поковыряться в наших фээсбэшных архивах… Деньги, коллега, в наше время могут все, так вот – нашел досье одно. Папиллярные линии практически совпадают, только у тех, что на бутылке, – линейная деформация узора перекрестным контуром…
– А по-русски? – уточнил я. – Чего и где деформация?
– У этого типа в настоящий момент на указательном пальце правой руки – прямо на подушечке – должен быть крестообразный шрам. А когда он молотил на нас – не было этого.
– Сексот? – знающе бросил я.
– Да ну – какой сексот! – Славик пренебрежительно поморщился. – Так, информатор из ближнего круга областного ЦК компартии. Сексотов у нас берегут – информация нулевого допуска. А этот – мелкая сошка. Спалили его разок на п…рванстве, припужнули – вот и стал информировать.
– На чем спалили? – не понял я.
– Ну – малолетку он отпользовал как-то на гулянке. Она пьяна была – ничего не соображала. А там кто-то из наших был – вот и… А сейчас он может спокойно дышать – лет-то сколько прошло! Вот и дышит, сволота, во все легкие.
– Где ж это он дышит так? – с любопытством подыграл я.
– А попробуй догадайся с трех раз! – лукаво и чуть напыщенно заявил Слава.
– Ты, Слава, с возрастом портишься, – сожалеюще констатировал я. – Считаешь себя минимум светилом аналитики, а остальных – дегенератами… Полагаю, что этот ваш бывший сексот…
– Информатор, – поправил Слава, слегка обидевшись за «светило».
– Ну, он стучал вам в свое время? – уточнил я.
– Как отбойный молоток, – подтвердил Слава.
– Значит, один хер – сексот, – упрямо заявил я. – Вот этот ваш отбойный молоток в настоящее время обретается где-нибудь поблизости от губернатора… Возможно, в самом ближайшем окружении… Попал?
Слава накуксился и с минуту поджимал губы, качая головой. Затем недовольно хмыкнул и поинтересовался:
– Слушай, а ты где побывал до встречи со мной? И если уж все знаешь – зачем тут комедию ломать?
– Да нигде я не побывал, – возразил я. – И ничего не знаю – брякнул наобум. Видишь ли, Ольга – моя подружка, которую кто-то приговорил, имела несчастье быть губернаторовой женой. Вот отсюда и пляшу. Не более того.
– Ясно, – недоверчиво сказал Слава. – Тогда, умник ты наш, может, скажешь, какого рожна Гольдман поперся на мэрскую мусорку вторично? Когда его грохнули возле мусорки, он наверняка чего-то там искал. Одна бутылка его не удовлетворила, судя по всему.
– Полагаю, что он искал там пластмассовую воронку, через которую эти дяди меня поили, – выдал я и сердито высказал предположение: – И ты эту воронку нашел и отдал на экспертизу. И на воронке оказался уже до боли знакомый пальчик с крестиком. Так?
– Так, старик, так, – Славик развел руками и недовольно крякнул. – Ты головой в последнее время не стукался?
– Стукался, и не раз, – раздраженно подтвердил я. – А что?
– А то, что соображать стал как профессионал-розыскник, – брюзгливо пробурчал Слава. – Или тебя действительно уже кто-то проинформировал…
А ты вообразил себя Шерлоком Холмсом, – в том же тоне вернул я эскападу. – Хочется казаться таким всеведущим, таким прозорливым… Так что там насчет воронки?
– Ну отдал я ее на экспертизу, – признался Слава. – Кстати, нашел я ее в километре отсюда, метрах в семи от правой обочины шоссе. Видимо, эти уроды застукали дядю Борю, когда он ковырялся в мусорке, жахнули по башке и воронку изъяли. А ума-то не хватило ликвидировать страшную улику – вот и выкинули по ходу движения. Я, кстати, пешочком шел по обочине. Так что – за труды с тебя магарыч.
– Будет, будет тебе магарыч, – согласился я. – Пальчики совпали?
