бирюк, барин и даже студент. А иногда и просто человеческими именами называют: Миша, Михайло Потапыч, Господин Топтыгин. А медведицу зовут: Аксинья, Матрена. Баба Меца у болгар. Ну и легко угадать, кто же является домашним аналогом медведя – это кошка. Ярче всего символика медведя у восточных и южных славян, он им совсем не чужой. О чем это всё говорит? Видимо, о том, что некие древние исторические события четко спроецировались на народное сознание, что и породило множество мифом и легенд, связанных с этим чудесным существом. Ну и не будем забывать, что в сознании неславянских народов, что и отражено в их языке, «хозяин» – это «ай», человек-медведь. (Буквально: «Я – медведь»). Русский медведь – тоже устойчивая лексема, придуманная, однако, на западле. Русские люди сами себя с медведем никогда не сравнивали. Но почитали медведя всегда за его большую силу. Эти легенды как бы служат косвенным доказательством нашего предположения о том, что с русским человеком (и с языком, конечно) с ходом времени проистекали различные преремены, и не всегда он, как это ни печально, оказывался на высоте, исполняя в архаичные времена высшее предначертание. Вот и стал медведем в услужении у сильных мира сего, хозяином, конечно – но весьма условным. Печальный факт, однако. Итак, Бога не устроили на все сто процентов ни пчела (коррумпированное вооружённое тоталитарное общество), ни медведь на вольном выпасе (очевидно, либерал-хозяин в условиях управляемой демократии, своего рода олигарх леса при президенском правлении натовского извне). И сказал в сердцах Бог: «Так тоже дальше жить нельзя!» И стал эскпериментировать дальше.
ГЛАВА 1.9 Наивная картина языка
Пока же оставим Бога заниматься своими делами, а сами немного порассуждаем о том, что же за фрукт такой этот язык вообще. Естественная (наивная) лингвистика – это толкование образов языка путем немудрящих размышлений. Чем мы и займемся в этой главе. Как представлял себе свою речь человек, ничего о языке не знавший, но владевший им так, как он владеет рукой или ногой, к примеру. Как он представлял себе речевой поток – расчленёно или целостно. Как составлял слова, которые потом и образовали ядро лингво-терминологии? Словесный язык – это основной признак, выделивший человека из мира живой природы, и придавший духовному началу материальное облик. Язык – это своего рода звуковой или письменный аналог человека. Он, подобно человеку, соединяет в себе материю и дух. Он воспринимается одновременно умом и органами чувств. Гумбольт определил язык как беспрерывную деятельность духа по превращению звука в выраженную мысль. Язык – это нечто такое, что вообще стоит в природе особняком: это сочетание явлений физиолого-акустических, управляемых законами физики, и явлений бессознательно психических, которые управляются совсем иными законами. Ровно то же сочетание двух миров являет собой и человек, хотя их соединяют иные отношения. И хотя мир языка безграничен, а мир человека конечен, именно с помощью языка в саму природу человека внедрена возможность семиозиса (способность исследовать и классифицировать смыслы знаков), а в природу языка – единство звука и смысла, в котором и берет начало языковой знак. У языка нет вторичной знаковой системы, которая бы раскрывала его смыслы. Он делает это сам, толкуя одни смыслы через другие. Тайна человека открывается через язык, тайна языка безъязыка. В древних языках сам язык мог обозначаться названиями почти всех анатомических органов, участвующих в порождении речи: таких как язык, губы, рот, нёбо, глотка. При этом все они сохраняли свой изначальный смысл. В конечном счете за этой нашей способностью говорить закрепилось одно общее название – язык, то есть названием самого подвижного органа, который, однако, не участвует в образовании звука. Слово «язык» входит в множество фразеологизмов, описывающих речевую деятельность: болтать языком, с языка слетело, вертится на языке… язык отнялся… язык не поворачивается сказать… не мели языком… языкастый (о злоболтливом). В некоторых языках существуют парные понятия для обозначений языка и языка: (англ.) langue-language, (нем.) Zunge-Sprache… Язык физически полифуционален. Он ощущает вкус, помогает жевать, облизывает губы. В латыни старую форму dingua сменила форма lingua (лизать). Язык, как ни один другой орган или член человека, прочно и избирательно связал себя только с одним определенным видом человеческой деятельности – речью. Ни рука, ни нога, не передали своего имени каким-либо важным видам человеческой деятельности. Хотя… Вот что мы тут с вами сейчас обнаружим: наше ноу-хау будет такого содержания – «рука», помимо языка, также передала своё название одному, очень важному виду деятельности – руководство. «У него там есть