числится пропавшим без вести, а с 20 февраля - снятым со всех видов довольствия в воинской части № 73881 (результат милицейского расследования)… И он, милиционер, только потому этим занимается, что его коллеги нашли в Ушкалое труп военнослужащего с признаками, похожими на признаки числящегося без вести пропавшим старшего лейтенанта, согласно заявлению Нины Ивановны, но не запросу Министерства обороны! И те, итум-калинские милиционеры, попросили его, Абрамочкина, сходить к родителям в Брянске и узнать (!) «адрес постоянной дислокации воинской части № 73881, в которой проходил службу Левурда П.П»., чтобы связаться с ее командиром для выяснения всех обстоятельств гибели человека, по описанию матери похожего на их офицера…
То, что в кавычках, - цитаты из официальной переписки с Ниной Ивановной. Однако это и детали, характеризующие как армейские реалии, так и суть той войны, которую ведет у нас на Кавказе ТАКАЯ армия, какую мы имеем при Путине. В этой армии правая военная рука никогда не знает, чем занята левая, и легче письменно, а значит очень долго, спрашивать у родителей, которые за тридевять земель, чем докричаться до главного штаба в Ханкале (военная база под Грозным), где найти командира Таманской дивизии - вроде бы раз плюнуть…
Милиционер Абрамочкин, видя состояние, в котором находится семья, искренне посоветовал Нине Ивановне не ждать у моря погоды и быстрее ехать в Ростов-на-Дону - он уже узнал к тому времени, что останки «неизвестного военнослужащего» из Ушкалоя перевезли как неопознанные в главный военный морг в Ростове-на-Дону - к известному в России полковнику Владимиру Щербакову, начальнику 124-й военной судебно-медицинской лаборатории, занимающейся опознанием неизвестных. Но! Занимается этим полковник Щербаков - и это очень важно - не по заданию командиров, генералов, главного штаба, а по собственному ЛИЧНОМУ душевному расположению и ЛИЧНОЙ убежденности - видя глаза несчастных матерей, которые приезжают со всей страны в Ростов-на-Дону в поисках своих потерянных сыновей- военнослужащих.
Абрамочкин посоветовал также все же не нервничать загодя, потому что «все ведь у нас бывает», как это говорят в России, имея в виду путаницу с трупами. Тем временем к истории семьи Левурды подключился Брянский комитет солдатских матерей, и только так - через Абрамочкина, сходившего к Нине Ивановне, и брянских солдатских матерей - 15-й очень гвардейский полк и совсем уж гвардейская Таманская дивизия наконец-то узнали, что седьмое, забытое «товарищами» тело, возможно, есть тело Павла Левурды…
- 20 августа мы приехали в Ростов, - рассказывает Нина Ивановна. - Я сразу пошла в лабораторию. Вход туда не охраняется. Я вошла. Свернула в первый попавшийся по дороге кабинет судмедэксперта, и я увидела, что на его рабочем столе стоит на канделябрах голова, отделенная от тела. Точнее, череп. Но я сразу поняла, что это Пашина голова… Хотя рядом стояли другие черепа.
Можно ли хоть как-то оценить или восполнить тот моральный урон, который понесла мать?
Конечно, нет. И еще, кто спорит - работа у судмедэкспертов такая, что черепа у них стоят на столах и всякий может с улицы зайти…
Но все же… Мы все более становимся нацией людей без затей - простецкой, не чувствующей тонкостей и поэтому аморальной…
Ну, а тут как раз к матери, которую только что отпоили таблетками после встречи с Пашиным черепом (позже этот сразу узнанный матерью череп действительно оказался Пашиным), и подлетел так называемый «представитель части», также прибывший в Ростов. Это Абрамочкин узнал у родителей адрес части, телеграфировал туда, командир снарядил в Ростов «представителя» для улаживания формальностей…
В руках у «представителя» было «извещение». Нина Ивановна посмотрела в бумагу и - как на тот череп в кабинете судмедэксперта - упала в долгий обморок. «Извещение» представляло собой бумагу, в которой гвардии подполковник А. Драгунов, и.о. командира воинской части № 73881, и такой же гвардии подполковник А. Початенко, начальник штаба той же части, просили (неизвестно кого) официально известить «гр. Левурда», что «их сын…, выполняя боевое задание, верный военной присяге, проявив стойкость и мужество, погиб в бою». Это воинская часть пыталась замести следы своей преступной «забывчивости».
