зеркало. Опустилось стекло, и высунулась красная, бугорчатая физиономия Коровина:
— Ну?
— Миша… Я же… Я же тебе никогда в полугодии двоек не ставила…
— Кто это? — спросил он у Дашки.
— Мама… — ответила она и заплакала.
— Что ж ты сразу не сказала? Что ж ты такая дура? Ты, слушай, к пацанам в машину больше не садись! Поняла?
— Поняла…
Джипы умчались, а Дашка осталась в Катиных объятиях, осыпаемая вперемежку пощечинами и поцелуями. Не менее драматические события разыгрались тем временем в кабинете математики. Вожжа в сопровождении нескольких учителей, заранее мужая сердцем в предчувствии трупа, проникла в кабинет и обнаружила там живого Григория Борисовича. Старый педагог, закинув голову и ерзая кадыком, лил валерьянку из пузырька себе прямо в открытый рот. На доске хорошо всем известным каллиграфическим почерком было выведено:
Я САМ СТАРЫЙ КОЗЕЛ И БАРАН.
А внизу для убедительности, чтобы никто не усомнился, стояла затейливая подпись Григория Борисовича. Вызванный по такому случаю с Петровки отец одного из учащихся оболтусов внимательно выслушал сбивчивые рассказы учителей и только покачал головой:
— Сам Бык! С ума можно сойти!
Оказалось, Мишка — один из главных уголовных авторитетов Москвы, лидер бибиревской группировки, контролирующей почти все автосервисы и торговлю запчастями. Прозвище у него — Бык, и все его жутко боятся. Два раза Петровка Коровина почти прихватывала, но свидетели до суда не доживали.
— Пишите заявления! — предложил муровец. — Попробуем… За нанесение побоев и оскорбление педагога…
— Заявления… — заколебалась Вожжа. — Конечно, мы возмущены! Но есть некоторый этический момент…
— Какой же?
— Видите ли, Миша Коровин — вроде как бы плод нашей педагогической недоработки. Конечно, тут виновата и семья, и двойная мораль брежневской эпохи… Но тем не менее со стороны педагогического коллектива это было бы неэтично.
— Ясно, — кивнул муровец. — Тогда даже и не знаю, как вам помочь. Значит, обещал еще зайти?
— Обещал…
— Плохо дело. Засаду в школе не разрешат. Детей постреляем. Конечно, можно было бы попросить алтуфьевскую группировку. С ними у нас отношения вроде бы ничего. Тем более что у них с бибиревскими есть кое-какие конфликтные интересы. Рынок запчастей. Но тут еще неизвестно, как говорится, кто кого. Надо подумать…
Через неделю, когда учителя и учащиеся еще не остыли от налета и не доели все «сникерсы», к школе снова подрулил знакомый джип, и оттуда выскочил громила с кейсом. Испуганный охранник, предусмотрительно пропустив бандита и даже отдав ему честь, тут же бросился звать на помощь великого Вадима Семеновича. Тот все сокрушался, что в день налета его не было в школе, а то бы…
Бандит тем временем вошел в канцелярию и толкнул дверь директорского кабинета. Там как раз совещались Вожжа и Катя. Он, ничего не говоря, плюхнул кейс на стол, щелкнул замками и откинул крышку. Женщины ахнули: в кейсе, ну просто как в кино, лежали пачки долларов в банковских упаковках, а сверху записка: «На ремонт родной школы. М. К.». Когда могучий историк, каратисто взвизгнув, влетел в кабинет, бандита уже не было, но валюта осталась.
— Сколько там? — спросил Вадим Семенович.
— Не знаем…
— Надо пересчитать!
