сколько либидинального напряжения вложено в этот в общем-то безобидный вопрос. В последующем, лишив «соперницу» ее привилегий, дочери, как правило, весьма демократичны и даже снисходительно великодушны в отношении новых увлечений матери, и одновременно обе они выступают «единым фронтом» против новых избранниц отца (демонстрируя своеобразный синдром двух одинаково обманутых в своих ожиданиях «соперниц»). С сыновьями обычно все подругому. Нередко после развода они превращаются в маленьких ревнивых тиранов, не только всеми силами препятствующих появлению новых «соперников» на отвоеванной территории и заботливо встречающих мать с работы, но требующих отчета даже о всех телефонных звонках и походах в кино с подругой, из которого мать должна вернуться «не позднее 9 часов вечера». Этому, как правило, сопутствует целый комплекс рационализации (на тему сыновней заботы), которые, однако, не меняют сути явления: недосягаемая, неосознаваемая и в большинстве случае – никогда не достигаемая цель становится так обманчиво близка, что, казалось бы, естественные увлечения сверстницами отодвигаются на неопределенный срок, а иногда – и на всю жизнь. Безусловно, индивидуальная аранжировка и обстоятельства этой ситуации могут создавать самые различные вариации, но их основная тема всегда легко узнаваема. У меня было несколько наблюдений, когда аналогичные тенденции реализовались в варианте «гомосексуальной» психологической привязанности матери кдочери (и наоборот), при этом все потенциальные претенденты на руку и сердце любого из участников такой «диады» категорически отвергались либо одной, либо обеими сторонами.
Родительская любовь безгранична, и иногда может быть порочной не в сексуальном, а в самом обычном психологическом понимании. Фраза типа: «Я так люблю своего ребенка (мальчика или девочку), я сделаю все для него и так, как никто другой не сделает», – как правило, маскирует еще одно вытекающее из нее следствие: «Я никому era (ее) не отдам!».
Чтобы этот раздел не был таким печальным, приведу еще один пример из собственной практики. Мне звонит женщина и настойчиво просит проконсультировать ее мальчика. Я отвечаю ей что сделал бы это с удовольствием, но я не работаю с детьми – это слишком специальная сфера психотерапии, и ей нужно обратиться к другому специалисту. На что получаю ответ: «Что вы, доктор, ему уже 37 лет». И после этого «примечания» я уже примерно представлял, с чем мы встретимся в терапии этого «мальчика», и знал, как трудно ему будет помочь.
Немного статистики, фактов и литературы
Предвидя возражения читателя-скептика или предпочитающего оставаться в плену собственных иллюзий воинствующего моралиста и зная их типичные возражения, что все наши интерпретации: лишь плод нашего собственного больного воображения, я предлагаю ненадолго обратиться к объективным данным и лишенной эмоций статин стике. К сожалению, российской статистики в этой области как не было, так и нет, поэтому прибегнем к статистике германского центра для анонимного обследования детей, подвергшихся сексуальному насилию. Опубликованные данные свидетельствуют, что ежегодно в Германии около 1000 детей становятся объектами развратных действий, при этом 80% из них – девочки, а 98% преступников – мужчины и в 1/3 случаев – отцы своих жертв. Еще в 65% случаев – другие члены семьи, а также друзья и знакомые. И лишь в 5% случаев это совершенно чужие люди. Нужно отметить, что эти данные, конечно же, занижены, так как далеко не все дети, оказавшиеся в подобной трагической ситуации, обращаются за помощью. Апеллируя к собственным наблюдениям, я могу сказать, что у двух моих пациенток (одной – жены и одной – дочери, случаи не связаны) такое поведение мужей и отцов явилось лишь причиной немедленного развода без какой-либо огласки его истинных причин. При этом, если пациентка – бывшая жена, прервавшая сразу после развода вторую беременность, на всю жизнь сохранила отвращение и ненависть к бывшему избраннику, то соблазненная отцом пациентка-дочь в процессе многочисленных сессий, вновь и вновь возвращаясь к этой теме, сообщала все новые (в том числе – внесексуальные) подробности о периоде жизни с отцом, которые могли быть интерпретированы как его оправдание и поиск в нем позитивных черт. Когда же (отвечая на ее запрос) я сказал ей, что, судя по всему, он был не таким уж плохим человеком, я почувствовал, что огромный камень свалился с ее плеч. И думаю, это достаточно общее явление: традиционные мечты и фантазии а сильном и