запуталась…
- Вот, - сказал Дункан, - Ты и так слишком долго мучилась.
Аликс оторвала взгляд от костра. Он что-то протягивал ей - серебряный гребень, поблескивающий в отблесках пламени. Девушка медленно протянула руку и взяла его, проведя кончиками пальцев по искусной рунной вязи.
- Ты можешь взять его себе, - сказал Дункан, - Я берег его для одной девушки в Обители… Но тебе он нужнее.
Аликс с сомнением смотрела на Чэйсули. Нет, все-таки она не могла видеть в нем врага. Финн был вполне реальной угрозой, Дункан не казался угрозой вообще.
Или очень умело притворялся…
- Расчеши волосы, - мягко сказал Дункан.
Мгновение поколебавшись, она отложила гребень и принялась расплетать косу, вытаскивать запутавшиеся в волосах листья и лесной мусор, стискивая зубы иногда щепки и сучки приходилось вместе выдирать с волосами, - и, чтобы скрыть гримасу боли, снова заговорила:
- У тебя есть жена?
- Нет. Я еще не нашел себе чэйсулы. Она провела гребнем по волосам:
- Значит, у тебя есть… мэйха?
Он бросил на девушку быстрый взгляд:
- Нет.
Она нахмурилась, расчесывая прядь:
- Что же получается - ты так долго убеждал меня, что твой народ свободен от хомэйнских предрассудков, а сам, выходит, не пользуешься этой свободой?
Дункан снова принялся ворошить угли, хотя с этом уже не было необходимости:
- Я вождь клана. Я был избран восемь месяцев назад, когда умер Тиернан.
Это большая ответственность, и я решил, что мне не следует быть одновременно чэйсулом и вождем, - он беспечно махнул палочкой, которой мешал угли. - Может, в будущем году я и найду себе женщину, но - не сейчас.
Аликс кивнула, расчесывая последнюю прядь. Она не смотрела на Дункана, но чувствовала, что он внимательно следит за каждым ее движением - за тем, как она разбирает пряди волос, как проводит по ним гребнем. Может быть, слишком внимательно.
Приведя в порядок волосы, Аликс почувствовала некоторое расположение к вождю клана и даже несколько развеселилась. Ни один служитель черных богов, решивший принести ее в жертву, не стал бы оказывать ей таких знаков внимания.
Тем более ни к чему ему было заботиться о ее внешнем виде.
- Благодарю, - серьезно сказала она, впервые тепло улыбнувшись Чэйсули.
Дункан мгновенно оказался на ногах, пробормотав что-то на Древнем Языке.
Его губы сжались в тонкую линию, взгляд стал чужим, почти враждебным.
- Что я сделала? - в испуге вскрикнула она.
- Разве ты не чувствуешь? Разве не слышишь в себе толмоору? - с каким-то отчаяньем в голосе воскликнул Дункан.
Аликс выронила гребень:
- Что ты такое говоришь? Не понимаю… Он выругался и отвернулся, сжав кулаки.
Потом поднял и швырнул - скорее в нее, чем ей, - свернутое одеяло.
Аликс поймала сверток, поднялась на ноги, прижимая одеяло к груди, словно оно могло защитить ее, и тихо повторила:
- Что ты говоришь?
- Толмоора… а ты даже ничего не знаешь об этом! - в голосе Дункана слышались безнадежные усталые нотки.
- Нет! - крикнула она, неожиданно разозлившись, хотя должна была испугаться. - Не знаю! И нечего мне тут говорить всякие непонятные слова о том, чего я не понимаю! Как я, по-твоему, должна себя вести,
если ты ничего мне не объяснил?
Дункан судорожно вздохнул и попытался взять себя в руки, похоже, поняв наконец, что испугал девушку.
- Я забыл, - тихо признался он. - Ты не можешь этого знать. Но я сомневаюсь в том, что ты ничего не чувствуешь.
- Да что я должна чувствовать, в конце концов?!
- Мы служим Пророчеству, - с трудом выговорил он, - но не знаем его до конца. Шар тэлы рассказывают нам, что могут, но даже им неведомы все замыслы богов. Толмооры как таковой мы не знаем. Но мы чувствуем ее, - он снова судорожно вздохнул и провел рукой по густым иссиня-черным волосам. - Вот и я сейчас увидел и понял ту часть моей толмооры, которая до сих пор была от меня скрыта. Я был бы рад этому… но не могу радоваться. Я не могу принять ее. А это само по себе значит, что я отрекаюсь от моего наследия.
Аликс чувствовала боль Дункана, хотя и не могла понять, что же так потрясло его. Этот человек, такой спокойный и сдержанный, был, оказывается, способен переживать и чувствовать боль так же глубоко и сильно, как она. Но причины его страданий сейчас она не понимала, и прямо сказала ему об этом.
Дункан расслабился и вроде бы успокоился:
- Нет. Ты не можешь. Ты слишком молода… и воспитана, как хомэйна, - его глаза не выражали ничего. - И Кэриллон уже завоевал твое сердце…
- Кэриллон?…
Дункан указал ей на одеяло, которое она все еще держала в руках:
- Ложись. Мы выезжаем рано утром. Он явно не желал больше продолжать разговор - развернулся и пошел прочь от костра.
Аликс посмотрела ему вслед - он прошел среди деревьев и растворился в ночи, словно сам был ее частью. Может, так оно и есть, подумала девушка, заворачиваясь в одеяло и устраиваясь поудобнее. Может, он понимает меня лучше, чем я сама понимаю себя В эту ночь боги ниспослали ей сон без сновидений.
На следующий день Аликс поехала вместе с Дунканом на его коне. Она держалась в седле очень прямо, стараясь не касаться его, и если с Финном так было потому, что он проявлял к ней слишком живой интерес, с Дунканом такого поведения от нее требовало его чувство собственного достоинства. Она не могла себе представить, как можно вмешиваться в его дела - что бы он не делал.
К тому же, со времени их разговора Дункан словно бы стеной отгородился от Аликс. Он был по- прежнему предупредителен и вежлив с ней, но теперь от него веяло холодом, причин этой перемены Аликс не видела, но сочла за благо не надоедать ему вопросами.
Под вечер Чэйсули остановились и разбили лагерь, Аликс поручили следить за костром у шатра Дункана, словно она была его служанкой. Это ощущение ей не понравилось: оно заставляло ее чувствовать себя настоящей пленницей, хотя в общем-то с ней обращались скорее как с гостьей.
Аликс бросила сучок в огонь и мрачно уставилась на него, злясь на себя за то, что так покорно подчиняется приказаниям, - и на обстоятельства вообще.
Почувствовав чье-то присутствие по ту сторону костра, она напряженно выпрямилась, потом, вскрикнув, отшатнулась: на нее пристально смотрели горящие глаза рыжеватого поджарого волка.
Он подошел ближе, выйдя на свет, и растворился в рябящем мерцании. Аликс стиснула зубы, борясь с внезапно накатившей легкой тошнотой, и прикрыла глаза, через мгновение, снова взглянув в ту сторону, где видела волка, она узрела на его месте знакомую фигуру Финна.
- Ты хочешь меня до смерти испугать, что ли? - с неудовольствием проговорила девушка.
Финн рассмеялся и, наклонившись, налил себе меда из поставленного Дунканом на огонь котелка.