Жаль.
Но не будем его хоронить раньше времени, пока жив Ошеверов, и еще как жив!
Гости исправно восхищались участком, и в самом деле прекрасным участком пятьдесят метров в длину и пятьдесят в ширину, а если честно, то он был почти вдвое меньше, но это тоже очень много, потому что сейчас и такого не достать, во всяком случае Автор уж многие годы мечтает обрести в тех же одинцовских или прилегающих к ним лесах какую-нибудь халупу, и ничего не получается. Хотя и завел он знакомство с председателем Валентиной Матвеевной, красивой и волевой женщиной, превосходно разбирающейся во всех сложных и многозначных проблемах города и района... Замечаете? Не жалею слов! Но знаю наверняка — ничего не получится. И к ее помощнице, очаровательной жизнелюбивой женщине, сохранившей все свои формы и все свои желания, тоже ходил на поклон и мордой своей поганой улыбался и лебезил. Не помогло. К самому секретарю Сергею Федоровичу, прекрасному человеку, душевному, самоотверженному в деле, которому без колебаний доверил бы самый высокий пост в государстве, тоже на поклон ходил. Всем свои книги дарил — все пытался показать, какой Автор значительный да замечательный человек. И ни фига. Ни фига, ребята. Хотя в Московской области сорок тысяч деревень и в каждой стоят заколоченные дома, а часто стоят целые заколоченные деревни... Завалящую избушку приобрести, чтоб в ней запереться на зиму да переписать еще разок рукопись... Невозможно. Только стон из души, и ничего более. А в одинцовских правительственных кругах и поныне рады видеть Автора, творческими успехами интересуются, новых побед желают. Нобелевскую премию готовы вручить немедля... Но не более.
А что может написать человек, какие-такие истины и образы он извлечет из своего подсознания, втиснувшись, как сказал поэт, между шкафом стенным и гостиничным тусклым трюмо? Хватит ли у Автора сил подавить в себе естественное недоброжелательство, хватит ли у него сил воспарить над бытовыми своими неурядицами, над обывательской злобой и кухонной системой ценностей? Не знаю, ребята, не знаю. Стараюсь, слежу за собой, каждое слово на вкус, запах и цвет пробую, но не уверен, что нигде ничего не просочилось. Поэтому просьба — если поймаете на чем, не судите строго, не торопитесь выводы нехорошие делать. Кто может знать, что таится в нас, какие черные дыры в душах скрываются, какие сквозняки гуляют в этих дырах, какие чудища выглядывают из них, привлеченные запахом обид и беспомощности...
Ладно, значит, договорились, как только в ком-либо из шихинских друзей появится надобность, будем считать, что он уже здесь, что он в саду бродит и ждет не дождется, пока мы обратим на него свой взор и упомянем в рукописи.
Вкратце можно сказать, что прибыл Костя Монастырский с откинутыми назад волосами, будто до сих пор дул ему в лицо сильный встречный ветер, правда, волос оказалось поменьше, чем ожидалось, да и поседели они, и взгляд у Кости оказался не столь пронзителен, в общем, маленько постарел Костя, как и все мы в общем-то, как и все мы.
Кто еще? Гектор Емельянович — странная неопознанная личность, нечто среднее между проходимцем и борцом за справедливость. Он весьма охотно вступал в схватки, отстаивая честь доверившегося ему человека, мог отстаивать и его материальные и матримониальные интересы. Есть такие, есть, их немало, но они затаились, не зная, каким своим качествам отдать предпочтение, и с грустью сознавая, что попали не в то время, в котором могли бы расцвести и утвердиться. И потихоньку что-то отстаивают, потихоньку мухлюют, не добиваясь выдающихся результатов ни там, ни там. Подворачивается лихой заработок — не откажутся рискнуть и поставить на карту все, включая собственную свободу, а понадобится срочно скрыться — скрываются. И выныривают в других краях, в другом качестве. Гектор Емельянович был вхож в дом к Брежневу Леониду Ильичу, и однажды даже приготовил тому обед из трех блюд, одно время числился тренером чемпиона мира по шашкам Анатолия Гантварга, но случались и проколы — есть города, куда он не может появиться без риска быть опознанным и, простите, пришибленным.
Мы можем относиться к таким людям по-разному, можем их презирать, стыдиться, по пьянке, случается, восхищаемся ими, но когда нас прижмет, когда за нами погоня, когда уж в спину дышат, а кто-то затвор взводит или бумагу о всесоюзном розыске подписывает, — к ним идем. Не прогонят, не захлопнут дверь перед носом, испугавшись правосудия. Наверно, и такие нужны для полной гармонии общества. Что делать, вступаем мы время от времени в конфликты и с самим собой, и с непосредственным начальством, вон Митька Шихин умудрился даже в ссоре с государством оказаться.
