Обстоятельства убийства были настолько очевидны, что эксперт, выписывающий справку, не счел нужным производить вскрытие. Затем тело отправили в морг областной поликлиники, а близким сообщили, что они могут забрать Ник-Ника домой. Вот тут вышла некоторая заминка.
Молодая жена Гнилова, узнав, при каких обстоятельствах ее супруг свел счеты с жизнью, встала на дыбы. Она наотрез отказалась забрать тело, заявив, что после такого позора не потерпит этого мерзавца под крышей своего дома (дом был действительно записан на ее имя – бдительный Ник-Ник перестраховался). Эта красотуля, кстати говоря, чуть ранее так же категорично отказалась явиться на опознание. У нее, дескать, от столь ужасного зрелища может случиться сердечный приступ.
Сын Гнилова – молодой делокрут межрегионального разряда – также отказался взять тело отца к себе домой. Он в это время был где-то на конгрессе – то ли в Патагонии, то ли в Бирюлеве, – и когда его супруга позвонила туда и спросила: а не забрать ли свекра? – делокрут возмутился: «Да как ты можешь, Оленька! У нас же дома пятилетний ребенок! Это же такая психическая травма для неокрепшего сознания мальчика! Нет, нет – пусть они там сами. Ну, фирма эта его. Пусть…»
И на опознание пришлось ехать Дону. Затем ребята из бюро ритуальных услуг обслужили Ник-Ника по первому разряду, и до понедельника он лежал в роскошном позументированном гробу в конференц-зале головного офиса. Фирма же взяла на себя похоронные расходы. Дон не пожалел средств для того, чтобы достойно проводить своего ближайшего соратника в последний путь.
На похороны съехались практически все более-менее значимые персоны областного пошиба. Из местной мафии, в частности, присутствовали: губернатор с очередной молодой женой, мэр города, прокурор области, начальник УВД, новотопчинский вор Пахом с немногочисленной свитой, главари бандитских группировок и еще целая плеяда не менее уважаемых деятелей каких-то там отраслей как в законной сфере, так и наоборот.
Из тех, кому положено, на похоронах не было лишь молодой вдовы и сына покойного, который так и не удосужился бросить к известной матери свой долбаный конгресс и примчаться домой, чтобы в последний раз припасть челом к хладным рукам отца. И это отсутствие, внешне вроде бы незаметное, накладывало на всю торжественную церемонию отпечаток какой-то незавершенности. Какой-то убогости, что ли…
Ник-Ника можно было пожалеть. Поистине, сколь бы высоко ни вознесся ты, каким бы огромным состоянием ни владел, но если после смерти для тебя не нашлось места в собственном доме и доме твоих детей… Чем, в таком случае, ты лучше безымянного бомжа? Того тоже похоронили за казенный счет. Правда, без процессии и монументального надгробия – ну так что же? Вы равны пред ликом смерти! Тела ваши сгниют и рассыплются в прах одновременно. Даже нет – бомж скорее всего протянет гораздо дольше, если вообще не удостоится самопроизвольной мумификации. Потому что в отличие от Ник-Ника он в большом количестве употреблял прескверные горячительные напитки, которые основательно пропитали все его клетки. Вы одинаковы. Очень, очень обидно…
– Эх и не вовремя же ты, Николаша! – горестно пробормотал Дон, когда гроб миновал чугунную кладбищенскую ограду. – Мог бы годик-другой подождать… – И украдкой покосился на нас с Оксаной. Как-то мы восприняли вроде бы искреннее проявление его скорби?
Мы восприняли. Оксана поравнялась с патроном и взяла его под руку – старый половой разбойник тотчас же прижал поплотнее локоть к ее боку. Я тоже поравнялся с шефом, но брать его под локоток не стал, а лишь красноречиво вздохнул, показывая, что разделяю его горе в полной мере и все прекрасно понимаю.
Отношение Дона к внезапной кончине вице было двойственным. Как лицо, максимально приближенное к персоне, я прекрасно понимал эту двойственность и в определенной степени даже сочувствовал шефу. Как лицо, явившееся причиной всей этой истории, я отчетливо осознавал, что для Дона данный исход в сложившейся ситуации – как ни кощунственно это будет звучать – чуть ли не наиболее оптимальное разрешение кое-каких проблем, возникших за последний период в их с Ник-Ником совместной деятельности.
