— Нет…
— Хорошо, Кэриллон, — двумя пальцами она провела по золотому украшению, обвивавшему ее шею: перекрученная золотая проволока — просто и изящно. — Разве искусство Тинстара не производит впечатления?
Мое желание утекало прочь, таяло, исчезало. Искусство Тинстара. Любовница Тинстара. О, боги.
— Электра, — я надолго замолчал. — Ты легко говоришь об этом. Но, думаю, ты недооцениваешь мой ум.
— Правда? Вы не верите мне? — она пожала плечами, по переливчатому бархату скользнули легкие тени. — Ну что ж, как вам угодно. Мужчины верят в то, во что хотят, даже вопреки очевидности, поскольку считают себя весьма умными, — она улыбалась. — И вот все, что вы имеете: жалкая палатка — и желание заполучить трон моего отца. — Мой трон, госпожа.
— Беллэм отвоевал его у Шейна. — спокойно сказала она. — Он принадлежит Дому Солинды. Я улыбнулся с уверенностью, которой не чувствовал, глядя ей в лицо:
— А я отвоюю его назад.
— Да? Прямо сейчас? — ее холодные глаза сузились.
Выражение не соответствовало их виду — обрамленные длинными ресницами, сонно- спокойные.
— И что же вы сделаете со мной, мой господин?
— Я еще не решил.
— Потребуете за меня выкуп? Убьете меня?
Я нахмурился:
— Мне — убить тебя? почему я должен желать твоей смерти?
— Почему бы и нет? Я — дочь вашего врага. Я рассмеялся:
— И к тому же — женщина, подобной которой я никогда не видел. Убить тебя?
— ну, нет. Учитывая то, что мне хотелось бы сделать с тобой… Я увидел, как дрогнули губы Электры, странное выражение промелькнуло на ее лице. Она знала: не она — моя пленница, я — ее пленник. Улыбнулась — еле заметной, медленной, соблазнительной улыбкой, обрамленные длинными ресницами глаза вновь оглядели меня, и я отстраненно подумал, не считает ли она, что мне чего-то недостает…
Электра двигалась стремительно, миг — и она уже тянулась за мечом Чэйсули, лежавшем на столе подле меня. Я бросился вперед и перехватил ее за талию. Ее скрюченные пальцы впились в меч — она схватила его в обе руки, рывком сдернув со стола. Блеснул в бледном свете клинок — я перехватил тонкое запястье и ударил ее рукой о свое подставленное колено. Она зашипела от боли и выпустила меч. Клинок глухо звякнул от удара об утоптанную землю.
Светлые волосы упали вуалью на ее лицо, не позволяя мне видеть его выражение, серебрящиеся пряди рассыпались по моей груди. Я выпустил одну ее руку, отбросил волосы с ее гневного лица, притянув ее ближе, и, когда она обхватила меня руками за шею, приник к ее губам.
Электра была похожа на лучшее вино, в ней была нежность и сила, она кружила голову. Она опьянила меня, смешав мысли и чувства — и я тонул в пьянящей страсти, я пил ее дыхание, ее губы — и не мог напиться, желая лишь одного — и ее увлечь за собой в этот омут страсти. Я и подумать не мог о том, чтобы отпустить ее. Она и не настаивала — только запустила длинные пальцы в мои влажные волосы — но мгновением позже острые зубки впились в мою нижнюю губу, и я отшатнулся с проклятьем.
— Насилие? — спросила она. С интересом, как мне показалось.
— Кто же насильник — я или ты? — поинтересовался я. — Думаю, ты заинтересована в этом не меньше.
Я все еще не отпускал Электру — прижимал к себе одной рукой, запутавшись пальцами в складках ее одежд, обхватив ее под спину, второй рукой коснулся кровоточащей губы. Я чувствовал все ее тело — так близко, близко — тесно прижавшееся ко мне. Боги, как просто было бы — повалить ее на пол и взять прямо теперь, здесь…
— Электра, — хрипло выговорил я, — ты действительно любовница Тинстара?
— Разве это имеет значение? — она приникла к моей груди. — Разве это имеет значение, принц- самозванец?
Моя губа все еще кровоточила, но мне не было дела до боли. Я просто хотел, чтобы она ощутила то же, что и я:
— О да, это имеет значение. Потому что тогда он дорого за тебя заплатит.
Она напряглась:
— Значит, тебе нужен выкуп…
— Мне нужно то, что я могу получить, — прямо заявил я. — Во имя богов, женщина, чего ты пытаешься добиться — зачаровать меня?
Она улыбнулась:
— Я делаю, что могу, — осторожно коснулась пальчиком моей губы. — Сделать, чтобы боль утихла?
— Ведьма, — заявил я тоном обвинителя.
— Женщина.
На этот раз она повела себя не менее агрессивно, чем я и исполнила то, что обещала. Она сделала так, что моя губа перестала болеть. Боль поселилась глубже там, где я не мог подчинить ее своей воле.
— И что же ты потребуешь за меня? — прошептала она, почти касаясь губами моих губ.
— Мою сестру. Она подняла голову:
— Турмилайн?
— Да. Я плевать хотел на золото. Мне нужна моя сестра.
— Мой отец не станет платить такую цену.
— Заплатит. Я заплатил бы, — и, уже сказав это, я понял, что она вытянула из меня правду против моей воли.
Электра рассмеялась:
— Кэриллон, о, Кэриллон — такие слова — от тебя — и так скоро? Неужели ты решил так легко сдаться моему ведьмовству?
Я с трудом разжал объятия, чувствуя слабость и легкое головокружение как после болезни. Меня бросало то в жар, то в холод, тело мое, казалось, звенело от напряжения и желания.
С удивлением я обнаружил, что меч по-прежнему лежит между нами. Я так и не поднял его. Он лежал на земле — без ножен, обнаженный клинок — словно знак того, что может лечь между нами в будущем.
Электра стояла у стола. Губы ее были красны от вина и моей крови, глаза смотрели спокойно и оценивающе. Я не посмел спросить, что она думает обо мне
— мне не хватило мужества.
Я наклонился и поднял меч. Медленно вложил его в ножны и снова положил на стол. В пределах досягаемости. Ей оставалось только снова взять его.
Электра поняла и рассмеялась:
— Ты слишком скор для меня, мой господин И слишком силен. Ты, видишь ли, мужчина, я же всего лишь женщина.
— Всего лишь, — с отвращением сказал я, уловив явную двусмысленность в ее словах — и увидел ее довольное лицо — Я не стану брать тебя силой, — сказал я ей, — хотя, судя по всему, ты была бы не против. Но, — тут я улыбнулся, — я не стану брать силой то, что могу получить, женившись на тебе.
— Женившись! — вскрикнула она, и я понял, что пробил-таки брешь в ее броне.
— Да, — спокойно подтвердил я. — Когда я убью твоего отца — и Тинстара — и снова обрету мой трон… я сделаю тебя Королевой Хомейны.
— Нет! Я не позволю этого!
— Думаешь, меня интересует, что ты позволишь, а что нет? — ласково спросил я, — Ты будешь
