кому-то стать свидетелем их страданий. Некоторые просто спиваются, не в силах пережить любимого человека. Энн, похоже, принадлежала к тому типу людей, которые поначалу внешне ведут себя очень сдержанно. И так может продолжаться недели и даже месяцы, а потом вдруг как будто что-то в них ломается и человек прямо на глазах сходит с ума от горя. Интересно, что она подумала, узнав, что это из моего пистолета был застрелен ее отец? Если, конечно, она вообще сейчас в состоянии думать.
Энн взглянула куда-то мимо меня:
— Зачем ты пришел, Марк? Я, честно говоря, после вчерашнего была уверена, что больше тебя не увижу. — Она немного помедлила. — Глэдис, так кричала, что я все слышала. Ты и в самом деле уже успел съездить к Ганнибалу? Я кивнул:
— Послушай, Энн. Послушай и хорошенько запомни, что я скажу. Я всегда любил и уважал Джея, я искренне им восхищался. Ни за какие сокровища в мире я не согласился бы причинить ему вред. Кто-то убил его, и, клянусь тебе, я узнаю, кто это сделал.
И я увидел, как она в первый раз действительно увидела меня и взглянула мне прямо в лицо.
— Вам удалось выяснить у Ганнибала все, что вы хотели? Папа оставил все мне. У меня теперь куча монет. Глэдис не получит папиных денег, и, знаете, я этому рада. Ведь она никогда не любила его так, как я. — Ее губы искривились в усмешке, но глаза остались по-прежнему безжизненными. — Знаете, они даже не спали в одной комнате. Богом клянусь, это отнюдь не мешало ей спать по ночам как убитой. Да и ничему другому' тоже не мешало.
— О чем это ты?
— Ты ведь тоже об этом думал? — Она отвернулась и, немного помолчав, с горечью добавила:
— Я не слепая, Марк. Что, я не видела, как она день за днем ходила якобы по магазинам, а домой возвращалась без единой покупки! Разве ты не понимаешь, что я имею в виду?
Я предпочел промолчать. Это была как раз та самая тема, которой я не хотел бы касаться. Так мы и сидели, думая каждый о своем, пока я не прервал затянувшееся молчание.
— Почему вдруг Джей изменил свое завещание?
— А почему бы ему и не изменить?! — быстро ответила она. — Ведь Глэдис вышла за него только из-за денег, и он прекрасно знал это. Потому и изменил.
— Ты так считаешь? Или знаешь точно?
— Я уверена в этом. Папа, конечно, ни слова не говорил, можешь быть уверен. Он бы и не сказал никогда. Но это было ясно как Божий день. — Я заметил, как на скулах Энн заходили желваки. — Ну так вот, теперь она их не получит. Ни за что не получит. — Энн задохнулась, перевела дыхание и неожиданно мягко произнесла:
— Господи, прости меня, как же я ее ненавижу! — В горле у нее заклокотало, и я отвел глаза в сторону. — Ты лучше уйди, — вдруг едва слышно произнесла она.
— Энн, — повернулся я к ней, — мне в самом деле страшно жаль. Могу ли я...
— Лучше уйди, Марк. Все изменилось с прошлого вечера, и ты; сам это знаешь. Сегодня у меня нет сил даже говорить с тобой. Думать не могу, есть не могу, ничего не могу...
Вдруг неожиданно для меня окаменевшая маска ее лица будто рассыпалась на куски, Энн повернулась и бросилась ничком на подушку. До меня донеслись глухие рыдания. Худенькое тело отчаянно сотрясалось, и при виде ее неутешного горя у меня запершило в горле. Наконец сердце у меня дрогнуло. Я подошел к ней и ласково коснулся ее плеча.
Она резко обернулась и взглянула на меня, неожиданно жалкая и трогательная. Тушь черными ручейками текла у нее по щекам, помада, которую она так старательно наложила, теперь алела на смятой подушке. Крепко сжав губы, она махнула рукой в сторону двери.
Я молча повернулся и вышел.
По лестнице я спустился на первый этаж. Глэдис нигде не было. Не слышно было и рыданий Энн. Дом показался мне испуганно притихшим, лишь в коридоре гулким эхом отдавались мои шаги. Мне вдруг стало не по себе, словно я оказался в мавзолее или в гробнице.
