гостеприимных хозяев, так как желали окончить свое путешествие ранее наступления зимы, когда плавание на пирогах становится немыслимым. Зимой не только озера, но и самые быстрые реки замерзают на многие месяцы. Вся земля покрывается толстым слоем снега, и передвижение становится возможным лишь на лыжах или в санях, запряженных собаками. Этот способ передвижения употребляется как индейцами и эскимосами, так и немногочисленными в тех краях промышленниками и охотниками, когда им приходится перебираться с одного места на другое.
Путешествие в таких условиях не только затруднительно, но и в высшей степени опасно. Съестных припасов очень часто достать негде, дичь попадается очень редко, так как почти все птицы и четвероногие на зиму перебираются в более теплые места, и нередко случается, что целые группы путешественников и даже индейцев, которые, как известно, могут питаться решительно всем, чем угодно, погибают от голода и мороза.
Мальчикам все это было хорошо известно, и потому они очень торопились добраться до цели путешествия ранее наступления холодов. В форте они, конечно, получили новое полное снаряжение, но, помня, что им предстоит много волоков, взяли с собой лишь самое необходимое. Так как для переноски пироги необходимы были два человека, весь багаж, который могли нести два других мальчика, конечно, был весьма ограничен, ведь Франсуа был еще совсем ребенком, а Люсьен никогда не отличался большой силой. Самая значительная часть их багажа состояла в легком топорике, кой-каких кухонных принадлежностях с небольшим запасом провизии, и, конечно, в ружьях.
Покинув форт, они несколько дней продолжали плыть вверх по Саскачевану. Затем распрощались с ним и вошли в маленькую речонку, с севера впадающую в Саскачеван. Перенеся свою пирогу через небольшой волок, они достигли другой небольшой речки, текшей в другом направлении и впадавшей в один из рукавов Миссисипи. Плывя по ней и совершив еще несколько переносов пироги, они вошли в озеро Ла- Кросс, а затем последовательно в озеро Светлое, Буйволовое и Мети. После этого озера им пришлось нести пирогу на очень далекое расстояние, чтобы достичь верховья реки, известной под названием Ясной Воды, по ее течению спустились они до самого ее устья и вошли в Оленью реку, или Атабаску, одну из прекраснейших рек Америки. Они, в сущности, уже находились на самой Маккензиевой реке, так как Оленья река, пройдя озеро Атабаска, получает название Невольничьей реки, а по выходе из Большого Невольничьего озера называется Маккензиевой и под этим названием впадает в Ледовитый океан. Итак, попав, наконец, на главную реку, которую им предстояло проплыть, они со спокойными сердцами, полные надежд, поплыли по ней. Правда, перед ними лежало еще полторы тысячи миль пути, но мальчики представляли себе этот оставшийся путь очень легким, а так как у них оставалось еще около двух месяцев теплой погоды, то они не сомневались, что успеют добраться до цели их путешествия до начала зимы.
Так плыли они вниз по реке, наслаждаясь чудесными видами Оленьей долины; сама река своей шириной и покрытыми лесом островами напоминала скорее цепь озер, чем обычную реку. Часто отдавались они течению, иногда работали веслами, а чудная канадская песня лодочников звонко разносилась по окрестности, и припев ее повторяло эхо соседних берегов. Ни одна часть путешествия не оставила в них такого приятного воспоминания, как эта.
В провизии они также не испытывали недостатка: в реке водилось много семги и серебристых рыбок, которых местные жители называли дорэ. Они стреляли также уток и гусей, и жаркое из этих птиц стало их обычным обедом. Гуси попадались разных видов: были и снежные гуси, называемые так из-за их белоснежного оперения, и смеющиеся гуси, крик которых напоминает человеческий хохот. Индейцы приманивают этих гусей тем, что, произнося слог «уа», в то же время многократно ударяют себя ладонью по открытому рту. Мальчикам попадался также и гусь Брента, и канадский гусь, который и есть настоящий дикий гусь. Другая разновидность этого гуся, известная под именем казарки, также попадалась нашим путешественникам. Кроме этих разновидностей, по словам Люсьена, в северных широтах Америки водятся многие другие породы птиц, в высшей степени необходимые их обитателям: целые племена индейцев в продолжение многих месяцев в году питаются исключительно ими.