Придя в себя, Нина Ивановна внимательно прочитала «извещение» - это «погиб в бою». И увидела, что в документе нет никакого числа - когда, собственно, погиб ее сын…
- А как же быть с датой? - спросила Нина Ивановна «представителя».
- Да сами и впишите, какую хотите, - ответил он ей просто.
- Как это - «впишите»? - выкрикнула Нина Ивановна. - Я родила Пашу в тот день, когда родила, - и это день его рождения. И я имею права знать день его смерти - я хочу знать, когда же он погиб!
«Представитель» развел руками: мол, ничего не знаю, мне лишь приказали обменяться бумагами, а ничего не обсуждать… И сунул матери в руки еще и выписку из приказа по строевой части об исключении «старшего лейтенанта из списков полка» - и тоже без всякой даты, причин и прочего, но с печатями и подписями внизу. И, опять на голубом глазу, попросил Нину Ивановну все это собственноручно заполнить и передать по возвращении домой в районный военный комиссариат, чтобы Пашу там сняли с воинского учета.
Нина Ивановна уже молчала. Что можно объяснять человеку, у которого нет ни души, ни сердца, ни ума.
- Но, согласитесь, так же - проще?… Мне далеко будет ехать в Брянск, в военкомат… - полувопросительно продолжал «представитель».
Конечно, проще. И не поспоришь: действительно, просто БЫТЬ ПРОСТЫМ, без затей. Как наш нынешний министр обороны Сергей Иванов, ближайший товарищ президента еще со времен работы Путина в ФСБ Санкт-Петербурга: еженедельно по телевизору Иванов озвучивает для страны военные послания президента, где тон Иванова обычно, как у Геббельса на кинопленке времен Второй мировой войны, и Иванов говорит, что никто не заставит нас «встать на колени перед террористами», что собирается он продолжать войну в Чечне до какого-то там «победного конца»… Но НИКОГДА не услышать от министра Иванова ни слова о судьбах тех самых людей, солдат и офицеров, которые, собственно, и обеспечивают ему и президенту возможность выглядеть «не вставшими на колени перед террористами». Вектор развития нынешней власти совершенно неосоветский: нет людей - а есть винтики, обязанные беспрекословно воплощать в жизнь политические авантюры тех, кто присвоил власть, и у этих «винтиков» нет права ни на что, включая достойную смерть.
Куда сложнее БЫТЬ НЕПРОСТЫМ. Для меня это означает видеть не только «генеральную линию партии и правительства», но и подробности ее реализации. Подробности же таковы: 31 августа 2000 года № У-729343-й наконец-то был похоронен в городе Иваново. Ростовские судмедэксперты отдали Нине Ивановне ту самую Пашину голову - других останков, собственно, и не оказалось.
Почему хоронить решили в Иванове? Потому что семья навсегда уехала из ставшего теперь очень тяжким для них Брянска - поближе к старшей дочери, живущей в Иванове.
Сегодня Нина Ивановна - человек, известный в России. Потому что, предав земле останки сына, с таким трудом выдранные у государства, уже на девятый день после похорон Нина Ивановна собралась в дорогу - в тот самый 15-й полк Таманской дивизии, в его штаб в Подмосковье. Сначала, отправляясь из Иванова, она хотела одного - посмотреть в глаза Пашиным командирам, увидеть там хотя бы раскаяние перед матерью за то, что «забыли».
- Я, конечно, не надеялась на извинения… - говорит Нина Ивановна. - Но хотя бы сочувствие и раскаяние в глазах…
Однако в Таманской дивизии с матерью никто не захотел даже поговорить. Командир был недосягаем: рано утром, днем и поздно вечером. Нина Ивановна трое суток сидела на проходной, ожидая встречи с ним - без еды, чая, сна, внимания. Старшие офицеры туда-сюда пробегали мимо нее, как тараканы, делая вид, что не замечают… Именно там, на проходной, Нина Ивановна Левурда и приняла решение подать в суд на государство - этим она стала известна в России, - вчинив иск Министерству обороны и его руководителю министру Иванову по совокупности причиненных ей моральных страданий. Причем не в связи со смертью сына - он погиб, выполняя воинский долг. А в связи с тем, что случилось после его смерти.
Суть требований матери, если перевести со сложного процессуального на обычный язык, в