мужественном, любящем тайно и беззаветно, почти всегда оказывают более сильно-влияние на оценки женщин, и редко кто из них действительно соглашается, что соблазнитель, кам бы порочен он ни был, достоин только порицания. Еще в нескольких аналогичных случаях (повлекших серьезные нарушения в системе межличностного общения и в сексуальной сфере моих уже: взрослых пациенток) в качестве соблазнителей девочек 6—8 лет выступали: двоюродный дед, дядя двоюродный брат и даже мать. Мне известны так-же несколько аналогичных ситуаций, где «главным героем» был отчим, и я предполагаю, что вероятность последних гораздо выше, так как, на вдаваясь в подробности, культуральные основания запрета на инцест здесь присутствуют лишь гипотетически. Отчасти здесь же кроется причина того что одинокой женщине с дочерью выйти замуж гораздо легче, чем одинокой с сыном. Вторая причина этого – в последнем случае уже есть (пусть и исключительно психологический), но гетеросексуальный фон дадных(опечатка?) отношений в неполной ceмье. У меня есть также единичное наблюдение когда мужчина, обратившийся ко мне в связи с неуверенностью в своей гомосексульной ориентации, пробыв некоторое время в терапии, которая вовсе не преследовала цели «направить его на путь истинный», вступил в гражданский брак с женщиной, имеющей сына, который стал центром его внимания и заботы. Здесь нет и тени желания обвинить всех, кто полюбил и женился на женщине с ребенком, в чем-либо порочном. К счастью, такие трагические ситуации все же – исключение. Но лучше знать об этом.
Еще раз апеллируя к статистическим данным и суммируя изложенное выше, думаю, можно признать, что отказ Фрейда от первоначальной гипотезы об инцестуозных наклонностях отцов вряд ли был достаточно обоснован, хотя это и не исключает особой и самостоятельной роли более поздней идеи о сексуальных фантазиях детей. Таким образом, мы, скорее всего, имеем дело с двусто-ронне направленным психологическим процессом, что, естественно, повышает вероятность его физической реализации.
Чтобы избежать обвинений в односторонности или дикриминации того или другого пола, я обращусь еще к одной группе примеров. В классическом психоанализе Фрейда мы почти не встречаем идей о подверженности подобным влечениям или порокам женщин. И на это были объективные причины, на которые вполне справедливо указала Карен Хорни в своей работе «Уход от женственности»: «Психоанализ – творение мужского гения, и почти все, кто развивал его идеи, тоже были мужчинами. Естественно и закономерно, что они были ориентированы на изучение сущности мужской психологии и понимали больше в развитии мужчины, чем женщины». Вопрос мужского и женского, как в обыденной жизни, так и в психоанализе, чрезвычайно сложен. И тем, кто хотел бы узнать об этом больше, можно порекомендовать обратиться к работам Франсуаз Дольто, Мелани Кляйн, Жака Лакана, Анны Фрейд и др.
Тем не менее, с Карен Хорни нельзя не согласиться. И хотя за прошедшие (после упомянутого выше «примечания») пятьдесят лет в психоанализе «кое-что», конечно, изменилось, но то, что о подобных, не вполне адекватных с-точки зрения общественной морали поступках женщин мы до последнего времени не имели никакой статистики, объясняется и другой причиной: мальчики и юноши, как в силу особенностей мужской сексуальности, так и в связи с социаньными факторами, гораздо реже склонны квалифицировать аналогичные действия взрослых женщин по отношению, к себе как «сексуальное насилие» и обращаться по этому поводу в центры анонимной помощи.
Я не буду здесь также подробно обосновывать то, что столь же сильные инцестуозные стремления, первоначально постулированные Фрейдом в отношении отцов, присущи и женщинам (матерям, тетушкам, свояченницам и т. д.), а лишь снова, чуть ниже, обращусь к конкретным примерам. Но прежде я хотел бы отметить, что для женщины судя по многочисленным историческим фактам и клиническим наблюдениям, осознание таких тенденций является менее психотравмирующим, в том числе – при их реализации, при этом последней чаще всего находится какое-то очень веское, индивидуально убедительное и претендующее на объективность оправдание. То есть, у женщин для проявления этой тенденции, в отличие от отцов, где главным, нередко – вполне осознаваемым, побудительным мотивом является само по себе неконтролируемое либидинально-инцестуозное влечение с последующим закономерным чувством вины, основной мотив, оставаясь тем же по сути, обычно облекается в форму проявления сверх-заботы, сверх-
