- С чего вы взяли, что он что-то натворил? Вы думаете, он способен натворить что-то такое, что заинтересовало бы нас?
- Не думаю. Он нигде не работает, деньги ему дает отец, отец у него, кстати, полковник ФСБ… но это не те суммы, которые могли бы вас заинтересовать. Если только он украл кучу денег, но… нет, не верю. Морду набить кому-нибудь по пьяни - это он может, а украсть, да столько, чтобы ваша контора встала на уши - нет, это он не может.
- А почему вы решили, что наша, гм… контора стоит на ушах?
- Не знаю, просто показалось. Я думал, вы обычно вызываете свидетелей повестками, и все разговоры ведутся под протокол, как положено по закону.
- Мы разговариваем со свидетелями так, как нам удобнее. Наш с вами разговор, кстати, полностью в рамках закона. А на ушах мы не стоим, хотя дело тут, не спорю, серьезное. И странное. Как думаете, Егор Леонидович хорошо разбирается в банковских системах?
- Думаю, он вообще в них не разбирается.
- А в сетевых технологиях?
- Он хороший программист, один из лучших на курсе, но мы же учимся на втором курсе, а не на пятом. А сети у нас, по-моему, начинаются в конце третьего.
- В конце четвертого. Он не занимался самостоятельным изучением компьютерных сетей?
- Нет. Он вообще этим не интересовался.
- Вы уверены?
- Абсолютно. Мы же друзья, мы часто общаемся, если бы он чем-нибудь серьезно увлекся, я бы знал.
- А если бы он захотел скрыть от вас свое увлечение?
- С чего бы? Скорее, он взял бы меня в долю. Ну, попытался бы взять, - поправился я на всякий случай.
- Понятно. Может, у него есть друзья, которые более квалифицированы в этом вопросе?
- Не думаю. Среди наших общих знакомых таких точно нет.
- Вирусные технологии он знает?
- По-моему, нет. Наверняка не знает, я бы почувствовал, если бы он знал.
- Почему вы так думаете?
- Говорят, что человек, сам написавший вирус, начинает по-другому программировать. Я точно не знаю, в чем это проявляется, но говорят, что это очень заметно.
- Это Малышев так говорит? Ни хрена себе! Откуда он узнал, что я лично знаком с Малышевым?
- Не волнуйтесь, - Царьков начал меня успокаивать, - никто ни в чем не обвиняет господина Малышева. То, что он пишет вирусы, а не только антивирусы - это секрет Полишинеля. Но он не распространяет свои вирусы, а потому претензий к нему нет. А если бы претензии были, их предъявляли бы не мы. Нас интересует только финансовая сфера, компьютерные правонарушения - это работа для ФСБ.
- Тогда почему вы меня расспрашиваете про компьютерные знания моего друга?
- Игорь Денисович, - капитан состроил укоризненную гримасу, - вы меня извините, но вопросы здесь задаю я. Вы должны понимать, что улики, приводящие следствие к цели, могут не иметь никакого отношения к сути дела. На первый взгляд. И, полагаю, вам не надо объяснять, что такое тайна следствия.
- Значит, против Егора ведется следствие?
- Вот вы опять задаете вопросы. Так уж и быть, на этот отвечу. Никакого следствия пока не ведется, просто обнаружилась одна странная вещь, может быть, это ошибка в программе, а может, хищение в крупных размерах. Надо разобраться, а вы не хотите помочь.
- Так спрашивайте, на что смогу - отвечу.
- Замечательно. Опишите, пожалуйста, максимально подробно, что вы делали в пятницу вечером.
Я нецензурно выругался про себя. Они каким-то образом проследили манипуляции Егора с несуществующим банковским счетом. Интересно, что они сумели выяснить, и как они интерпретировали то, что выяснили. Е-мое, никогда не думал, что финансовая разведка отслеживает так много! Тогда почему они не обратили внимания на кредитную историю Маринки? Там же ясно видно, что она живет на черные деньги! Я начал говорить, тщательно подбирая слова:
- В пятницу вечером… Я сидел, пил пиво, мне позвонил Егор…
- Точное время помните?
- Нет, точно не помню, было еще не поздно, часов восемь, наверное. Значит, мне позвонил Егор, мы поговорили…
- О чем?
- Да ни о чем. Ему нечего было делать, а я пригласил его к себе, у меня как раз родители уехали на дачу. Он приехал, мы сидели, смотрели телевизор, разговаривали о всякой ерунде…
- О какой ерунде?
- Не помню. Да действительно о ерунде, ничего серьезного мы не обсуждали. Посидели, попили, потом пошли спать.
- Вместе?
- Нет, мы не гомосексуалисты. По отдельности.
- Много выпили за вечер?
- Много. Бутылок по пять минимум.
- Вы заказали на двоих восемнадцать бутылок. Вы все это выпили?
А говорят, что у нас правовое демократическое государство, бережно охраняющее права и свободы… Тьфу!
- Восемнадцать? Вряд ли. Хотя, кто его знает, может, и выпили.
- Кто заказывал выпивку?
- Егор. У него были деньги, а у меня не было. Я же не работаю, а на стипендию, сами понимаете, много пива не купишь.
- Емельянов тоже нигде не работает.
- Ему отец дает деньги.
- Вы не знаете, с какого счета Емельянов оплачивал заказы?
- Со своего личного, откуда же еще?
- Вы уверены?
- Да нет, конечно. Откуда я могу точно знать? Он не говорил, а я не спрашивал.
- Вам не показалось, что у Емельянова неожиданно появилось необычно много денег?
- Трудно сказать. Егор такой человек, что может купить ведро «Гиннеса», а потом месяц стрелять червонцы на сигареты. Деньги у него были, но насколько много…
- Он не говорил, что заработал большую сумму или что-то в этом роде?
- Нет. Да он же не работает нигде, я вам уже говорил. Царьков помолчал некоторое время.
- Ну что ж, все понятно. Извините, что побеспокоил вас. Если вдруг вспомните что-то, относящееся к делу, мои координаты, - он продиктовал свои координаты, - И еще одно. Никому не говорите о нашем разговоре, хорошо?
- Хорошо, - я пожал плечами.
- Особенно Емельянову.
Машина затормозила перед шлагбаумом, ограничивающим въезд на территорию университета. Я вежливо поблагодарил Царькова за то, что подвез, он сказал, что это не стоит благодарности, и я вышел.
Принято считать, что московский общественный транспорт не сильно уступает частному в
