— Он что же, обоих... — Евлентьев не закончил вопроса, остановившись рядом с двумя неподвижно лежащими телами.
— Кореш вроде ничего, с перепугу отключился, — сказал амбал, показывая на своего товарища. — А шеф получил сполна. Так, поднимаем шефа... Да оставь ты свои грибы, в конце концов! — Амбал с силой поддал корзину с евлентьевскими грибами. — Поднимаем... Руку его себе за шею заводи, я тоже. Все, повели к Минке... Может, успеем в «Скорую» доставить.
Рука банкира, легшая на шею Евлентьеву, оказалась гораздо тяжелее, чем он мог предположить. Амбал, конечно, большую часть тяжести взял на себя но и то, что досталось на долю Евлентьева, подгибало его. Кровь сочилась из раны, банкир постанывал, но был без сознания.
Так они и шли втроем по тропинке к Минскому шоссе — посередине умирающий банкир, по сторонам охранник и Евлентьев. Он уже задыхался, ноги подкашивались, но, видя решимость охранника, молчал.
Минут через, пятнадцать они вышли к шашлычной.
И первое, что увидел Евлентьев, — зеленый «жигуленок» на противоположной стороне трассы. «Вот и мне Самохин советовал на машине приехать, — подумал Евлентьев. — Электричка оказалась лучше, мне пока везет».
Охранник поступил единственно правильным способом — увидев приближающийся «Мерседес», он вышел на дорогу и развел руки в стороны. Едва машина остановилась, из нее выскочили двое парней со стрижеными затылками. В руке у одного была бутылка, у другого — гаечный ключ. Они бросились к охраннику, явно не для того, чтобы спросить, в чем дело. Но тот спокойно вынул из-под мышки автомат и, не меняя улыбчивого выражения лица, дал очередь в ясное осеннее небо.
— Вопросы есть? — спросил он.
— Вопросов нет, — почти одновременно ответили парни, отшатываясь.
— Тогда заносите раненого в салон.
— Так ведь это... Кровь? — Чья кровь? — спросил охранник, насупившись.
— Ну, этого мужика...
— Вы хотите, чтобы это была ваша кровь?
— Да нет, мы так просто...
— Я сейчас из вашей тачки сделаю решето. Верите?
— Верим, — и парни, подхватив умирающего банкира, уложили его на заднее сиденье.
— Снимай куртку, — сказал охранник Евлентьеву. И тот, не спрашивая зачем, не уточняя, имеет ли тот право распоряжаться, снял свою десантную куртку и отдал охраннику. Тот присоединил к ней свою куртку и положил под голову банкиру.
— Так, — он обернулся к Евлентьеву. — Грибы, похоже, кончились?
— Похоже на то...
— Ты откуда?
— Из Москвы.
— Могу подбросить... До первого метро. А?
— Подбрось, — поколебавшись, ответил Евлентьев. — До Киевского вокзала. Это на Кутузовском.
— Годится. А вы добирайтесь на электричке, — сказал он парням. Они стояли тут же и маялись от неопределенности своего положения. — Машину оставлю во дворе Склифа. Ключи будут под ковриком сзади. Заметано?
— Угу, — оба кивнули головами, не сводя глаз с черного автомата, который все еще был в руках у охранника.
— Не обману, не бойтесь. Машина будет в порядке. Садись, мужик, — сказал он Евлентьеву, а сам сел за руль.
Евлентьев неловко подошел к «Мерседесу» справа, открыл дверцу и сел на переднее сиденье. Машина тут же рванула с места. Через несколько секунд стрелка спидометра пересекла цифру «сто» и продолжала клониться вправо.
Почти всю дорогу молчали. Иногда сзади, с сиденья, слышался не то стон, не то хрип, охранник косился назад, но скорости не снижал, и Евлентьев с ужасом видел, что стрелка на спидометре ни разу не вернулась со стапятидесятикилометровой отметки.
— Суббота... Хорошо, — обронил охранник.
— Почему? — спросил Евлентьев.
— Свободная дорога. И в Москве будет свободно... За час доберемся.
— А ваш товарищ... Может быть, и его стоило взять?
— С ним все в порядке. Я посмотрел. В плечо его ранил тот подонок. Под мышкой пуля прошла, навылет... Болевой шок, кровь. Юра всегда бледнел от крови.
— Часто приходилось видеть? — спросил Евлентьев, чтобы не молчать.
— Случалось, — коротко ответил охранник. Первый раз на красный свет они прошли у Голицына, потом у Одинцова, потом когда пересекли Кольцевую дорогу и были уже в Москве. Суетились у них за спиной гаишники, бежали куда-то звонить по своим радиотелефонам, но на амбала это не производило ровно никакого впечатления, он просто не видел ни светофоров, ни гаишников.
У Киевского вокзала он притормозил возле самого светофора.
— Будь здоров, мужик. О подробностях узнаешь из газет.
Едва Евлентьев захлопнул дверцу, как «Мерседес» снова рванулся вперед и уже через десять- двадцать секунд свернул на Садовое кольцо. Теперь до Склифо-софского ему оставалось не более пяти минут. А Евлентьев вздохнул опустошенно и, отойдя в сторону, присел на деревянную скамью. Не было у него сил спускаться в метро, бежать по эскалаторам, протискиваться в вагон. Ему нужно было побыть одному, прийти в себя. Он вспомнил, что вместе с умирающим банкиром уехала и его куртка. И не было ни сил, ни желания просчитывать, что осталось в карманах, какие такие следы там могут обнаружиться, смогут ли найти его...
Откинувшись на спинку скамьи, он закрыл глаза и подставил солнцу лицо. В ушах его до сих пор слышался шелест леса, голоса грибников, выстрелы — и тихие, напоминающие щелчок дверного замка, и автоматные очереди... В какой-то момент брови его сошлись к переносице, и тут же улыбка чуть тронула губы. А пуля, оказывается, навылет прошла... Это хорошо... Значит, никаких следов... Значит, в деле будут пули только из моего семнадцатого изделия. А семнадцатое изделие осталось в руках у мертвеца, лежащего рядом с клетчатой кепкой. И грибы мои не пропадут, там возле трупа столько грибников собралось... Все подберут.
Чуть приоткрыв глаза, Евлентьев увидел в слепящем синем небе четкий белый прочерк самолета. И только тогда вспомнил, что сегодня ему предстоит отлет в Грецию. Он повернул голову к башне Киевского вокзала, украшенной бронзовыми орлами, и посмотрел на часы. Было около одиннадцати. Значит, он успевал домой, на улицу Правды к Анастасии, значит, и в Шереметьево успевал, значит, и в Греции он будет этим вечером...
Анастасия стояла на пороге заплаканная, встревоженная, с трясущимися руками. Она пыталась что-то сказать, но слова произносила бессвязные, смазанные, истеричные какие-то. Евлентьев прошел в комнату и увидел, что все здесь перевернуто — выдвинутые ящики, разбросанная одежда, битая посуда на полу...
— Что случилось? — спросил он.
— Они позвонили и сказали, что от тебя... Я открыла... — Анастасия снова затряслась в рыданиях. — И я открыла...
— Ну? Открыла... Дальше?
— Они вошли... В масках...
— Сколько их было?
— Трое... И все в масках...
— Какие маски?
— Вроде шапочек с прорезями для глаз.
— Так... — Евлентьев оглянулся, поставил на место перевернутую табуретку, закрыл дверцу
