бомжей отлавливает какое-то специальное подразделение милиции, которого формально вроде бы нет. Отлавливает, куда-то вывозит и… и на этом информация обрывается. Известно, что заведует «Подснежником» младший брат начальника УВД – его зам по ООП. Мы уцепились за этот тайный геноцид областного масштаба, но ничего конкретного установить не удалось. Облавы на бомжей никто не делал – хватали поодиночке и тащили в спецприемник. Там след и обрывался. Для непрерывной слежки за спецприемником Бо выделил парный пост – два человека постоянно сидели в машине и наблюдали за всеми телодвижениями стражей правопорядка. Пятидневное наблюдение показало, что в широкие ворота спецприемника заезжают либо автозаки, либо «ПМГ» (патрульные «уазики») – в крайнем случае новая «шестерка» начальника объекта. Но однажды наблюдатели сообщили, что часов в шесть пополудни в ворота спецприемника заехал небольшой фургон-рефрижератор с надписью: «Новотопчинский хладокомбинат». А через десять минут выехал и укатил прочь. Саша Шрам тут же позвонил Славе Завалееву, и через час Серега Айдашин забрался на этот самый хладокомбинат, чтобы полюбопытствовать насчет странного фургона. Машина оказалась на месте – на охраняемой стоянке. Сторожа автостоянки понятия не имели, кто куда ездит, и ни за какие деньги не могли ничего припомнить.
Параллелыцики наши тоже не сидели сложа руки: помимо слежки за спецприемником моя команда готовила акцию «Аллергия» (это Оксана так обозвала – вроде бы романтично и в то же время таинственно) и фиксировала все контакты начальника УВД и его замов. Слава Завалеев загрузил комплект спецаппаратуры в микроавтобус «Мицубиси» и вместе с Айдашиным занялся кропотливой оперативной работой. Несколько раз «Мицубиси» тормозили менты в разных частях города, но у Славы имелся документ, удостоверяющий, что они осуществляют полномасштабный дозиметрический контроль в рамках программы «Мирный атом – в каждый дом!!!» – менты разевали рты и тащили свои «тормозки» с обедами – просили померить, не радиоактивные ли огурцы им подсунули злые жены.
Следить за первыми лицами области оказалось нетрудно – они чувствовали полную безнаказанность и отсутствие контроля.
За время фиксации контактов начальника УВД и его замов удалось записать:
– «совещание» начальника УВД с авторитетами азербайджанской общины, на котором обсуждался вопрос о переносе рыбного павильона с Центрального рынка в Кировский район. В этом павильоне азербайджанцы торговали осетриной и черной икрой без лицензий, а в последнее время Центральный рынок взяли под свою руку казаки, воспользовавшись распадом центральной группировки, и стали наводить жесткий порядок. На сборище, кстати, присутствовал мой кореш – Протас, который не забыл напомнить, что условие о сдаче моей головы за сто тысяч долларов остается в силе;
– встречу начальника УВД и начальника ГАИ с чеченским авторитетом Лемой, который ведает в нашей области угоном и переоформлением автомобилей: Лема за хорошие деньги договорился со стражами порядка об открытии филиала своего авторынка в Халтуринском районе, на выезде из города;
– планерку младшего брата начальника УВД – зама по ООП с бойцами полка ППС, которым вменялось в обязанность вести непрерывное наблюдение за членами следственной бригады Генпрокуратуры: бойцы отчитались о нормальном ходе работы бригады, которая не делала попыток забраться куда не следует. В завершение планерки, когда бойцы удалились, зам по ООП вызвал к себе начальника ФОКа (это так именуется загородный спортивно-оздоровительный центр УВД) и сообщил, что в субботу бригада Генпрокуратуры пожалует в сауну – дали-таки совратить себя москвичи! В общем, надо организовать обслуживание и заодно заснять, как будут прокуроры развлекаться с малолетними шалавами, – в обычном порядке, чтобы можно было гостей урезонить при решении внезапно возникающих вопросов.
…Утро пятницы ознаменовалось неожиданным ускорением событий. Мы со Стасом, как обычно, совместно с остальными обитателями подвала мирно ковырялись на рыночной помойке, озираясь по сторонам в поисках чего-нибудь съедобного.
