Чайчай положил жестянку себе в карман.
– Большое спасибо, Эрни. Я очень, очень тебе благодарен.
Он взмахнул другой рукой. Блеснул металл. Возница изумленно мигнул и свалился с телеги на землю. Тишина сзади наполнилась ужасом с легкими оттенками восхищения.
– Терпеть не могу зануд, – весело произнес Чайчай, поднимая вожжи.
Пошел снег. Он падал на лежащее тело Эрни, а также на… вернее, сквозь несколько зависших в воздухе серых одеяний.
В одеяниях, казалось, никого и ничего не было. Капюшоны тоже были пусты. Как будто их владельцы находились совсем в иной точке пространства.
«Итак, – произнесло одно из одеяний. – Честно говоря, мы поражены».
«Несомненно, – согласилось другое. – Никогда бы не подумали, что туда можно проникнуть вот так».
«Этот человек наделен богатым воображением», – сказало третее.
«А ведь мы, – ответило первое (или второе? впрочем, какая разница: одеяния ничем не отличались друг от друга), – мы обладаем такой властью, и всё ж…»
«О да, – произнесло второе (или третье). – Ход мысли этих созданий поражает. Своего рода… нелогичная логика».
«Дети… И как до такого можно было думаться? Но сегодня – дети, завтра – весь мир».
«Дайте мне ребенка, которому еще не исполнилось семи, и он мой навек», – возвестило одно из одеяний.
Воцарилась жутковатая пауза.
Эти существа, действующие как одно целое и называющие себя Аудиторами, не верили ни во что, за исключением, быть может, бессмертия. А еще они твердо знали: чтобы обрести бессмертие, следует всеми возможными способами избегать жизни. Личность – вот начало конца. Ведь всякая личность когда-то начинается и где-то заканчивается. Ход их размышлений был следующим: по сравнению с бесконечностью вселенной любая жизнь невообразимо коротка: какой-то миг – и ее уже нет. Разумеется, данная логика была несколько ущербной, но всякий раз Аудиторы осознавали это слишком поздно. Между тем они старательно избегали любых комментариев, действий или переживаний, которые могли бы их разделить…
«Ты, кажется, использовал местоимение „мне“?» – уточнило одно из одеяний.
«Да, да, но мы же цитировали, – торопливо заговорило второе. – Так выразился какой-то известный религиозный деятель. Об образовании детей. Разумеется, он говорил о себе, но лично я никогда бы так не сказал, ведь… вот проклятье…»
Одеяния исчезли, оставив после себя крошечное облачко дыма.
«Пусть это послужит нам уроком», – сказало одно из оставшихся.
И тут же на месте исчезнувшего коллеги возник еще один совершенно неотличимый от других плащ.
«О да, – сказал вновь появившийся. – И кажется, что…»
Внезапно он замолчал. Сквозь падающий снег к ним приближался некий темный силуэт.
«Это – он».
Одеяния поспешно исчезли, вернее, не просто исчезли: они истончались и растягивались, пока окончательно не растворились в воздухе.
Темная фигура остановилась возле лежащего на земле возницы и протянула ему руку.
– ТЕБЕ ПОМОЧЬ ВСТАТЬ?
Эрни с благодарностью посмотрел на незнакомца.
– Э-э… да, да, спасибо. – Чуть покачнувшись, он поднялся. – Ух, какие у тебя холодные пальцы, господин!
– ИЗВИНИ.
– Почему он так обошелся со мной? Я ведь делал все, что он говорил. Он же мог убить меня!
Эрни достал из потайного кармана тулупа странно прозрачную фляжку.
– В такие холодные ночи я без вот этой подружки, – он постучал по фляжке, – даже за порог не выхожу. Очень бодрит, снова живым себя чувствуешь.
– НЕУЖЕЛИ? – отсутствующе произнес Смерть, оглядываясь по сторонам и шумно втягивая воздух.
– Ну и как мне теперь объясняться? – пробормотал Эрни и сделал большой глоток.
– ЧТО-ЧТО, ПРОСТИ? ПОНИМАЮ, ЭТО ОЧЕНЬ ГРУБО С МОЕЙ СТОРОНЫ, НО Я ПРОСЛУШАЛ.
– Да я так, жалуюсь… Что я людям-то скажу? Какие-то подлецы угнали мою телегу… Нет, меня точно уволят. Интересно, какие еще неприятности меня ждут…
– Э… ГМ. ЭРНЕСТ, У МЕНЯ ДЛЯ ТЕБЯ ЕСТЬ ХОРОШИЕ НОВОСТИ. ОДНАКО, ЕСЛИ ПОДУМАТЬ, ЕСТЬ И ПЛОХИЕ.
Эрни внимательно все выслушал, бросая недоверчивые взгляды на лежащий у ног труп. Странно, изнутри он казался себе куда больше… Впрочем, у Эрни хватило ума не спорить. Когда определенные вещи сообщает тебе скелет семи футов ростом да еще с косой в костлявой руке, тут особо не поспоришь.
– Стало быть, я умер? – наконец заключил он.
– ПРАВИЛЬНО.
– Гм… а священнослужители утверждают… ну, это… когда умираешь, будто бы открывается дверь, а на другой ее стороне… в общем, там такое… Страшное всякое…
Смерть посмотрел на его обеспокоенное, полупрозрачное лицо.
– ДВЕРЬ?
– Ага.
– СТРАШНОЕ ВСЯКОЕ?
– Ага.
– Я БЫ ТАК СКАЗАЛ: ТУТ ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ ЛИЧНЫХ ПРЕДПОЧТЕНИЙ.
Улица опустела, и на ней осталась валяться лишь пустая оболочка усопшего Эрни. Однако немного спустя в воздухе опять возникли серые силуэты.
«Честно говоря, в последнее время он совсем обнахалился», – покачало капюшоном одно из одеяний.
«Он что-то заподозрил, – сказало другое. – Вы заметили? Как будто почувствовал наше присутствие. Оглядывался, искал нас. Он… начал проявлять участие».
«Да, но… вся прелесть нашего плана в том, – откликнулось третье, – что он ничего не сможет сделать».
«Он способен проникнуть куда угодно», – возразило первое одеяние.
«А вот это не совсем так», – ответило второе.
И с неописуемым самодовольством силуэты опять растворились в воздухе.
Снег падал все сильнее и сильнее.
Это была ночь перед страшдеством. В саду спали птички, и рыбы благополучно спали в прудах, ведь была зима.
А вот мышка за печкой не спала (вообще-то, никакой печки не было, а был камин, но ведь это не важно – правда?).
Она исследовала совсем не праздничного вида мышеловку. Которую, однако, поскольку надвигался праздник, зарядили жареной свиной корочкой. Запах сводил мышку с ума, и теперь, когда все вроде бы отправились спать, она решила рискнуть.
Признаться честно, мышь и не подозревала, что перед ней мышеловка. Мышиное племя так и не усвоило пользу передачи информации от одного представителя вида другому. Мышат не водили к знаменитым мышеловкам, чтобы сказать: «Вот, смотрите, именно здесь скончался ваш дядя Артур».