Что касается уток, то одна разновидность, особенно интересовавшая мальчиков, все не попадалась им. Это была знаменитая парусная утка, так справедливо прославляемая американскими гастрономами. Она неизвестна в Луизиане и водится только по берегу Атлантического океана, и мальчики никогда не пробовали ее. Норман, впрочем, слыхал, что она иногда попадается в Скалистых горах и в других частях страны пушных зверей, и они надеялись встретить ее на Атабаске. Люсьен, по обыкновению, имел представление о ней и мог бы легко узнать ее по виду; он предложил сообщить товарищам сведения, не только относящиеся к этой разновидности, но и вообще рассказать об этих интересных птицах.
— Парусная утка, — начал он, — по всей вероятности, самая знаменитая и ценная из всех уток вследствие замечательно нежного вкуса ее мяса. Это совсем небольшая птица, редко весящая более трех фунтов; оперение ее далеко не так красиво, как оперение некоторых других разновидностей. Голова красная или каштановая, грудь — блестяще-черная, а большая часть туловища сероватого цвета. По всей вероятности, этот серый оттенок, несколько напоминающий корабельный парус, и дал птице ее популярное название, хотя достоверно происхождение его неизвестно. Она очень напоминает красноголовку Европы и Америки, так что издали их даже трудно отличить друг от друга. Последняя разновидность водится всегда вместе с настоящими парусными утками и часто продается вместо них на рынках Нью-Йорка и Филадельфии; натуралисту, впрочем, легко отличить их по клюву и глазам. У парусной утки глаза красные, клюв зеленовато-черный и почти прямой; красноголовка же имеет глаза оранжево-желтые, клюв синеватый и по верхнему краю вогнутый.
Парусная утка известна в естественной истории под именем Anas Valisneria вследствие того, что питается корнями водяного растения, известного всем любителям аквариумов и называемого валиснериею, по имени итальянского ботаника Антонио Валиснери. Эта трава растет в медленно текущих реках и на морских отмелях, где вода лишь слегка солоновата. Вода, в которой она растет, обыкновенно не глубже пяти футов, а само растение поднимается из воды на два и более фута и имеет листья густого зеленого цвета.
Корни валиснерии белы и сочны и слегка напоминают сельдерей, отчего и все растение известно среди охотников на уток как дикий сельдерей. Парусная утка почти исключительно питается этими корнями, и они-то и придают ее мясу присущий ему особенный нежный вкус. Там, где в обилии растет валиснерия, как, например, в Чезапикском заливе или по реке Гудзон, водится и эта утка, весьма редко встречающаяся в других местностях. Она питается только корнями валиснерии, не трогая листьев, и для этого ныряет и вытаскивает их с большой ловкостью. Листья, лишенные корня, плавают по воде и в громадном количестве прибиваются к берегу.
Парусные утки ценятся очень высоко на американских рынках, и охота на них составляет прибыльное занятие для сотен охотников, живущих по берегу Чезапикского залива. Право охоты на них часто бывало поводом к столкновениям между охотниками различных штатов, лежащих вокруг этого залива, переходившим иногда в настоящие кровопролитные схватки. Наконец правительствам этих штатов удалось устранить недоразумения и урегулировать отношения ко всеобщему удовлетворению.
В эту минуту пирога обогнула колено реки, и свободное водное пространство открылось перед путешественниками. Они увидели, что другая река, с очень тинистой водой, впадала в ту, по которой они плыли; и около места впадения и на довольно большое расстояние ниже его вся поверхность реки была покрыта зеленой водяной травой, напоминавшей осоку. У края этой осоки и в той части ее, которая казалась менее густой, виднелась стая нырявших и плескавшихся диких птиц. Они были очень малы, очевидно, утки, но расстояние было еще слишком велико, чтобы рассмотреть, к какой разновидности они могли принадлежать. Единственный белый лебедь, трубач, виднелся на воде между стаей и берегом, медленно направляясь к последнему. Франсуа тотчас же зарядил один из стволов ружья лебяжьей или, вернее, козлиной дробью; Базиль тоже схватился за ружье. Об утках никто и не думал, все внимание было сосредоточено на трубаче. Люсьен вынул подзорную трубу и начал наблюдать за стаей. Мальчики не принимали предосторожностей по отношению к уткам, не намереваясь стрелять по ним, и потому пирога медленно продвигалась в их направлении. Но восклицание Люсьена заставило их переменить тактику. Он отдал приказание остановить пирогу, говоря им, что птицы, видневшиеся перед ними, были именно парусными утками, о которых они только что беседовали. Он нисколько в том не сомневался.
Это сообщение вызвало новое волнение: мальчики мечтали хоть одну из них застрелить и попробовать, а потому приняли все меры, чтобы достигнуть своей цели. Им было известно, что из всех