Усевшись в машину, я какое-то время сидел, стараясь привести в порядок свои мысли. Конечно, выяснить мне удалось немного, и было ли это мне на руку или наоборот, я пока что не знал. Мне все еще не давала покоя мысль, почему все-таки Джея убили почти сразу же после того, как он изменил условия завещания и оставил состояние Энн Только в одном я не сомневался ни минуты: несмотря на то что Энн получила все деньги Джея, конечно, она не причастна к убийству. Ни один нормальный человек не поверил бы, что эта девушка могла хладнокровно пристрелить собственного отца.
Конечно, когда речь шла о такой девушке, я мог бы поверить очень многому, но только не этому.
Глава 11
Свернув к гостеприимному бару неподалеку, я зашел и заказал ром с содовой. Пока бармен лихо тряс шейкер, я попытался дозвониться Джозефу Бордену, но потерпел неудачу. Я попробовал сделать это еще дважды — звонил и в офис, и домой, но оба раза номер ответил мне, лишь противным комариным писком. Надо было поискать счастья в другом месте.
Прошло не меньше часа, прежде чем мне удалось наконец дозвониться до мисс Стюарт, той самой дамы, которую Ганнибал привез на вечеринку к Уэзерам, а потом и до неизвестного мне Артура, которого Энн подозревала в любви к кальсонам. К несчастью, беседа с ними обоими не добавила практически ничего нового к тому, что я и без того уже знал, и я почувствовал, как в груди у меня разрастается глухое раздражение на несправедливость судьбы.
Мисс Марта Стюарт оказалась простой, но весьма приятной женщиной лет тридцати с небольшим. Я с удовольствием отметил и ее хрупкую, с прекрасными формами ухоженную фигурку, и свежий маникюр, и аккуратно уложенные волосы. Да, конечно, она знакома с Ганнибалом уже около года, два-три раза он водил ее в театр, а в прошлую субботу они вместе были у Уэзеров. Очень милые люди. Они прекрасно провели время. Попугай? Какой еще попугай?! О чем это вы, мистер Логан?
Я вежливо поблагодарил и откланялся. Оставался еще Артур. Увидев его, я чуть было не фыркнул — типичный школьный зубрила. Лицо парня можно было назвать даже красивым, если бы не подбородок, который заканчивался несколько неожиданно где-то на полдороге, словно его обрубили топором. К тому же у него была довольно неприятная привычка с самым глубокомысленным видом жевать нижнюю губу. Двадцатилетний пай-мальчик, выросший «отличник». Мне даже не захотелось входить в дом. Парень беспомощно таращился на меня сквозь толстые стекла очков, то и дело кивая, пока я говорил, а потом быстро и с готовностью ответил на все вопросы. По-моему, возможности поболтать с частным детективом показалась ему забавной, во всяком случае, мою лицензию он разглядывал долго и старательно, так что я даже струхнул немного, не намерен ли он попробовать ее на зуб. Увы, и Артур тоже ничего не знал.
Это был последний свидетель. Мне ничего не оставалось, как вернуться к себе в офис, взобраться на подоконник и в отчаянии шагнуть вниз. Впрочем, с этим можно погодить, решил я и постучал в дверь квартиры 7 по адресу Маратон-стрит, 1458. Никто не откликнулся на мой призыв; я постучал снова, уже погромче, и дверь распахнулась. Только другая — дверь квартиры 8, и я увидел прелестное личико Айлы Вейчек.
Мне показалось, что сегодня она не совсем такая, как накануне. Что-то изменилось. Она была все так же хороша собой: блестящая грива иссиня-черных волос, соболиные брови вразлет, но накануне я так долго пожирал ее взглядом, что обмануть меня было трудно. И в самом деле в ней произошла заметная перемена — дело в том, что на этот раз Айла была одета.
В остальном же все оставалось по-прежнему. Я пришел по делу. Мне отчаянно нужно было разузнать как можно больше об этой проклятой вечеринке в субботу. Но с Айлой даже эта прозаическая причина превращалась в удовольствие. Сегодня на ней было яркое платье из набивного тонкого сатина — не уверен, что именно из сатина, но то, что он тонкий, готов биться об заклад! Мне почему-то показалось, что даже в этой весьма легкой одежде девушка чувствует себя явно неловко. Платье, вероятно, должно было первоначально иметь V-образный вырез, но благодаря усилиям Айлы он превратился в U-образный, и