На экстренном заседании педсовета по рекомендации хитроумного историка решили на эти деньги не только сделать ремонт, но и закупить компьютерный класс, телевизоры, видеомагнитофоны, обновить мебель и наглядные пособия. Осталось даже на премии всему педколлективу и на ценный подарок Григорию Борисовичу, который после того случая сразу как-то сдал и стремительно вышел на пенсию. Через полгода школу нельзя было узнать. Собственно, тогда-то и родилась идея переименовать ее в лицей. Вскоре в лицей пришли работать несколько известных в Москве методистов, а мерзавец Вадим Семенович перевелся на полную ставку. Мишку Коровина застрелили в том же году во время разборки между бибиревскими и алтуфьевскими. Вот эти события и оказали, по всей видимости, роковое влияние на ребенка. Дашка, с раннего детства твердившая, что, как и мама, обязательно станет учительницей, вдруг передумала после школы поступать в пединститут. А ведь Катя заранее пригрела ей местечко, так как на заочном отделении вела курс выразительного чтения и литературного произношения: «У тети Тины — дело, у дяди Димы — тик» — и так до тех пор, пока язык за зубы не зацепится.
В общем, никого не спросив, Дашка поступила на курсы секретарей-референтов при каком-то занюханном колледже. Она со смехом рассказывала, как несколько раз поправила даму, принимавшую экзамен по английскому языку. Вот такой колледж! Катя была в ярости:
— Кофе будешь в чашечке разным мерзавцам таскать?
— Почему только кофе? Могу еще и интим-услуги оказывать!
— Дура!
— Не знаю, не знаю… По статистике, миллионеры чаще всего женятся на своих секретаршах, и только на втором месте — топ-модели. Возьмите хотя бы Принцессу! Ее опять вчера по телевизору показывали. Она подарила детской больнице двух пони с колясочкой…
— Я же говорю — дура! — Катя обернулась за поддержкой к мужу.
— А что, — пошутил Башмаков. — Выйдет замуж за какого-нибудь Онасиса.
— Ананасиса! — буркнула жена.
— Тем более! И нас не забудет…
— Да уж, на карманные расходы буду вам давать побольше, чем вы мне, — заверила дочь.
Бурная личная жизнь началась у Дашки, как только она поступила на курсы. Там имелось еще отделение официантов и стюардесс со знанием языков. Несколько раз, отправившись в гости или на дискотеку, дочь возвращалась домой только поутру. В первый раз Катя совсем обезумела, подняла на ноги всех знакомых и полузнакомых, даже додумалась позвонить Бархатному. Тот стал утешать Катю, убеждая, что нельзя замыкаться на интересах дочери, забывая о своей женской судьбе, в то время как еще встречаются мужчины, пусть даже инвалиды, но…
Когда Дашка утром вошла в квартиру, распространяя аромат вчерашнего шампанского, не сомкнувшая глаз Катя набросилась на нее с ремнем, а точнее, с черным лакированным пояском. Башмаков, повинуясь приказу жены, держал дочь, чтобы не увертывалась. Дашка все-таки вырвалась и со словами: «Больше никогда… никогда…» — исчезла на несколько дней. Как потом выяснилось, жила она у однокурсницы, которой состоятельный друг снимал двухкомнатную квартиру в Сокольниках. В отместку родителям Дашка решила выйти замуж за своего одноколледжника — будущего метрдотеля. Катя съездила в училище, все разведала и застукала подружек прямо на квартире. Девчонки сидели с влажными волосами (они только что выкрасились в совершенно идиотские цвета) и рассматривали каталог свадебных нарядов. При этом они заливались мерзким пэтэушным хохотом, потому что все брачующиеся мужики в каталоге были одеты в смокинги, галстуки-бабочки и страшно напоминали официантов. Доставив дочь домой, Катя радостно объявила, что теперь Дашке совсем не обязательно возвращаться в свою девичью постельку по ночной опасной Москве, ей разрешается ночевать там, куда ее забросят радости юной жизни, но при этом она обязана позвонить домой и сообщить о своем местонахождении. Однако вскоре Дашка и сама перестала оставаться где-то на ночь, объяснив это очень просто:
— А о чем с этими лохами всю ночь разговаривать! — И добавила, что она безвозмездно передает
