Сейчас под крылом самолета виднелись пустыни Аравии. Скоро полет закончится, и он, Ябрил, окажется в султанате Шерабен.
Шерабен был одним из крохотных государств в мире, но настолько богатым нефтью, что его султан, ездивший на верблюдах, народил сотню детей и внуков, раскатывающих на «Мерседесах» и получивших образование в лучших заграничных университетах. Первый султан владел огромными промышленными компаниями в Германии и Соединенных Штатах и скончался одним из самых богатых людей в мире. Из всех его внуков только один выжил в смертоубийственных интригах между сводными братьями и стал нынешним султаном Мауроби.
Султан Мауроби был воинственным и фанатичным мусульманином, и жители Шерабена стали, как и он, весьма набожными. Женщина не могла выйти на улицу без чадры, запрещено было ростовщичество и во всей этой высохшей пустыне нельзя было найти ни капли спиртного, разве что в иностранных посольствах.
Довольно давно Ябрил помог султану захватить власть и утвердиться, убив четырех его наиболее опасных сводных братьев, поэтому султан из чувства благодарности и в силу того, что сам ненавидел великие державы, согласился помочь Ябрилу в нынешней операции.
Самолет с заложниками приземлился и медленно покатился к маленькому застекленному аэровокзалу, желтеющему под солнцем пустыни, за ним уже начинались бескрайние пески, усеянные буровыми вышками. Когда самолет остановился, Ябрил увидел, что взлетное поле окружено по крайней мере тысячью солдат из войск султана Мауроби.
Теперь начнется самый сложный и самый опасный этап операции. Ябрил должен быть осторожен, пока Ромео не окажется на месте, и планировать свои ходы в зависимости от реакции султана на его тайный и последний ход, который окажется в этой шахматной партии матом.
Из— за разницы во времени с Европой Фрэнсис Кеннеди получил первое сообщение об убийстве Папы в Пасхальное воскресенье в шесть часов вечера от пресс-секретаря Мэтью Глэдиса, дежурившего в этот праздник в Белом доме. Юджин Дэйзи и Кристиан Кли уже все знали и приехали в Белый дом.
Фрэнсис Кеннеди спустился из своих апартаментов и нашел мрачно ожидавших его, Дэйзи и Кристиана в Овальной комнате. Под протяжный вой сирен, доносившихся с улиц Вашингтона, Кеннеди сел за письменный стол и взглянул на Юджина Дэйзи, которому, как руководителю штаба президента, надлежало докладывать.
— Фрэнсис, — сказал он, — Папа убит. Но мы получили другое известие, не лучше. Самолет, на котором летит Тереза, захвачен террористами и направляется в Шерабен.
Кеннеди почувствовал, как к горлу подступает тошнота, потом услышал голос Юджина Дэйзи:
— Захватчики держат самолет под своим полным контролем, на борту ничего больше не происходит. Как только они приземлятся, мы вступим с ними в переговоры, используем любые возможности и все нормализуется. Я даже думаю, они не знают, что в самолете Тереза.
— Артур Викс и Отто Грей едут сюда, — вмешался Кристиан, — а также глава ЦРУ, министр обороны и вице-президент. Они будут поджидать тебя в Правительственной зале.
— Хорошо, — отозвался Кеннеди, заставив себя улыбнуться. — Есть ли какая-нибудь связь? — спросил он и увидел, что Кристиана этот вопрос не удивил, а Дэйзи не уловил его смысла. — Между убийством Папы и похищением, — пояснил Кеннеди и поскольку ни один из них не ответил ему, то продолжил: — Подождите меня в Правительственной зале. Я хочу несколько минут побыть один.
Они вышли.
Фрэнсис Кеннеди был почти недосягаем для убийц, но он не сомневался, что не может полностью обеспечить безопасность своей дочери, державшейся слишком независимо и не позволявшей ему в чем- либо себя ограничивать. Да и не было серьезной опасности. Едва ли можно припомнить, чтобы на дочь главы государства нападали, любому террористу или революционной организации такая акция нанесла бы политический и общественный ущерб.
После вступления отца в должность президента Тереза жила своей жизнью, предоставляя свое имя различным радикальным и феминистским политическим группам, утверждала собственную жизненную позицию, отличающуюся от позиции отца. Он никогда не пытался ее убедить вести другой образ жизни или создать у публики ложное представление. Достаточно было того, что он любил ее, во время ее коротких визитов в Белый дом они хорошо проводили время, споря о политике, анатомируя понятие власти.