рука!» – так говорили ещё совсем недавно, имея в виду своего человека наверху. О круговой поруке номенклатуры и всякого вообще начальства. «Долгорукий» – это не фамилия, это человек, имеющий много обязанностей и занимающий высокий пост. «У мафии руки длинные (долгие)», – это значит, из-под земли достанут всесильные бандюки, имеющие связи с коррумпированной властью. Таким образом, мы получаем толкование имени «Юрий Долгорукий» – это князь по имени ЮРИЙ (но и это слово также обозначает долженствование – арий, номенклатура высшей категории), наделенный исключительными полномочиями. Как известно, на царство (на княжение тоже) крестили под новым именем, которое по сути и было названием должности. Потому он, князь высокий и всесильный, и зовет к себе в Москов на обед силен (не просто покушать вдвоём, а на обед званый, обильной едой и множествомдругих гостей), а не сам спешит с поклоном. Вот о чем говорит нам летопись в записи от 1147 года. Очень похоже, всё предыдущее о Москве было просто удалено или хорошо подчищено. А вот с чего-то же Москва должна была начать упоминаться в летописи – вот и взяли этот эпизод, вроде бы нейтральный. Но только, очевидно, во времена, когда проводилась эта зачистка текста, те, кто её осуществлял, уже забыли о том, как давались имена князьям и что означали эти поименования. То есть было это сравнительно недавно в историческом смысле, скорее всего, не ранее 18 веке. Так что то, что мы называем «первым упоминанием в летописи о Москве», есть всего лишь указание на то, что Москов НА ТОТ МОМЕНТ уже был вполне град силен и имел на своем престоле могущественного и всесильного князя АРИЯ, возможно, последнего из Могикан. А есть ещё «голова» – глава администрации, к примеру. А в 19 веке так и говорили: городской голова. Ну и ногу ещё можно найти – она присутствует в выражении – «чтоб НОГИ твоей здесь не было». Нога очевидно означает «присутствие». В выражении «всех на НОГИ поставил» – нога означае также пристствие, активную деятельность, связанную с бепокойством. А вот ещё – «сделать НОГИ», (в современном варианте: «нас здесь не стояло») в значении убежать, скрыться, отсутствовать. То есть исчезнуть, перестать быть. Вот, если поискать, то и есть кое-что. Но всё же слово язык – вне конкуренции. Итак, язык стал как бы двойником человека, он, в случае чего, и до Киева доведет («язык» – пленный враг, что ли?). (Но! Язык мой – враг мой, к примеру.) Язык пишет портрет человека и этноса. Язык может быть грешным и празднословым, а также – лукавым. Язык создает социальный образ человека, который может отличаться от личности или её как-то искажать. И в то же время язык идентифицирует себя с личностью – внутренним человеком, который бунтует, хочет сорвать свою социальную маску. Он порой держит себя весьма развязно, его трудно укротить (держать язык за зубами). Он вдохновенно выбалтывает все тайны человека и выставляет напоказ все его изъяны.
Слова – страшная сила: их можно употреблять всуе, но впустую их упортебить нельзя. Они неизбежно влияют на душу тех, кто говорит. Оскорбляя другого, клевеща на него, человек, назаметным для себя самого образом, разрушет свой собственный мозг, сердце и свою печень. Тем более, когда зло остается неотмщенным: энергия зла, не разбившись о невидимую стену сопротивления, распространяется дальше и вскоре, усилившись многократно, возвращается к первоисточнику и начинает разрушать его. Язык прочно привязан к мысли. Но ни сама мысль, ни внутренняя речь, оформляющая поток сознания, не подчиняется человеку. Это вольный поток энергии, который может захлестнуть и самого говорящего. Язык из простого орудия общения становится особо опасным оружием. Мы уже не говорим здесь о склонности языка к кощунству, брани, богохульству, то есть ко всему тому, за что в древности легко казнили или просто отрезали язык… Мы видим, что язык получил гораздо больше отрицательных характеристик. Анатомически он тоже мало эстетичен. Язык не персонифицируется ни в мифологии, ни в фольклоре, ни в художественной литературе. Даже в живописи язык остается за кадром. Исключение может составить разве чтактуальное искусство. Впрочем в индийской мифологии есть богиня речи – Вач (голос). Но это же – «вокал» (к = ч) или «окал», то есть изначально: Окающая, напевная речь (Вологодский, поволжский говоры). А теперь несколько слов об имени. Имя собственное предопределят судьбу и приравнивается к самому человеку. Или выступает (ло) в качестве нарицания, долженствования. Не случайно в самом начале Книги Бытия в главе о сотворении мира фигурирует акт наречения имени: «И сказал БОГ – да будет свет. И стал свет…» Наречение имени называлось в древности крещением. Крест был синонимом имени, в смысле судьбы. Нести своё имя = свой крест.
