Я выкуриваю еще одну сигарету, поднимаюсь и открываю окно, чтоб вышел дым. Пусть женщина хорошо спит и проснется без головной боли и неприятных сомнений. Без головной боли!
Молниеносно одеваюсь, бросаю дверь незапертой и по давней привычке оставляю гостиницу через черный ход. Пока преодолею двести метров пути, надо убедиться, что за мною никого. Да, только двести- триста метров, и я добираюсь до такси.
— Чем быстрее, тем лучше, — говорю водителю среднего возраста.
— Предоставьте это мне, — отвечает он и трогается со скоростью тридцать километров в час.
На автостраде этот симпатяга прибегает к смертельному риску — увеличивает скорость до шестидесяти километров. Но расстояние до Висбадена не превышает десяти километров, поэтому мы все- таки успеваем доехать туда в этот же день.
Вручаю шоферу банкнот, приказываю подождать и двигаюсь к знакомому домику на тихой улице. Автомобиль, как и раньше, стоит около садовой калитки, но хозяина не видно. Ничего удивительного, если его нет дома: он не назначал мне встречи.
Садовая калитка отперта. Подхожу и звоню. Никаких признаков жизни. Держу палец на кнопке звонка дольше, но не очень злоупотребляю этим. На этот раз слышу какой-то неясный шорох. Будто шаркают шлепанцы. Вот снимают цепочку и поворачивают ключ.
— Кто там? — спрашивает хозяйка, стоя на пороге. Собственно, спрашивает не она, а ее недоброжелательный взгляд.
— Я по поводу машины, — объясняю ей.
— Снова эта машина! — ворчит женщина. — А он лежит.
— Я знаю, что в такое время люди отдыхают, но…
— Не отдыхают. Он болен, — бросает она, готовясь закрыть дверь.
— И все-таки скажите ему, что я пришел, очень прошу. Мы договаривались…
Дверь гремит у меня перед носом, я остаюсь ждать. Такая уж у меня профессия. Проходит порядочное время, пока снова щелкает ключ. Теперь, к счастью, появляется сам хозяин, в халате, с печальными глазами. Большой костлявый нос кажется еще больше, а щеки — еще более запавшими.
— Очень извиняюсь…
— Заходите, — кивает он.
Пересекаем маленький полутемный коридорчик, вдыхая запахи кухни, и Шмитхаген открывает какую-то дверь. Из глубины коридорчика слышен сварливый женский голос:
— Если ты не продашь наконец эту машину, я позову Петера, чтоб он забрал ее…
— Заходите, заходите, — нервно подгоняет меня хозяин.
Маленькая комната, обставленная мягкой мебелью в белых чехлах, видимо, служит гостиной. Не успеваю оглядеться вокруг, ибо тороплюсь бросить сквозь полупрозрачные занавески на окнах взгляд на садик и фасады домов с противоположной стороны. Мужчина за моей спиной тяжело дышит, что-то передвигая, чем-то шелестит. Тайник.
— Вот, — слышу я. Поворачиваюсь и получаю долгожданный конверт.
Австрийский паспорт. Фотография моей персоны. И — наконец! — коротенькая записка. Содержание записки легко расшифровать тому, кто в курсе: каждое третье слово. Остальные слова ничего не значат. На первый взгляд письмо совсем невинное. Читаю его. Потом щелкаю зажигалкой. Шмитхаген подает пепельницу.
— В тот день вы говорили, что пришли в предпоследний раз… Следовательно, сегодняшний визит должен быть последним…
— Именно так. И не волнуйтесь больше.
— Речь идет не обо мне. Ведь я объяснял вам… Такие обстоятельства…
— Знаю, знаю. У меня то же самое. Иначе я бы вам не надоедал. Желаю быстрейшего выздоровления.
Такси ждет меня на том же месте.
— Как можно быстрее, — говорю водителю.
