Не обращая особого внимания на последнюю фразу, я нахожу удобный случай вставить:
— Немножко странно получилось: такой самоуверенный человек, как вы, вдруг предлагает, ничего не добившись, на всем поставить точку.
— Не «немножко», а очень странно. И тем не менее положение таково.
Он задумчиво смотрит на меня и продолжает вроде бы с досадой:
— Знаете, Майкл, я не сторонник методов, при которых у людей кости трещат, и не по моральным соображениям, а потому, что такие методы совершенно бесполезны. Признаться, мне просто осточертели всякие вздорные указания, как, впрочем, всякое вмешательство близоруких начальников. Нажили геморрой, сидя в своих кабинетах, судят обо всем только по сводкам и досье и дают указания. Но что делать, упрямство некоторых моих шефов может сравниться только с вашим. Так что если вы не согласитесь по доброй воле на наше предложение, то нам придется заставить вас силой.
— Но по какому праву вы со своими шефами распоряжаетесь мною?
— По единственному: по праву сильного.
— Боюсь, что если мы затеем спор, кто сильней, а кто слабей, то это превратится в бесплодную дискуссию.
— Тут важно, кто сильней в данный конкретный момент, в данной ситуации, — спокойно поясняет Сеймур.
— Не вижу никакой разницы между данной ситуацией и какой-либо другой. Не забывайте, что при любой возможной ситуации мое руководство значительно больше заботится о своих людях, чем ваше.
— Не сомневаюсь. Только для того руководства, о котором вы говорите, вы уже не свой человек, — все так же спокойно отвечает Сеймур.
— У вас уже галлюцинации…
— Не надейтесь.
Он замолкает, вероятно, для того, чтобы усилить напряжение, раздавливает в тарелке окурок и наливает себе воды. Пьет ее маленькими глотками, берет очередную сигарету — все это рассчитано на то, чтобы вывести меня из равновесия.
— Грязная история. Вы попали в грязную историю, Майкл, хотя и не по своей воле. Вы, надо полагать, находитесь тут в связи с неким Тодоровым?
Выдержав его взгляд, я выжидающе молчу.
— По существу, эта грязная история берет свое начало не с Тодорова, а с того негодяя — Соколова. Как вам известно, Соколов нанялся в информаторы и получил за это от Тодорова определенную сумму. Наши люди тут же решили, что Тодоров какая-то важная шишка, и соответствующим образом прижали его. А потом выясняется, что никакая он не шишка, что в разведке он смыслит столько же, сколько я в торговле. Но если история с самого начала грязная, то тут уже ничего не изменишь, такой она останется до конца. Наши сообразили, что для розысков Тодорова будет послан человек, и если этого человека удастся завербовать, то тем самым будет достигнута цель, которой не удалось достичь вербовкой Тодорова.
— Все это мне известно, — киваю я.
— Вероятно. Вам, должно быть, известно и то, что именно ваш соотечественник помог нам напасть на ваш след уже в тот момент, когда вы сходили с поезда. Не уверен, известно ли вам другое. То, что совсем недавно он обеспечил вам еще один провал.
— Это уже что-то новое.
— Это лишь одна новость из множества других, какие вам предстоит услышать. Вы нагнали страху на своего знакомого во время разговора в парке, и он обратился к нам за помощью. Если судить с профессиональной точки зрения, то вы допустили серьезную тактическую ошибку, Майкл. Может, не будь ее, ничего бы не изменилось, но ошибка есть ошибка. Нагнать страху на малодушного человека очень просто, но трудно предвидеть результаты этого. Впрочем, не будем углубляться в общие рассуждения.
Сеймур тянется к бутылке и любезно спрашивает:
— Плеснуть вам виски?
— Я предпочитаю воду.
Он собирается налить себе, потом раздумывает.
— Я тоже. Очевидно, и сегодня пировать не придется.
Взяв графин, Сеймур наливает немножко воды. Потом, пригубив стакан, небрежно спрашивает:
— Когда вы последний раз виделись с Тодоровым?
Быть может, и теперь следовало помолчать, однако спокойная уверенность этого человека начинает действовать мне на нервы.
— Вы меня извините, Уильям, я ценю ваши ораторские приемы, но вам лучше приберечь их для более подходящего случая. Если вы намерены что-то мне сказать, то говорите, и нечего задавать вопросы, если ответы на них вам заранее известны.
— Почему вы сердитесь? — вскидывает брови Сеймур. — Ведь это всего лишь один из способов добиться необходимой ясности. Своим вопросом я намерен вскрыть кардинальное различие между вашим убеждением и нашей версией. Вы убеждены, что виделись с Тодоровым лишь в тот день, в первый и последний раз, а согласно нашей версии, у вас было два свидания, и во время второго вы ликвидировали Тодорова. Не стану уточнять, кто из нас прав, вы или мы. Важно, что имеющиеся в наличии факты целиком подтверждают наш тезис. Тодоров убит, и в том, что убийца вы, сомневаться не приходится.
— Это уже вторая новость за этот вечер, — замечаю я, стараясь казаться невозмутимым.
— Но не последняя.
— А не могли бы вы сказать, где и при каких обстоятельствах я убил Тодорова, потому что я совсем не в курсе дела…
— Почему же, могу. Вы его ликвидировали у него на квартире тем самым маузером, которым перед этим вы ему угрожали. Потом вы положили пистолет вместе с вашими отмычками в портфель, а портфель заперли в шкафчик на вокзале. Только все эти действия происходили на глазах у свидетелей, чего вы не подозревали. А главное — на пистолете отчетливо видны следы крови Тодорова и отпечатки ваших пальцев.
— Недурно состряпано, — признаю я. — Никак не предполагал, что за мною следили…
— Потому что вы понятия не имели о масштабах слежки. Где-то тут, за этим домом, — Сеймур небрежно указывает на окно, — стоят какие-то бараки. Вот в них и укрылись наши люди на всякий случай.
Гость смотрит на меня с деланным сочувствием.
— Это еще один пример вашего легкомыслия, Майкл. Опять же, не будь этой второй ошибки, ваше положение нисколько бы не изменилось. При создавшейся ситуации мы всегда сумели бы найти неопровержимые доказательства, что убийца вы.
— Зря вы меня убеждаете. Я вам верю.
— Если не считать эти две промашки, в целом вы оперировали довольно ловко, и это внушает надежду на наше сотрудничество в будущем.
— На сотрудничество не рассчитывайте, — категорически заявляю я. — Хотя вы очень старались, рассчитывать на сотрудничество вам не следует.
— Вы не торопитесь! — поднимает руку Сеймур. — И не судите о наших стараниях, о которых пока что не имеете полного представления.
— Значит, еще не все?
— Разумеется. Сказка только начинается. Не скрою, сказка страшная. И лишь от вас, Майкл, зависит, останется она страшной сказкой или превратится в страшную быль.
Мой собеседник замолкает, быть может, для того, чтобы я глубже осознал всю безысходность своего положения, или просто для того, чтобы заменить окурок новой сигаретой.
— При наличии таких улик и свидетельских показаний мы можем запросто провалить вас тут же, на месте. Вы, конечно, рассчитываете, что ваши органы не оставят своего человека в беде. Только, как я уже сказал, для них вы больше не являетесь своим человеком. Все, что касается этой грязной истории, мы сообщаем нашему посольству в Софии. И наша последняя информация гласит: «Тодорова ликвидировал Боев. Под угрозой санкций Боев готов уступить». К тому же шифр, под которым было отправлено это