– Есть там крестообразный шрам, – подтвердил Слава. – И воронка, и бутылка лежат у меня в сейфе. Там же – пленка с переснятыми отпечатками. А вот это – тебе, – он извлек фотографию 9 на 12. Со снимка на меня смотрел солидный дядя за сорок, красиво расчесанный на пробор, ямочка на подбородке и какой-то блуждающий взгляд – фотограф запечатлел движение глаз при съемке, профессионалы называют это «живой снимок».
– Вот ты какой, педрила, – пробурчал я и перевернул снимок. На обороте Славиной рукой было написано: «Филянкин И. В. – 315 каб. БД».
– «Белый дом», – уточнил я. – Верно?
– Точно, – подтвердил Слава. – Только снимочек восьмилетней давности – чем богаты, как говорится…
– Пойдет, – я спрятал фото в нагрудный карман и мечтательно произнес: – А хорошо бы еще каминные щипцы и ледоруб из мэрского дома продактилоскопировать! Наверняка там…
– А уже, – невозмутимо бросил Слава. – И щипцы, и ледоруб «подшиты» к делу. Там, кроме твоих отпечатков, больше ничего нет. Хотя этими вещами наверняка частенько пользовались в обиходе – должна быть куча застарелых отпечатков домочадцев. Значит, протерли тщательно и дали тебе потискать сии вещицы, когда ты был в отключке.
– А это откуда знаешь? – без удивления поинтересовался я. – Или тоже – «детали»?
Детали, старик, детали, – согласился Слава и поднял вверх указательный палец, – тут один нюансик… Убивал наверняка не этот, – он потыкал пальцем в сторону моего нагрудного кармана. – Не-а, не этот… Психотип не тот. Поверь моему слову – чтобы так профессионально, по заказу работать, надобно иметь совершенно иной склад характера и… и незаурядные психологические данные. Так что – увы, придется искать.
– Поищем, – согласился я. – Если поможете. Поможете?
– Обязательно, – с каким-то воодушевлением произнес Слава, вставая с лавки и направляясь к выходу из парка. – Мне сейчас все равно делать нечего – отчего же и не поразвлечься во благо старого приятеля!
– Вот и ладушки, – констатировал я, покидая лавку и направляясь в противоположную сторону. – Мне от вас пока ничего и не требуется более.
Последним пунктом моего посещения родного города был дом Оксаны… Нет, мстить за Дона я не собирался – мне достало ума внести эту женщину в систему профсоюзных координат как простую пешку – пусть и проходную, – которой двигала чья-то безжалостная и твердая рука. Я просто хотел посмотреть ей в глаза и задать несколько вопросов, не повышая тона.
Я набрал Океании номер и протянул Саше Шраму телефон. Трубку взяла Оксана – так и есть, средь бела дня сидит дома и страдает. Саша попросил Николая Владимировича – мужа то бишь. Оксана ответила, что Николай Владимирович, как всегда, в командировке и будет через неделю. Ну что ж, нашему общению никто не помешает.
Спустя пятнадцать минут я уже звонил в дверь Оксаниного дома.
Дверь распахнулась – на пороге стояла моя прекрасная леди, моя бывшая подружка, которая сводила меня с ума и все это время обманывала меня.
– Проходи, – сухо сказала она, ничуть не удивившись, и, развернувшись, пошла в прихожую. Я сделал знак торчащим в калитке головам Коржика и Саши Шрама – дескать, все в норме, хлопцы, – и с учащенным сердцебиением вошел в дом.
Оксана затаилась в засаде – встала за косяком. Когда я перешагнул порог прихожей, она бросилась ко мне в объятия и заплакала навзрыд – беззвучно, без слез, как-то совершенно отчаянно и безысходно.
– Господи, какая я дура! – тихо подвывала она, прижимаясь ко мне изо всех сил. – Господи, лучше мне умереть… – и что-то еще в таком же духе.
Сложная гамма чувств охватила меня. Я всем сердцем понимал, что держу (по инерции, естественно, – не отпихивать же ее силком!) в своих объятиях опасную тварь, которая принесла мне кучу неприятностей, лгала мне, в конечном итоге убила моего патрона. С другой стороны, это была моя