— Предоставьте это мне, — успокаивает он. — Все торопятся. И вы тоже. Хорошо, можно и быстрее. Но и торопясь, надо же придерживаться разумной скорости.
Я уже упоминал, какую скорость он считал «разумной».
Расположившись на заднем сиденье, стараюсь расслабиться и снова перечитываю мысленно записку, которая уже превратилась в пепел.
В ней сообщается, что в течение двух дней такой-то «опель» с таким-то номером в такое-то время будет ждать меня на такой-то улице. Упомянутые два дня уже прошли. Но назначены две резервные даты — 29 и 30 июня, которые, к счастью, еще впереди. Тот же автомобиль, на той же самой улице, в то же время. А самое главное последнее: «Чрезвычайная осторожность. При удобном случае займитесь программой „Спирит“.
Это английское слово в переводе означает «дух», «призрак». Я не слыхал о такой программе. Наши, кажется, что-то слышали, но не знают ничего конкретного. И не настаивают на немедленном раскрытии ее. «При случае». То есть не считай, что это обязательно, будь осторожен, чтоб не влипнуть в какую-нибудь неприятность… «Чрезвычайная осторожность!»
Я выхожу из такси на том же месте, где его взял, и возвращаюсь черным ходом в «Хилтон».
Мод еще спит, лицо ее даже во сне сохраняет серьезное выражение. Бесшумно раздеваюсь и устраиваюсь рядом, делая вид, будто тоже сплю. Я так старательно играю свою роль, что вскоре засыпаю по-настоящему. Просыпаюсь, ибо крепкая рука энергично трясет меня за плечо:
— Альбер!.. Ну же, Альбер! Или вы хотите, чтоб мы тут провели и ночь?
— Только и знаете, что будите меня, — огрызаюсь я, переворачиваясь на другой бок.
Однако дама настроена довольно решительно, поэтому приходится раскрыть глаза. На улице уже темнеет. В такое время года это означает, что перевалило уже за восемь.
— Что там такое? — спрашиваю я. — Почему вы мешаете мне спать?
Она подходит к окну, резким движением опускает занавеску и щелкает выключателем.
— Вы же хотели идти на ярмарку? — невинно спрашиваю я, садясь на кровати.
— Хотела… Такого со мною никогда не бывало. Проспать среди бела дня шесть часов…
Карие глаза смотрят на меня сосредоточено и немного подозрительно, но я делаю вид, что не замечаю этого.
— И все-таки вы проснулись.
— Меня разбудила Дейзи. Вы не слыхали телефонного звонка?
— К счастью, на этот раз аппарат стоит с вашей стороны.
— А что вы делали все это время?
— Разве вы не видели?
— Имею в виду — раньше. Я, кажется, заснула перед вами.
— Все правильно. Я последовал вашему примеру после того, как выкурил две сигареты. Не понимаю только, зачем этот допрос? Или вы думаете, что я перебежал к Дейзи?
— Не исключено, — сухо отвечает она.
На этом следствие заканчивается. Вряд ли я развеял ее подозрения. Но в наши дни кого только они не мучат?
В баре мы находим Дейзи с ее Эрихом. Женщины на какое-то время выходят — им надо кому-то позвонить, а мы с молодым атлетом остаемся развлекаться: я — сигаретой, а он — неизменной жвачкой.
— Итак, когда что-то выгорит, я сообщу Мод через Дейзи, — снова напоминает атлет.
— Именно так, — подтверждаю я. — Сообщите.
Дейзи скоро возвращается, а немного погодя появляется и Мод, которая, оказывается, ходила рассчитываться за гостиницу. Выпиваем по рюмке на дорогу, обмениваемся притворно дружескими улыбками и выезжаем.
— У меня такое чувство, словно вы что-то сделали со мной после обеда, — говорит Мод, когда «мерседес» уже мчится автострадой, прорезая мрак светом мощных фар.
— Вам было неприятно?