Если в день гибели Гнилова Дон был ошеломлен и подавлен, то сегодня он выглядел вполне свежо и элегантно. Я бы даже сказал, что у шефа проклевывалось бойцовское настроение: по дороге на кладбище он, забывшись, начал насвистывать «Вальс-фантазию» Глинки, отбивая пальцами такт по обшивке двери «Линкольна». Дело в том, что «Вальс-фантазия» сквозь зубы во все времена свидетельствовал о напряженной работе мысли патрона, характерной для обдумывания какой-нибудь хитроумной многоходовой комбинации или сногсшибательной аферы… К горестной подавленности и тотальному смятению чувств мелодия Глинки не имела никакого отношения. Все товарищи из близкого окружения прекрасно об этом знали. Вот поэтому мы и переглянулись многозначительно со Славой Завалеевым – начальником СБ, расположившимся между мной и Оксаной на заднем сиденье «Линкольна». Чего-то там себе гоняет старикашка!
Шеф заметил этот перегляд в зеркало и смутился: начал откашливаться и сморкаться, пряча лицо в гигантский носовой платок, приобретенный накануне специально для похорон.
С одной стороны, потеря Гнилова была для Дона страшным ударом. Ник-Ник – деловар божьей милостью – держал в своих руках целый ворох административных вопросов, которые, кроме него, никто не мог решить.
– Придется минимум на пару месяцев все бросить в задницу и конкретно засучить рукава, – пожаловался Дон вчера за ужином. – Вот не было печали! Так славно все шло…
Действительно, в последнее время дела фирмы обстояли как нельзя лучше. «Даная» (так именуется наше учреждение) владела монополией на производство, обработку и реализацию всей областной сельхозпродукции. Те сорок процентов оборота, что не удавалось реализовать в пределах области, благополучно сплавляли в другие регионы и даже за рубеж. Можно без ложной скромности заявить, что минимум треть населения страны пьет наш кефир, молоко и то, что из него получается. Трескает наше мясо, колбасы, сосиски, окорока, маринады и полуфабрикаты из всякой всячины, что до поры до времени безбедно пасется на обширных просторах наших фермерских угодий, оборудованных по последнему слову евронауки.
Фирма насчитывала в своем составе что-то около пяти тысяч сотрудников, трудившихся в поте лица как в Новотопчинской области, так и в одиннадцати филиалах, размещавшихся в других регионах. В общем – гигантская машина для качественной кормежки населения, имеющая устойчивую тенденцию к совершенствованию и процветанию.
А теперь чисто умозрительно разделите жизненную сферу всей этой махины на две равновеликие доли – законную и криминальную. Такое разделение имеет место вовсе не потому, что Дон и его ближайшее окружение – конченые негодяи. Оно закономерно вытекает из нашего через зад сформированного общественно-государственного уклада – не буду детализировать, сами все прекрасно знаете.
Так вот, представьте, что вся эта полукриминальная махина опирается на два мощных столба – Дона и Ник-Ника. И в один прекрасный день столб, который поддерживал криминальную половину, стремительно рушится! Половина эта зависает в воздухе. Если не принять экстренных мер и в срочном порядке не соорудить новый столб, вся конструкция в самом ближайшем времени грохнется на землю и разлетится на кусочки…
Вот вам первый аспект восприятия Доном факта внезапной кончины своего вице. Аврал, сумятица, адский труд и нервотрепка – к черту налаженная размеренная жизнь, полная упоительной неги.
Далее. Гнилов был моложе Дона на десять лет. Представьте: крепкий и здоровый вице-президент пятидесяти лет, ничем не уступающий в интеллектуальном плане своему шестидесятилетнему, начинающему заметно дряхлеть шефу. Кое-кому это может показаться несущественным, однако… Нет, Дон, разумеется, голова! Глыба и матерый человечище – поднять такую махину из ничего! Это надо быть во всех аспектах неординарной личностью. Таких по всей России едва ли с десяток наберется. Но если Гнилов в пятьдесят лет уже вовсю пахал вице-президентом мощного образования всероссийского масштаба, то Дон… Кем он там был в свои пятьдесят? Да-да – именно! Вчерашним преподавателем истории, владельцем кирпичного заводика в пригороде Новотопчинска, на котором вкалывали день и ночь аж трое рабочих! Улавливаете разницу? Ник-Ник, возможно, сам того не желая, обогнал своего шефа на целых десять лет в