Чтобы уже закончить об этом, добавим, что к вечеру на участок ввалилась группа никому не известных молодых людей, голодных, веселых, нагловатых. Долгое время на них не обращали внимания, и они тоже словно бы никого не замечали, но каждый раз дружно усаживались за стол, пили вино, охотно присоединяясь к тостам, переговаривались о чем-то своем и вообще чувствовали себя раскованно, как и подобает современным молодым людям. Потом выяснилось, что Селена в некоей светской озаренности пригласила двух приятелей, предупредив, чтобы они не очень к ней льнули на даче, поскольку она будет с мужем. Однако приятели приехать не смогли и передали приглашение своим дружкам, заверив, что их ждут, что без них ничего не получится и если они не поедут, то всех здорово подведут. И те, прихватив уже своих знакомых, прибыли плотной группой.
Федуловы.
Вот о ком нора рассказать, о Федуловых, которые давно уже шастают по шихинскому саду, оглушая окрестности какими-то плотоядными воплями. Федулов-муж с впалой безволосой грудью, с крупными, но далеко не всеми зубами, разгуливал в женской кофточке и розовых рейтузах, что говорило о его неиссякаемом чувстве юмора, а то и таланте. В чем заключается талант Федулова, никто не знал, да он и сам вряд ли смог бы ответить на этот вопрос. Когда Федулова-жена, толстая коротышка с длинными спутанными волосами, шла по дорожке, то казалось, что она не идет, а катится на маленьких пухлых колесиках. Автор не скрывает своего отрицательного к ним отношения, и если уж упоминает эту пару, то исключительно из чувства добросовестности, чтобы потом, когда Ошеверов вплотную займется установлением анонимщика, читатель не укорял бы — вот, дескать, мы подозревали, подозревали, а преступник-то, оказывается, и не упоминался, появился на последней странице с самой неожиданной стороны. Это явное нарушение законов жанра, решит образованный читатель, и будет, конечно, прав.
Неосторожно выйдя на дорожку, Шихин неожиданно оказался в прямой видимости Федуловой и сразу затосковал, что-то в нем заныло и напряглось. Коротышка тут же умудрилась так ловко стать рядом, что он ощутил и ее рыхлое бедро, локоть, жаркое, не очень свежее дыхание, а главное — желание говорить долго, с намеками, подмигиваниями и томными придыханиями.
— Митя, скажи мне, ну почему вы все такие унылые, скованные, почему не хотите расслабиться? — ухватив сквозь платье резинку трусов, она оттянула ее и с силой бросила, звонко щелкнув себя по животу. — Ну затеяли бы что-нибудь, разыграли бы кого-нибудь, баб чужих порасхватали... Ведь не старые еще мужики! Давайте жить весело!
— Не возражаю, — обронил Шихин. — Давайте. — Он в упор посмотрел на изнывающую от неутоленных желаний женщину и вдруг увидел ее какую-то космическую пустоту, аппетит, готовность есть, говорить, с кем угодно спать, и все начинать сначала. Федулова могла часами не вылезать из-за стола и поглощать неимоверное количество пищи, причем для нее не имело значения, какая это пища, вкусна ли, голодна ли сама Федулова.
— Слушай, Митя, — она ткнулась в него вздыбленной грудью, — давай моего дурака в бабу нарядим, а? Вот смеху будет! Мы тут загнемся от хохота!
— Да он уж нарядился... У Вали кофточку выпросил, где-то рейтузы нашел, в них и щеголяет. По- моему, они от прежних хозяек остались, старухи почему-то пренебрегли этими рейтузами.
— Да мои это панталоны, мои! — сипловатым смехом зашлась Федулова. — Вы там отвлеклись маленько, он их с меня и содрал! Думаю, чего ему надо, неужели наконец собрался обесчестить, — Федулова изогнулась в хохоте, и Шихин некоторое время вынужден был смотреть лишь на ее вздрагивающую спину. — А оказалось, ему панталоны нужны... А может, мы ему юбку найдем, парик какой-нибудь или пакли из стен надергаем, а? И сделаем невероятный начес, а? Как у Аллы Пугачевой, а?
— Да он, по-моему, и так всю жизнь в юбке ходит, — неосторожно заметил Шихин и,
