но у заборчика толпилось человек пятнадцать, ожидая выноса тела. Подъесаул Папикян сурово велел им расходиться, потом огляделся и пальцем поманил к себе Рената.
- Ты, что ли, сопровождаешь? - спросил он, ткнув нагайкой в грудь Хузину.
- Так точно, господарищ подъесаул! - дурашливо отрапортовал сержант.
- Вещи обратно по описи примешь. В прошлый раз носки не вернули... Смотри, а то выпорю! Понял?
Войдя в дом следом за Ренатом, Мишка после яркого утреннего света не сразу заметил перемены. Борис Александрович был уже в гробу, установленном на разложенном, как для гостей, столе. Его голова была чуть наклонена вперед, и казалось, что он старается разглядеть ту самую пресловутую царапину на казенных мокасинах. Лена ничком лежала на кровати и устало плакала. Хузин закрыл дверь, накинул крючок, потом прошел вдоль окон, задергивая занавески.
- Вставай! - приказал он.
Лена медленно села на кровати - у нее были потухшие глаза, красное от слез лицо и растрепанные волосы. Увидев Мишку, она машинально начала поправлять прическу, потом передумала и хотела повязать на голову косынку, но вдруг как-то обреченно вздохнула и застыла, уронив руки.
- Я не могу, - чуть слышно сказала она.
- Почему? - спросил Ренат.
- Потому что я не могу... Мне очень плохо.
- Но ты же сказала, если он согласится, - Хузин презрительно кивнул в Мишкину сторону, - ты тоже согласишься. Он согласился. Давай, Акутагава, скажи громко, я согласен.
- Я согласен! - громко сказал Курылев.
- Вот видишь!
- Вижу... - ответила Лена, вставая с кровати. - А как-нибудь по-другому нельзя?
- Нет, - отрезал Ренат и, повернувшись к Мишке, приказал ' - Бери за ноги' .
В курсантские годы Курылев каждые каникулы, чтобы подхалтурить к нищенской стипендии, вербовался в разные горячие точки. Однажды под Сухумом их отряд здорово потрепали, и они драпали, попеременно таща на самодельных носилках одного парня, подстреленного снайпером. Может, от страшной усталости, а может быть, просто по молодости, но тогда Мишке труп того щуплого курсантика показался неподъемной тяжести Однако Борис Александрович был на удивление легким.
- Заноси! - скомандовал Ренат. - А ты отойди!
Лена покорно отошла в сторону. Они вынули тело из гроба и плюхнули на матрац. Потом Хузин оглядел получившийся натюрморт вдумчивым дизайнерским взглядом, перевернул покойника на бок и, отобрав у Лены косынку, обвязал ею голову усопшего. В довершение он накрыл труп одеялом так, чтобы виден был лишь кончик этой черной косынки. После всего сделанного, Ренат отошел к двери и оттуда придирчиво оценил результаты своего труда.
- Нормально, - сказал он. - А теперь ты ложись!
- Я не могу! - прошептала Лена и попятилась.
- Тогда все ляжем и по-настоящему!
Она закусила губу и медленно подошла к гробу, встала ногами на стул, а затем начала неловко укладываться в эту, как выражался подъесаул Папикян, 'спецтару'. Там, внутри, прямо посредине проходил грубый шов, соединявший два куска прапорщицкого сатина. Казалось, стоит только улечься - шов разойдется, и человек навсегда провалится в черную свистящую пустоту...
- Я не могу, - повторила Лена, уже улегшись вовнутрь, точно говорящая кукла в огромную коробку.
- Послушай, Хузин! - не выдержал Мишка.
- А ты, монархист, заткнись! - оборвал сержант.
Потом он, сузив глаза, еще раз внимательно осмотрел кровать: из-под одеяла высовывался мокасин с очевидной царапиной на боку. Сначала Ренат попросту хотел натянуть на
Вы читаете Демгородок (журнальный вариант)
