проку никакого. Он — герцог, об этом ему твердили постоянно и с таким пылом, что возникло сомнение: а сами-то они в это верят? Или их нужно убеждать? Но ему не давали возможности высказаться. Любые его попытки выразить свое мнение наталкивались на враждебное молчание и лишь изредка — на вежливые возражения.
В нем поднималась злость.
Да они меня ни в грош не ставят!
Если дать выход раздражению и горечи, накричать на советников, как уже случилось однажды, они, наверное, его выслушают. Но он предпочитал держать себя в руках. Нельзя закатывать истерики: это убедит их в его слабости.
«Эйха, а разве я силен?»
Как ни крути, отец плохо подготовил его к наследованию власти. Но вряд ли можно его за это винить, сорок три — возраст далеко не предельный (разве что для Грихальва), к тому же Бальтран до'Веррада перед отъездом был здоров как бык и энергичен. Никто не предполагал, что его сыну титул герцога достанется в девятнадцать лет.
Запасы выдержки были невелики и таяли с каждой секундой. А потому он решил, что сама Матерь смилостивилась над ним, когда слуга доложил о приходе Верховного иллюстратора и разом смолкли все голоса.
'Матра Дольча, граццо! — Алехандро снова поерзал на жесткой старой коже и вытер ладонью вспотевший лоб. — Вот бы ты еще меня избавила от этих моронно, которые ищут во мне моего отца”.
Отворилась дверная створка из полированного дерева, в зал, ничем не нарушая абсолютной тишины, вошел Сарио Грихальва в тех же зеленых и черных одеждах, что были на нем во время церемонии, возвысившей его над многими претендентами на должность Верховного иллюстратора. Остановился. Подождал, пока все взглянут на него, на Чиеву до'Орро, — Золотой Ключ он теперь носил на поясе, точно так же как носят свои ключики и замочки санктос и санктас.
Кое-кто слегка переменил позу, чья-то подошва шаркнула по каменному полу.
'Он совсем не такой, как все эти люди, — размышлял Алехандро рассматривая Сарио. — Что мне говорила Ведра о Грихальва, о их жесткой компордотте? Пресвятая Матерь, они так же не похожи на нас, как святоши из екклезии!” — И тут же предостерег себя: высказанная вслух, эта мысль была бы сочтена ересью.
— Эйха, — сухо вымолвил один из придворных. — Не такое чудо в перьях, как Серрано, верно?
Кто-то тихо рассмеялся, другой произнес:
— По крайней мере оно не рядится в ярко-красное. Сарио улыбнулся, принимая вызов.
— Оно и не будет рядиться в ярко-красное. Никогда. — В голосе звучала дерзкая нотка. — Ему этот цвет давным-давно опротивел.
Это было уже слишком. Алехандро, не искушенный в интригах двора, но знающий его нравы, заметил, как советники объединили свою враждебность, чтобы обрушить ее на чужака.
— И потому вы не намерены использовать его в работе?
— Нет, конселос, — возразил Грихальва, — я буду его использовать в меру.
— Но все же никогда не наденете ярко-красное? Даже на Миррафлорес, мы правильно поняли?
Алехандро терпеливо ждал, испытывая при этом немалое облегчение, — придворные, единые в своей неприязни, оставили его в покое и нашли себе другую жертву. Вопрос был с подвохом: по преданию, через десять месяцев после рождения Сына, в день Миррафлорес, к Матре (а следовательно, и к Тайра- Вирте) вернулась способность воспроизводить потомство. Ежегодно в этот день каждый дом украшался ярко-красными цветами вьюнка, живыми или искусственными — из шелка и бумаги. Носили их и на одежде в знак любви и преданности всемилостивейшим Матре эй Фильхо.
— В меру, — невозмутимо ответил Грихальва.
Алехандро ухмыльнулся.
Ведра говорила, ума ему не занимать.
И храбрости. Грихальва окинул зал изучающим взглядом, не упустив ни одного придворного, и с элегантным поклоном обратился к герцогу:
— Ваша светлость, увы, я еще не успел изучить свои обязанности и освоиться в этих залах, но, если позволите, я возьму на себя смелость предложить решение проблемы, с которой вы только что столкнулись.
'Говорит лучше, чем от него ждали. Им это не нравится”. Алехандро открыл было рот, чтобы ответить, но тут ближайший придворный громко фыркнул.
— Ты? — Резкий голос Эдоарда до'Нахерры, