С места происшествия наши славные ребята тривиально удрали, бросив развитие событий на произвол судьбы. И прихватили с собой Ибрагима. То ли в качестве пленника, то ли вообще как заложника — поди, пойми их!
Нельзя, однако, сказать, что это был жест отчаяния либо обычное стремление преступника как можно быстрее покинуть район совершения злодеяния.
— ...Скорее данную модель поведения можно рассматривать как проявление здоровой целесообразности, стартовой компонентой которого (проявления) воленс-ноленс явилась непредвзятая и потому искренняя реплика лидера социометрической группы, содержащая объективную, емкую и образную характеристику весьма сложной ситуации...
Вот так сказал вечером того же дня Костя, разбирая действия команды в критические минуты.
— Да, компонента — это точно, — согласился Вася. — Это была конкретная жопа! Куда ни сунь — везде воняет...
А просто получилось так, что лидер — Иванов — на месте происшествия растерялся и слезно воскликнул:
— Нельзя нам сейчас сдаваться! Ну никак нельзя... Мы уже так близко! Если прокуратура сунет сюда нос — считай, крах всему делу.
— Сдаваться — последнее дело, — горячо поддержал проштрафившийся Петрушин. — Какая прокуратура? Надо валить отсюда, пока шум не поднялся! Вася, лейтенант — «рафиком» займитесь. Бегом!
Иванов открыл было рот, но махнул рукой и отдался течению обстоятельств. Чувствовал он себя сейчас примерно как офисный сиделец, забредший на самый верх телебашни в Останкине и по недоразумению угодивший в пьяную компанию хулиганов-парашютистов. Хулиганы силком надели офисному парашют, с гиканьем и бравурными воплями скинули с башни и посоветовали побыстрее дергать за кольцо — тут невысоко, можно ведь и не раскрыться! Хорошо, хоть показали, где это кольцо находится...
«Рафик» быстренько перегнали на задний двор, труп водилы занесли. Лиза под шумок успела сфотографировать убитых — на всякий случай. Вызвали с улицы, с «парадной» стороны, двоюродного брата Ибрагима — он там у мангала торчал, зазывая новых посетителей аппетитным видом шашлыков. Костя взял двоюродного за плечико, показал на трупы и произнес спич в местном духе:
— Они хотели убить меня. Но я оказался сильнее. Ибрагим все это дело затеял, но я добрый, я дарю ему жизнь. Ты, конечно, можешь открыть дверь, выскочить в зал и заорать благим матом, но... подумай, что для вас лучше. Короче, будешь вести себя правильно — к вечеру Ибрагима отпустим. Смотри, не дуркуй...
Глебыча оставили «разруливать» ситуацию с ответственным по бригаде и очевидцем- пулеметчиком, Ибрагима тихонько вывели, подогнали к заднему двору свой «66-й» и укатили.
— Двенадцать минут, — отметил Петрушин общее время всего происшествия, начиная с Костиного сигнала бедствия. — Если замешкаются, кто-нибудь может из зала в кухню полезть, разбираться, чего заказ не несут.
— Они нас не знают. — Лиза индифферентно пожала плечиками и потащила из кармана сигарету. — Номера машины вряд ли запомнили, тут таких — куча. Если повезут мальчика и того мужчину по подразделениям, делать опознание, — это до Нового года как минимум!
— Ты нас знаешь? — Петрушин похлопал ладонью по мешку, который накинули на голову Ибрагима.
— Всэ — сдохнэт! — стоически сообщил пленный. — Всэм башка рэззать будим!
— Да мы в курсе, — флегматично заметил лейтенант Серега. — Бедная наша башка... Но дама права: даже если они поведут себя нетрадиционно, найти нас — целая проблема...
Сразу по прибытии на базу Иванов (он в кабине ехал) спросил у Кости:
— Что ты имел в виду, когда посоветовал брату Ибрагима «вести себя правильно»?
Полковник выглядел озабоченным. Видимо, всю дорогу мучился, бедолага, страдал...
— Трупы — в холодильник, — пояснил Костя, рассеянно наблюдая, как Петрушин с лейтенантом волокут Ибрагима в блиндаж. — Кровь замыть. Экстренно сообщить родственникам убиенных, что полку шахидов прибыло. Это чтобы до заката успели схоронить, а то неприлично получится. Ну и... молчать, как рыба об лед.
— А почему ты считаешь, что для них это правильно? — засомневался полковник. — А может, для них «правильно» — ударить во все колокола, поднять на ноги общественность, привлечь всех доброжелателей Ибрагима... Почему они должны пользоваться именно твоим вариантом «правильного поведения»?
— Но это же очевидно! — Костя даже удивился: такой большой, умный, шестидесятый размер фуражки — а не схватывает на лету очевидные вещи. — После такого происшествия никакие доброжелатели не помогут. Если все сорвалось, значит, спецслужбы «пасли» и разрабатывали... Всех заберут, будут таскать по инстанциям, допрашивать, возможно, пытать. Кафе закроют, семейный бизнес умрет. Если дело пойдет совсем плохо, Ибрагима, как основного пособника, могут посадить. А так — к вечеру вернется, и все пойдет по-старому. В их тейпе никто не пострадал, кровных претензий лично к нам они не имеют. Тут все нормально. А вот родственники убиенных...
— А что — родственники? У нас ежедневно более десятка убитых боевиков. Списывают на военную операцию. Сердца наполняются ненавистью, объявляют общий джихад, адресно искать виновных никто не пытается... Ты думаешь, у нас в этом плане могут возникнуть проблемы?
— Думаю, запросто могут! — Костя широко улыбнулся и даже зажмурился от удовольствия. — Ух, как они могут!
— С чего это вдруг? — Полковник вдруг понизил тон почти до шепота и воровато оглянулся по сторонам. — А ну, давай — делись...
— Да чего тут делиться? Вы и сами все знаете. Да, Ибрагима наверняка использовали втемную. Что может Ибрагим? Передать чего-нибудь гонцу — место людное, часто посещаемое; усадить нужных людей в кабинет и подать знак... То есть он почти наверняка не в курсе всех деталей. Но Султан-то в курсе! И, если посчитает нужным, сдаст наши приблизительные координаты родственникам убиенных. Есть такая-то команда, в которой трудится товарищ Воронцов, сидит эта команда в Ханкале, больше ничего не знаю... А это, согласитесь, уже адресно — фамилия и расположение. То есть если раньше интерес проявляли только ко мне, то теперь будут охотиться за всей командой.
— И чему же ты рад? — кисло удивился Иванов. — В этом есть какая-то, как ты говоришь, здоровая целесообразность?
— Нету, — признался Костя, продолжая улыбаться. — Но представьте себе... Представьте, вы — в дерьме...
— Нет, я, конечно, терпеливый, но не до такой же степени! — возмутился Иванов.
— Да это же образно, Сергей Петрович, образно! Это метафора. Вы же интеллигентный человек, умница, вам ли не понимать такие вещи... Представьте — вы в дерьме, один, тоскуете, скучно вам... И вдруг к вам туда, в дерьмо, подсаживают целую команду этаких глыб и матерых человечищ, славных боевых
