я его и не разыскивал, потому что мне было немного стыдно за себя. Ведь как это: взрослый человек, уважаемый автор сорока с лишним превосходно (ну ладно, неплохо) продающихся романов должен выискивать, выпрашивать идею у кого-то другого?
Посему я отдал багаж слуге, рассчитался на постоялом дворе и поехал на метро в Римскую Библиотеку.
Рим — это не только столица Империи. Кроме всего прочего — это еще и крупнейший научный центр. Громадные старинные телескопы, стоящие на холмах, уже мало на что пригодны, поскольку городские огни мешают наблюдениям. Впрочем, все равно, все используемые телескопы находятся в космосе. Но эти, наземные, весьма пригодились Галилею, когда он открывал первую планету, не входящую в нашу Солнечную систему, а так же Тихо, чтобы сделать те самые, знаменитые спектрограммы последней большой Сверхновой в нашей Галактике, буквально через пару десятков лет после первого космического полета. Научные традиции сохранились до настоящего времени. Рим все так же остается штаб-квартирой Научного Коллегиума.
Потому-то Римская Библиотека весьма полезна для таких как я. Там имеется прямой доступ к базе данных Коллегиума, и даже не надо платить за соединение. Я вписался в реестр, положил таблички и стилос на выделенный мне стол и стал просматривать кипы материалов.
Ведь должен где-то обнаружиться замысел научного романа, который еще никто не написал...
Он наверняка где-то был, только мне его найти не удалось. Обычно, можно попросить помощи у библиотекаря-специалиста, но, похоже, совсем недавно в Библиотеку пришло много новых людей, в основном, проданных в рабство иберийцев, которые участвовали в прошлогоднем восстании в Лузитании. С той поры на рынке появилось столько иберийцев, что цены совершенно упали. Я и сам бы купил парочку ради спекулятивных целей, зная, что через какое-то время цена поднимется; в конце концов, восстания случаются не каждый год, а спрос имеется постоянный. Но тогда у меня не было денег, а ведь рабов надо еще и кормить. К тому же, если все они были такими же поворотливыми, как те, что работали в Римской Библиотеке, больших бы денег я не заработал.
В Библиотеке я разочаровался. К тому же погода поправилась настолько, что стоило рискнуть прогуляться по городу, поэтому я направился в сторону монорельса на Остию.
Как и всегда, Рим кипел жизнью. В Колизее проходили бои быков, а в Цирке Максимусе — гонки. Через узкие улочки протискивались туристические автобусы. Вокруг Пантеона двигалась длиннющая процессия, но я не был достаточно близко, чтобы понять, в честь какого она была бога. Я терпеть не могу больших сборищ. Особенно в Риме, поскольку здесь чужеземцев больше, чем даже в Лондоне: африки, инды, хани и норды — все расы Земли посылают своих туристов посетить Имперский Город. Зато Рим предоставляет им зрелища. Я остановился возле одной из туристических приманок — смена караула перед Золотым Домом. Понятное дело, ни Императора, ни его супруги нигде не было видно; наверняка они были в одном из бесчисленных своих церемониальных путешествий, а может открывают где-то хотя бы новый супермеркатус. И все же, стоящие передо мной алгонкины с дрожью эмоций глядели на парад Почетных Легионов, вышагивающих под своими орлами. Я немного помню язык чирокезов, достаточно, чтобы спросить, откуда эти алгонкины родом. Но оба эти языка не слишком похожи друг на друга, а чирокезский, которым они пользовались, был еще хуже моего. Тогда мы просто улыбнулись друг другу.
Как только Легионы прошли, я отправился к поезду. Где-то в голове крутилась еще мыслишка, что следовало бы поближе заняться своей финансовой ситуацией. Тридцать дней спокойствия уплывали минута за минутой. Но я не беспокоился, меня поддерживала вера. Вера в моего доброго приятеля Флавия Сэмюэлуса, который наверняка — как и всегда, делая что-либо большей частью своего мозга — в каком-то его закуточке уже выдумывал для меня идею для нового научного романа.
Мне и в голову не могло прийти, что даже у Сэма могут быть какие-то ограничения мыслительного процесса. Или же, что его внимание будет приковано к чему-то более важному, и на меня, на мои проблемы у него уже не будет времени.
Я не заметил его при посадке на корабль, в кабине тоже не застал. Даже когда громадные воздушные пропеллеры завертелись, и мы выплыли в Тирренское море, его не было. Я лег спать, слегка напуганный тем, что он, может, не успел на корабль, но поздно ночью проснулся, услышав, как он вошел в каюту.
— Я был на капитанском мостике, — ответил Сэм, когда я что-то пробормотал. — Спи. Утром увидимся.
Когда же я проснулся, то подумал, будто все это мне привиделось, так как Сэма в каюте не было. Но постель на его кровати была смята, и уже окончательно меня успокоил стюард, принесший утренний кубок с вином. Да, гражданин Флавий Сэмюэлус точно на борту. А вернее, в капитанской каюте, хотя стюард и не мог сказать определенно, что он там делает.
Утро я провел, отдыхая на палубе и вылеживаясь на солнце. Корабль уже не шел на воздушной подушке; ночью мы прошли Сицилийский пролив, и теперь, в открытом море капитан приказал опустить
