И потом оставь селенье!Уходи куда-нибудь,Где б ты мог души мученьеУсладить и отдохнуть.И когда зараза минет,Посети мой бедный прах;А Эдмонда не покинетДженни даже в небесах!
Председатель
Благодарим, задумчивая Мери,Благодарим за жалобную песню!В дни прежние чума такая ж, видно,Холмы и долы ваши посетила,И раздавались жалкие стенаньяПо берегам потоков и ручьев,Бегущих ныне весело и мирноСквозь дикий рай твоей земли родной;И мрачный год, в который пало столькоОтважных, добрых и прекрасных жертв,Едва оставил память о себеВ какой-нибудь простой пастушьей песне,Унылой и приятной... Hет, ничтоТак не печалит нас среди веселий,Как томный, сердцем повторенный звук!
Мери
О, если б никогда я не певалаВне хижины родителей моих!Они свою любили слушать Мери;Самой себе я, кажется, внимаю,Поющей у родимого порога.Мой голос слаще был в то время: онБыл голосом невинности...
Луиза
Не в модеТеперь такие песни! Но все ж естьЕще простые души: рады таятьОт женских слез и слепо верят им.Она уверена, что взор слезливыйЕе неотразим – а если б то жеО смехе думала своем, то, верно,Все б улыбалась. Вальсингам хвалилКрикливых северных красавиц: вотОна и расстоналась. НенавижуВолос шотландских этих желтизну.
Председатель
Послушайте: я слышу стук колес!Едет телега, наполненная мертвыми телами. Негр управляет ею.Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,По языку судя, мужское сердце.Но так-то – нежного слабей жестокий,И страх живет в душе, страстьми томимой!Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.