глупо — умирать в неудобном положении; как глупо умирать вообще.
— Нас убило напряжение спешки, — сказал я в конце концов. — Мы так торопились успеть к какому-то идиотскому, проклятому, крайнему сроку.
Жуткая спешка. Но зачем? Теперь наш метаболизм не позволит высадиться нам на необитаемом острове космоса. Что-то здесь было не то. (в тот момент я был очень близок к истине, очень.) Чего мы так боялись? Что такого есть на Земле, что мы рисковали своими шеями, чтобы это сохранить?
— Люди, — серьезно ответила Норри. — Красивые места. Здесь, наверху, не очень-то много ни тех, ни других.
— Ага, места. Нью-Йорк. Торонто. Чесспулс.
— Нечестно. Остров принца Эдуарда.
— Ага, и сколько мы могли там провести времени? И сколько времени осталось до того, как там тоже вырастет проклятый город?
— Люди, Чарли. Хорошие люди.
— Семь миллиардов людей, копошащихся в одном распадающемся муравейнике.
— Чарли, взгляни сюда. — Она показала на Землю. — Ты видишь «оазис в космосе»? Кажется ли он тебе перенаселенным?
Она меня поймала. Только в космосе могло создаться такое потрясающее впечатление от нашей родной планеты — сплошная, обширная, нетронутая дикая природа. Нигде никого на большой части Земли, и только изредка мерцание огней или крошечная мозаика служат свидетельством существо— вания человека. Человек, возможно, загрязнил до предела атмосферу планеты
— по краям на закате она выглядит не толще яблочной кожуры — но он пока почти не оставил видимых отсюда отметин на поверхности родной планеты.
— Нет, не кажется. Но на самом деле это так, ты сама знаешь. У меня там все время болит нога. Там воняет. Там грязно, полно микробов, там все пропитано злом, окутано безумием, по пояс погружено в отчаяние. Не знаю, за каким чертом я вообще хотел туда вернуться!
— Чарли!
Я понял, как громко кричал, только когда обнаружил, что ей пришлось сильно повысить голос, чтобы перекричать меня. Я замолчал, ужасно злой на себя. «Ты снова хочешь капризничать? Что, последнего раза тебе было мало?» «Извини, — ответил я себе. — Я просто никогда еще не умирал».
— Прости, дорогая, — сказал я вслух. — Мне кажется, я просто несильно интересовался Землей с тех пор, как закрыли «Ле Мэнтнан».
Я начинал это говорить, как шутку, но прозвучало несмешно.
— Чарли, — сказала она странным голосом.
«Вот видишь? Теперь она заведет этот разговор, все сначала».
— Да?
— Почему «Обезьяньи перекладины» то вспыхивают, то гаснут?
Я сразу проверил воздушный баллон, затем соединительную «Y»-трубку, клапаны. Нет, с воздухом у нее было все в порядке. Тогда я посмотрел.
Никаких сомнений. «Обезьяньи перекладины» мигали вдалеке — иллюминация на рождественской елке, светомузыка со вспышкой. Я снова тщательно проверил кислород, чтобы убедиться, что мы не галлюцинируем оба, после чего опять обнял ее.
— Странно, — сказал я. — Не могу себе представить неполадки, из-за которых электрическая цепь вела бы себя таким образом.
— Наверное, что-то попало в солнечный энергетический экран и заставило его вращаться. — Может быть. Но что?
— Черт с ним, Чарли. Возможно, это Рауль пытается нам сигнализировать.
— Если это так, действительно черт с ним. Я больше ничего не хочу сказать, и будь я проклят, если я что-то хочу услышать. Не включай чертовы наушники. О чем мы говорили?
— Мы решили, что на Земле хреново.
— Так оно и есть. Даже хуже. Почему там вообще хоть кто-то живет, Норри? Впрочем, это тоже к черту.
— Не такое это плохое место. Мы там встретились.
— Правда. — Я обнял ее покрепче. — Я думаю, мы счастливые люди.
Каждый из нас нашел свою вторую половинку. И даже до того, как умер.
Сколько таких счастливчиков?
— Том и Линда, я думаю. Диана и Говард в Торонто. Не могу вспомнить больше никого, о ком бы я знала это наверняка.
— Я тоже. Вокруг было больше удачных браков, когда я был ребенком.
Перекладины замигали вдвое чаще. Второй невероятный метеор? Или оторвалась часть панели, отчего остальное стало вращаться быстрее? Это не— приятно отвлекало, и я повернулся так, чтобы не видеть.
— Мне кажется, я никогда толком не понимал, как неправдоподобно мы счастливы. Жизнь, когда в ней есть ты, это потрясающая штука.
— О Чарли! — всхлипнула она, поворачиваясь в моих объятиях.
Несмотря на то, что это было так сложно, она развернулась на сиденье и снова обняла меня. Р- костюм впился мне в шею, наушник с этой стороны царапал ухо, ее сильные руки танцовщицы разбудили ад в моей больной спине, но я не жаловался. Пока ее хватка неожиданно не стала еще сильнее.
— Чарли!
— Мммм!
Она слегка ослабила хватку, но продолжала держаться за меня.
— Что это за черт?
Я перевел дух.
— Ты о чем? — Я повернулся на сиденье, чтобы посмотреть назад. — Что за черт — что?
Мы оба сорвались с сидений машины и повисли на страховочных тросах, оглушенные.
Это было фактически над нами, в пределах сотни метров, такое невозможно огромное, с такими искаженными близким расстоянием пропорциями, что нам потребовалось несколько секунд, чтобы распознать, идентифицировать это как космический корабль. Моей первой мыслью было, что к нам заплыл в гости кит.
«ЧЕМПИОН», — гласили толстые красные буквы, протянувшиеся через нос корабля. И ниже: «Космическая Команда Объединенных Наций».
Я бросил взгляд через плечо, на Норри, затем еще раз проверил воздушную трубку. «Никаких регулярных трасс», — сказал я бессмысленно и включил радио.
Голос был невероятно громкий, но статический шум был настолько сильнее, что я сразу понял: говорят не в микрофон, а обращаются к кому-то в той же комнате. Я помню каждый слог.
— …пые чертовы придурки слишком дурные, чтобы включить радио, сэр.
Кому-то придется вылезти и потрясти их за плечо.
Снова не в микрофон знакомый голос разразился гулким смехом, и радист присоединился к нему. Мы с Норри слушали смех, не в силах заговорить.
Часть меня раздумывала, не засмеяться ли мне тоже, но решила, что я рискую не суметь замолчать.
— Господи Иисусе, — сказал я наконец. — Как далеко человек должен забраться, чтобы побыть немного наедине со своей женой?
От неожиданности настала тишина. Затем там схватили микрофон, и знакомый голос взревел:
— Ах ты, сукин сын!
— Но раз уж вы проделали весь этот путь, майор Кокс, — великолепно произнесла Норри, — мы, так и быть, зайдем к вам выпить пива.
— Глупый сукин сын, — донесся издалека голос Гарри. — Глупый сукин сын.
«Обезьяньи перекладины» перестали мигать. Сообщение дошло до нас.
— После вас, любовь моя, — сказал я, отстегивая воздушный резервуар.