До 988 года на Руси было, может м предположить, двоеверие: язычество и христианство мирно сосуществовали. Язычество было домашней религией. Христианство – религией миссионеров, крествших мир, то есть обращавших аборигенов и научавших их кутьтуре земледелия в первую очередь. Тогда же, после 988 года, когда метрпополия одряхлела и была колонизована своими же войсками, на Руси и появился, вполне возможно, уникальный институт юродивых – тех святителей, которые не пожелали приспосабливаться к новому строю, а также это могли быть и просто «старые русские», изгнанные «новми русскими» из своих владений и буквально превращенные в бомжей. Но то, что это были все-таки уважаемые и почтенные люди, можно догадаться, вспомнив о том, что юродивых почитали и боядлись даже цари, и хоронили их у храма, на храмовой земле (они ведь уБОГие). Юродивый = ар-от-ов-ий = святой отец арий (оратай). В последующие века это были их духовные последователи и подражалелои, а также, возможно, постепеннь возвращавшиеся из разных концов земли миссионеры, по мере того, как там устанавливадлись независымые (от метрополии) королевства. Интитут юродства фактически дожил до конца ХХ века – в обществе всегда высоко оценивали гражданскую смелость лиц (бессребнников, умевших прямо сказать власти о её неприглядных действиях). На западе институт юродство существовал в пародийном виде – у королей были шуты, маленькие уродливые остроязыкие существа, которых, конечно, у снет храма никто не хоронил. Ну и так далее. Наивная картина языка складывается в результате взаимодействия двух идущих навстречу сил – звуковых и энергетических волн говорящего и слушающего. Только так и рождается речь. Сам со собой человек не может говорить. Даже если это и так, то он всё равно обращается к своему внутреннему «я» или мнимому оппоненту. Звук и слух – здесь едины. Да и сам человек – это клубок отношений с миром других. Даже если это отшнельник.
ГЛАВА 1.10. Ветхозаветные тексты в народных изысках. Кто такие иудеи и откуда они пришли?
Ветхий завет – памятник, который создавался на протяжении многих веков, это своего рода характерное собрание знаний, относящихся к заведомо донаучной фазе человеческой истории, если числить её с эпохи Просвещения. Разновременные пласты текстов гармонично или не очень вплетаются в общую ткань, этой своей разностью отражая черты времени, относящие к эпохе «очередного редактирования» текста… Но и в том виде, в каком это творение до нас дошло, оно представляет безусловную ценность. Посмотрим некоторые его тексты. Ветхий завет говорит, к примеру, о том, что способность человека пользоваться языком – одна из его главных, божественных способностей. (Одно из имён Бога – Слово.) Книга Притчей 18.21: «Смерть и жизнь – во власти языка». Звучит это примерно так: «мавет э хайям бейяд-лизун». Язык здесь обозначен словом «лизун» – как анатомияческий орган. По-русски это нам понятно – языком лижут. Возможно, так его и называли в древности наши предки. «Язык» же – это буквально «Я зыкаю», то есть «Я говорю, звучу». (Зык = звук в бел. яз., зов, сказ – абсолютно наши слова, а ведь переводи мы будто с языка иудейского!) «Мавен» = «навьи» (покойник(и)) – тоже древне-русское слово. «Хайям» = «нехай» (н = м) – это, очевидно, обычная здравница, синоним жизни. «Бейяд» – «будет», соверенно русское слово, да и не самого позднего времени. Вот и получаем чисто русское выражение: «Смерть и жизнь будут от языка». Что такое смерть от языка, понятно: «Ах, злые языки, страшнее пистолета!» (Это в переносном смысле.) А от «жизнь от языка» – тут, возможно, и в прямом смысле употреблено, если вспомнить, что: 1. Библия переполнена эротическими сценами и описаниями, а 2. «Лизун» – это буквально ещё и узкий залив, то, что мы и греки называем сейчас «лиман» и даже море. Иис. Н. 18.19: «Эл-лизун йамхамеллях запонах», что переводят с иудейского на русский как: «У северного залива моря Соленого». Тут дважды встречется иудейское слово «язык» как лизун и как «запонах» (об этом слове ниже). А вот слово, переведенное буквально «Море Соленое» – «йамхамеллах» = «ямка с водой», х = к, а «меллах» – вода, жидкость в древне-русском языке. Тут приведем в доказательство название, весьма древнее – река Молога, что буквально река «река». Молога = молоко = моло-ко, вода питательная, которая кормит. Также как и река Москва в смсысле река Река. Однако образованы эти оба слова в глубокой древнгости, но не
