физическая?
— Конечно, умственная. Если бы это была физическая работа, я бы наняла человека.
Олег Даль рассказывал:
— Снимается сцена на натуре. В чистом поле. У Раневской неважно с желудком. Она уединяется в зеленый домик где-то на горизонте. Нет и нет ее, нет и нет. Несколько раз посылают помрежа: не случилось ли что? Раневская откликается, успокаивает, говорит, что жива, и опять ее все нет и нет. Наконец она появляется и величественно говорит: «Господи! Кто бы мог подумать, что в человеке столько говна!»
— Почему вы играете на деньги?
— Играть на деньги можно в трех случаях: если есть способности и деньги, если нет денег, но есть способности, и если нет способностей, но есть деньги.
— А вы знаете, я цветы не люблю. Деревья мыслители, а цветы — кокотки.
— Наш водитель Ковшило ненавидит меня за то, что он возит меня, а не я его, — заметила Раневская.
Когда он приезжал за ней на своем «каблучке», соседи по дому кричали:
— Бабушка, что сегодня развозите?
Мальчик сказал: «Я сержусь на Пушкина, няня ему рассказала сказки, а он их записал и выдал за свои».
«Прелесть!» — передавала услышанное Раневская. После глубокого вздоха последовало продолжение:
— Но боюсь, что мальчик все же полный идиот.
После вечернего чтения эрзац-внук спросил Раневскую:
— А как Красная Шапочка узнала, что на кровати лежит не бабушка, а серый волк?
— Да очень просто: внучка посчитала ноги — волк имеет аж четыре ноги, а бабушка только две. Вот видишь, Лешенька, как важно знать арифметику!
Как-то, когда Раневская еще жила в одной квартире с Вульфами, а маленький Алеша ночью капризничал и не засыпал, Павла Леонтьевна предложила:
— Может, я ему что-нибудь спою?
— Ну зачем же так сразу, — возразила Раневская. — Давай еще попробуем по-хорошему.
— Фуфа! — будит Раневскую эрзац-внук. — Мне кажется, где-то пищит мышь…
— Ну и что ты хочешь от меня? Чтобы я пошла ее смазать?
Раневская объясняет внуку, чем отличается сказка от были:
— Сказка — это когда женился на лягушке, а она оказалась царевной. А быль — это когда наоборот.
— Вот женишься, Алешенька, тогда поймешь, что такое счастье.
— Да?
— Да. Но поздно будет.
Эрзац-внук спрашивает у Фуфы:
— Что это ты все время пьешь что-то из бутылочки, а потом пищишь «пи-пи-пи»?
— Лекарство это, — отвечает Раневская. Читать умеешь? Тогда читай: «Принимай после пищи».
Глава VIII
ЛЮБОВЬ, ИЛИ ЗАВИДОВАТЬ НЕЧЕМУ
Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стоит подумать, что тебе важнее: все или семья.
Раневская
Фаина Георгиевна не раз повторяла, что не была счастлива в любви: «Моя внешность испортила мне личную жизнь».
Раневская не ждала взаимности — она ждала, что как-нибудь, однажды, сердце ее успокоится, закончится бесполезный бунт против самой себя.
Кажется, не дождалась. Но трезвей ее в вопросах любви и брака не было.
— Удивительно, — сказала задумчиво Раневская. — Когда мне было 20 лет, я думала только о любви. Теперь же я люблю только думать.
Раневская всю жизнь прожила одиноко: ни семьи, ни детей. Однажды ее спросили, была ли о на когда-нибудь влюблена.
— А как же, — сказала Раневская, — вот было мне девятнадцать лет, поступила я в провинциальную труппу — сразу же и влюбилась. В первого героя-любовника! Уж такой красавец был! А я- то, правду сказать, страшна была, как смертный грех… Но очень любила ходить вокруг, глаза на него таращила, он, конечно, ноль внимания…
А однажды вдруг подходит и говорит шикарным своим баритоном: «Деточка, вы ведь возле театра комнату снимснимаете? Так ждите сегодня вечером: буду к вам в семь часов».
Я побежала к антрепренеру, денег в счет жалованья взяла, вина накупила, еды всякой, оделась, накрасилась— жду сижу. В семь нет, в восемь нету, в девятом часу приходит… Пьяный и с бабой!
«Деточка, — говорит, — погуляйте где-нибудь пару часиков, дорогая моя!»
С тех пор не то что влюбляться — смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!
Раневская выступала на одном из литературно-театральных вечеров. Во время обсуждения девушка лет шестнадцати спросила:
— Фаина Георгиевна, что такое любовь?
Раневская подумала и сказала:
— Забыла. — А через секунду добавила: — Но помню, что это что-то очень приятное.
На том же вечере Раневскую спросили:
— Какие, по вашему мнению, женщины склонны к большей верности — брюнетки или блондинки?
Не задумываясь, она ответила:
— Седые!
— Вы не поверите, Фаина Георгиевна, но меня еще не целовал никто, кроме жениха.
— Это вы хвастаете, милочка, или жалуетесь?