Часиков в одиннадцать к рыночной помойке подкатил знакомый «СААБ». Оксана вышла из машины и стала деловито возиться с левым зеркалом, делая вид, что именно это занятие в данный момент самое важное из всех земных дел. Я незаметно выскользнул за ограду – бочком-бочком, приставными шажками, имитируя непрекращающиеся поиски добычи.
Оксана была чрезвычайно лаконична:
– Сухов звонил Славе. Завтра вечером прилетают – в 22.30. Что делать?
Спустя полчаса в нашей штаб-квартире имело место бурное обсуждение сложившейся ситуации. Мы выработали план действий, обговорили детали и разбежались работать. Слава направился к стоянке своего микроавтобуса – переориентировать оборудование на несколько иной характер работы. Саша Шрам с Коржиком помчались инструктировать бойцов, дежуривших у спецприемника. Серега Айдашин убыл к соседствующему с «бичевским» домом скверику – попугать скучающих там старушенций «зверствами», которые в последнее время творят в городах бомжи, примерно две трети которых являются кровожадными секс-маньяками, специализирующимися исключительно на расчленении грудных младенцев и изнасиловании беременных женщин. В том, что бывшему оперу удастся с успехом навешать старухам на уши продукцию итальянского производства, можно было не сомневаться. А мы с Оксаной убыли к месту расположения рыночной помойки на «СААБе».
Вечером, когда все наше бичевское братство улеглось почивать, ко мне подползла Леся и шепотом спросила:
– Что – наклевывается что-то интересное? – И успокоила меня: – Ты не думай – я никому не сказала… Ну, что ночами ты к коллегам выходишь и про сегодняшнее тоже… Ты только скажи – будете съемки делать, да? Сегодня?
Я скорбно вздохнул – так вот в чем дело… Бедная бомжиха считает меня и Стаса какими-то крутыми репортерами.
– Так что – будете снимать? – вновь поинтересовалась Леся и замерла затаив дыхание. «Эх, Леся, – как же мне жаль тебя, несчастная дурочка…»
Они явились во втором часу ночи. В подвал ворвались несколько человек, которые поливали нас ярким светом фонариков, не давая возможности рассмотреть, кто же это тут хозяйничает.
– Все на выход, – буднично скомандовал голос из темноты. – При попытке к бегству – расстрел на месте. Вперед!
Так-так… Серега Айдашин сработал как надо – бабки вняли «голосу гражданской совести» и стуканули куда следует насчет злых бомжей, безнаказанно резвящихся в подвале. Теперь осталось пожелать, чтобы все остальные мероприятия не подкачали…
У входа в подвал тихо урчал допотопный «воронок», возле которого находились какие-то люди, мерцавшие во тьме огоньками сигарет.
– Давай, пошли по одному, – распорядился кто-то у автозака – где-то спереди раздался смачный шлепок и тоненький вскрик – направляющего нашей колонны попотчевали «дубиналом» для ускорения. Мы погрузились за пятнадцать секунд – злой дядька у подножки подгонял каждого сочным шлепком дубинки, и желающих медлить не было. Последним садился Женя-афганец – впопыхах никто не обратил внимание на то, что он отстал от общей кучи, и теперь ему некому было помочь забраться на подножку.
– Брось костыли! – внезапно крикнул дядька с дубинкой. – Не положено с палками. Давай – так лезь!
– Не брошу! – упрямо заявил Женя и глухо выругался. Сердце мое болезненно сжалось – реакция блюстителей порядка на такие прецеденты каждому знакома до боли.
– Да брось ты костыли, лезь давай! – торопливо выкрикнул я, сунувшись к выходу.
Снизу у автозака раздался глухой удар – дубинкой по спине, затем смачный щелчок, будто вмазали кулачищем по роже – за ударом последовал удивленный хоровой выдох. Недаром беспокоилось мое чувствительное сердце – Женя-афганец никому не давал себя трогать безнаказанно, независимо от ситуации и количества противника.
– Дверь! – бешено заорал кто-то из темноты. «Запускающий» хлопнул решетчатой дверью, замуровывая нас в камере, и тяжело спрыгнул на землю. А у автозака уже вовсю работали конвоиры – тяжелые удары дубинок и резкие выдохи слились в частый дробный стукоток на фоне кромешной темноты, разрезаемой тонким лучиком фонарика: кто-то стоял в стороне и подсвечивал, чтобы остальным было удобнее «трудиться».
