Зяма — это же Гердт!

Когда ж он выходит, хромая,
На сцену, как на эуафот,
Вся паства, от чуда хмельная,
Его вдохновеньем живёт.

И это ни капли не странно,
А славы чем вязче венок,
Тем жёстче дороженька сталанна,
Тем больше ходок одинок.

Я в муке сочувствия внемлю,
Как плачет его правота,
Кем смолоду в русскую землю
Еврейская кровь пролита.

И это ни капли не странно,
Что он — той войны инвалид,
И Гердта старинная рана
От скверного ветра болит.

Но, зло превращая в потеху,
А свет раздувая в костёр,
Он — выжданный брат мой по цеху
И вот уж никак не актёр.

И это ни капли не странно,
Что, логику чудом круша,
Без спросу у крови и клана
К душе прикипает душа.

Хоть на поэтической бирже
Моя популярность тиха,
За что-то меня полюбил же
Заветный читатель стиха.

В присутствии Тани и Лили,
В предверьи бастующих шахт,
Мы с ним нашу дружбу обмыли
И выпили на брудершафт.

Не создан для тёплых зимовий
Воробышек — интеллигент,
А дома ничто нам не внове,
Зиновий Ефимович Гердт.

О Михаиле Ульянове

Живя в одном городе, варясь в одном театрально-киношном котле, они никогда не были сведены судьбой в общей работе. Зяма сначала был приятелем жены Михаила Александровича — Аллы Парфаньяк. Она была актрисой театра им. Вахтангова, с которым Зяма дружил через Максима Грекова, довоенного товарища по Арбузовской студии. Но для Зямы Миша был не вахтанговцем, а актером из той категории Артистов, которых он ценил выше всех. Тех, кто ни при каких обстоятельствах не может кичиться своим успехом, никогда не бывает «актер актерычем», остается скромным, простым, «живым и только до конца», как сказал Пастернак. Судьба подарила Зяме дружбу с Орестом Верейским, Мстиславом Ростроповичем, Александром Твардовским, Инной Чуриковой и еще многими художниками такого рода. Повторяю, Миша для Зямы был в их числе.

Ульяновы и мы считанные разы бывали друг у друга, но это ничего не значило, просто так складывалось, и когда встречались, да и сегодня, когда я их встречаю, было и есть ощущение дружеской приязни.

В 1974 году Зяма был на гастролях за границей с театром Образцова. Его сестра Фира лежала в больнице, как выяснилось, с тяжелым раковым заболеванием. Отделение не было онкологическим, но врачи вели ее сколько могли. Наступил день, когда стало ясно, что ее нужно переводить в специализированную больницу. Тогда это было, правда, как и сегодня, достаточно непросто. Заведующая отделением сказала мне, зная, что Зямы нет в Москве, чтобы я попросила кого-нибудь из «знаменитых» похлопотать. Я назвала Ширвиндта, но она, подумав, сказала, что лучше бы кого-нибудь с русской фамилией (такие были времена!). Я позвонила Мише. Он ответил: «Не объясняй, всё понял. Кому звонить, куда ехать?» По счастью, ехать не пришлось — замечательная немолодая, очень строгая доктор Елена Аркадьевна Нехамкина, прошедшая всю войну, сочла, что я «хорошая невестка», и сама договорилась о переводе моей больной. Чувство восхищения от отсутствия малейшей паузы со стороны Миши при моей просьбе осталось навсегда. Сам же Миша совершенно не помнит об этом эпизоде, что и свидетельствует об истинной доброте и благородстве.

Когда говорят о людях, а ведь ничего нет слаще, чем перемывать косточки, особенно знаменитых, всегда что-нибудь негативное да проскочит. А уж если человек занимает «пост», то уж обязательно. А Миша и посты занимал, и с очень разными режиссерами работал, а даже малейшей сплетни о нем не было. Зяма говорил: «Обожаю Мишу, чистый человек!»

Михаил Ульянов «КАК НА ОТДЫХЕ, НО ПРОФЕССИОНАЛ»

Зиновий Гердт был человеком удивительного, я бы сказал ренессансного, ощущения жизни.

Он очень смачно жил. Любил вечеринки, любил выпить рюмку водки, очень любил анекдоты и, кажется, не бросал курить до последнего дня… Его хохот раздавался везде, где он ни появлялся. С ним невозможно было не то что заскучать, а даже подумать о том, чтобы заскучать. Он очень любил общаться и