– Артур всегда трудно ладить с людьми, – пояснила Дорин.
– Но самое плохое – постоянно приходится носить фрак, – продолжил Артур, искоса взглянув на Дорин. – Хотя я считаю, что особой необходимости в нем нет.
– То есть поддержание традиций, – твердо заявила Дорин, которая, очевидно, решила дополнить фрак Артура нарядом, который она посчитала уместным для вампирессы, а именно: черное облегающее платье, длинные черные волосы, зачесанные назад, и мертвенно-бледный грим на лице.
Правда, от природы графиня была маленькой, пухлой, с курчавыми волосами и здоровым цветом лица. И природа брала свое.
– Лежал бы себе в гробу и лежал… – с тоской пробормотал Артур.
– О нет! – вмешался в разговор господин Башмак. – Это слишком простой выход. Движению нужны такие люди, как вы, Артур. Мы должны подать людям пример. Помните наш девиз?
– Который из них, Редж? – устало произнес Волкофф. – У нас их так много.
– «Мы мертвы, но дух наш живет!» – напомнил Редж.
– Понимаешь, на самом деле намерения у него самые добрые, – пояснил Волкофф, когда встреча закончилась.
Он и Сдумс шли сквозь серый свет рассвета. Чета Упырито ушла раньше, чтобы успеть домой до восхода солнца, а господин Башмак сказал, что ему еще нужно произнести речь на митинге, и срочно отбыл в неизвестном направлении.
– Он постоянно ходит на кладбище за Храмом Мелких Богов и начинает там орать, – объяснял Волкофф. – Называет это подъемом самосознания, но, как мне кажется, сам в этом сомневается.
– А кто был под стулом? – спросил Сдумс.
– Шлеппель, – ответил Волкофф. – Нам кажется, он относится к страшилам.
– А страшилы тоже умертвия?
– Он не говорит.
– И вы никогда его не видели? Я всегда считал, что страшилы прячутся под чем-нибудь или за чем- нибудь, чтобы потом выпрыгнуть оттуда на ничего не подозревающего человека.
– Прятаться он умеет. Но вот с выпрыгиванием у него не очень. Нам он не показывался.
Сдумс обдумал услышанное. Страшила, страдающий боязнью открытых пространств… М-да, полный набор.
– Странно все это, – рассеяно заметил он.
– Мы ходим в клуб только для того, чтобы доставить Реджу удовольствие, – пояснил Волкофф. – Дорин говорит, что, если мы перестанем там появляться, у него не выдержит сердце. Но знаешь, что самое плохое?
– Ну?
– Иногда он приносит гитару и заставляет нас петь песни типа «Улицы Анк-Морпорка» и «Мы все преодолеем»[12]. Это просто ужасно.
– Что, петь не умеет? – спросил Сдумс.
– Петь? Пение здесь ни при чем. Ты когда-нибудь видел зомби, пытающегося играть на гитаре? Особенно стыдно помогать ему искать отвалившиеся пальцы. – Волкофф вздохнул. – Кстати, сестра Друлль – кладбищенская воровка. Если будет предлагать пирожки с мясом, лучше откажись.
Сдумс с трудом вспомнил стеснительную старушку в бесформенном сером платье.
– О боги, неужели ты хочешь сказать, что она делает их из человеческого мяса?
– Что? Нет. Она просто очень плохо готовит.
– О.
– А брат Банши, возможно, является единственным в мире привидением-плакальщиком с дефектом речи, поэтому, вместо того чтобы сидеть на крышах и кричать о том, когда люди должны умереть, он пишет им записки и подсовывает под двери…
Сдумс вспомнил вытянутое печальное лицо:
– Он и мне дал одну записку.
– Мы стараемся его приободрить. Он очень застенчивый.
Внезапно Волкофф схватил Сдумса и прижал его к стене:
– Тихо!
– Что?
Уши Волкоффа задергались, ноздри раздулись. Дав Сдумсу знак оставаться на месте, вервольф бесшумно скользнул по переулку до его пересечения с другим, еще более узким и грязным. Здесь он на мгновение остановился, потом протянул волосатую лапу за угол.
Раздался визг. В лапе Волкоффа извивался человек. Заросшие волосами мышцы под разодранной рубашкой Волкоффа напряглись, и он поднял человека на уровень клыков.
– Ты там притаился, чтобы напасть на нас? – осведомился Волкофф.
– Кто? Я?
– Я тебя унюхал, – спокойно сказал Волкофф.
– Да я никогда…
Волкофф вздохнул:
– Вот волки такими подлостями никогда не занимаются.
Человек дернулся, попробовав освободиться. Бесполезно.
– Да что ты говоришь?
– Мы сражаемся мордой к морде, клык к клыку, коготь к когтю, – продолжал Волкофф. – Волки не прячутся за камнями, чтобы схватить за горло зазевавшегося барсука. Это не в их привычках.
– Может, отпустишь меня?
– А может, я вырву тебе глотку?
Человек посмотрел прямо в желтые глаза и прикинул свои шансы победить семифутового верзилу с такими зубищами…
– У меня есть какой-нибудь выбор?
– Мой друг, – Волкофф указал на Сдумса, – зомби.
– Честно говоря, о зомби я мало что знаю. Слышал только, что нужно сожрать какую-то там рыбу и корешок…
– …Но ведь тебе известно, что зомби делают с людьми?
Человек попытался кивнуть, несмотря на то что лапа Волкоффа крепко сжимала его горло.
– Да-гх-х-х… – удалось выдавить ему.
– Сейчас мой друг внимательно на тебя посмотрит, и если еще хоть раз он тебя увидит…
– То понятия не будет иметь, что ему делать, – едва слышно произнес Сдумс.
– …Тебе крышка. Верно, Сдумс?
– А? О да, конечно. Как прыгну, – мрачно ответствовал Сдумс. – А теперь беги и веди себя хорошо. Договорились?
– Да-гх-х-х, – прохрипел потенциальный грабитель, а сам подумал: «О боги, его глаза! Как буравчики!»
Волкофф отпустил человечка. Тот упал на булыжники, бросил на Сдумса последний испуганный взгляд и кинулся наутек.
– Кстати, – сказал Сдумс, – а что именно зомби делают с людьми? Думаю, на всякий случай мне лучше это знать.
– Разрывают их на куски, точно бумагу, – объяснил Волкофф.
– О? Правда?
Некоторое время они шли в тишине. «Почему я? – думал Сдумс. – В этом городе каждый день умирают сотни людей. Однако у них никаких проблем не возникает. Они просто закрывают глаза и просыпаются кем-то еще или где-нибудь там на небесах. Ну, или в какой-нибудь преисподней. Или пируют с богами, что не так уж заманчиво. Боги по-своему неплохие ребята, но приличному человеку с этой шайкой лучше не связываться. Дзен-буддисты, к примеру, полагают, что после смерти ты становишься хозяином всех сокровищ мира. Некоторые клатчские религии утверждают, что, умерев, ты попадаешь в чудесный сад,