Консервативная пресса республиканской партии, эти бессовестные бульварные журналисты щелкали своими фотоаппаратами, надеясь нанести ущерб репутации президента. Терезу фотографировали марширующей с феминистками, протестующей против ядерного оружия, а однажды даже принимавшей участие в демонстрации, требовавшей вернуть палестинцам их государство. Теперь это даст повод для иронических заметок в газетах.
Как ни странно, американская публика относилась к Терезе Кеннеди доброжелательно, даже когда стало известно, что она в Риме живет с радикально настроенным итальянцем. Появились фотографии, где они вдвоем прогуливаются по древним римским улицам, целуясь и держа друг друга за руки, снимок балкона квартиры, где они вместе жили. Молодой итальянец был красив, Тереза Кеннеди со своим белокурыми волосами, белой, как молоко, кожей ирландцев, синими глазами клана Кеннеди прелестна. И ее чуть долговязая, как у всех Кеннеди, фигура в небрежных итальянских одеждах выглядела столь привлекательной, что в подписях под снимками не было яда.
Фотография, на которой она была снята защищающей своего молодого любовника-итальянца от дубинок полиции, всколыхнула в пожилых американцах былые чувства и воспоминания о давнем кошмаре в Далласе.
Она славилась своим остроумием. Например, во время предвыборной кампании ее прижали телевизионные репортеры и спросили: «Итак, разделяете ли вы политические убеждения вашего отца?» Если бы она ответила «да», то выглядела бы лицемеркой или дитем, которым командует жаждущий власти отец; если «нет», в газетах бы писали, что она не поддерживает своего отца в его предвыборной борьбе. Но она проявила политический гений семейства Кеннеди. «Конечно, ведь он мой папа, — сказала она, обнимая отца, — и я знаю, что он хороший парень. Но если он делает что-то, что мне не нравится, я ору на него совершенно так же, как и вы, репортеры». Это вышло грандиозно. Отец любил ее за это. И вот теперь ей угрожает смертельная опасность.
Меряя шагами Овальную комнату, Фрэнсис Кеннеди знал, что отдаст похитителям все, что они потребуют. Таким будет его заявление, которое он им направит, вне зависимости от того, что скажут его советники. Пусть провалятся к дьяволу все соображения о мировом балансе сил и прочие аргументы. Это тот единственный случай, когда он использует всю свою власть, чего бы это не стоило. Внезапно он почувствовал слабость и вынужден был опереться о стол, терзаемый страхом, но потом, к своему удивлению, вдруг понял, что испытывает по отношению к дочери гнев.
Если бы только она была более любящей дочерью и жила вместе с ним в Белом доме, если бы не стояла на таких радикальных позициях, ничего этого не случилось бы. И зачем ей нужен был этот итальяшка, который, скорее всего, и предоставил похитителям нужную информацию? Потом сам над собой рассмеялся: он раздражен, как все родители, которые хотят, чтобы у детей было как можно меньше тревог. Он любит ее и спасет, в конце концов, это ситуация, с которой он может бороться, не то что ужасная, длительная и сопряженная с болями смерть его жены.
Вошел Юджин Дэйзи и доложил, что все ждут его в Правительственной зале.
Когда Кеннеди вошел, все встали. Он поспешно кивнул, чтобы они сели, но его окружили, выражая сочувствие. Кеннеди прошел во главу длинного овального стола и сел в кресло поблизости от камина.
Свет от двух белых канделябров отражался на коричневой поверхности стола, бросая блики на черную кожу кресел, которые по шесть в ряд стояли с обеих сторон стола, и на кресла вдоль стен. Сверху излучали свет и другие канделябры. Между окон, выходивших в Розовый сад, висели два флага: звездно- полосатый флаг Соединенных Штатов и флаг президента с бледными звездами на ярко-голубом фоне.
Члены президентского штаба устроились рядом с Кеннеди, разложив на овальном столе папки с бумагами. Дальше сели министры и руководитель ЦРУ, а на другом конце стола расположился глава Объединенного комитета начальников штабов, армейский генерал при полном параде, выглядевший как расфуфыренный манекен в траурной толпе. Вице-президент Элен Дю Пре, единственная женщина в зале, в модном темно-синем костюме и белой блузке, сидела в дальней от Кеннеди стороне стола. Красивое лицо
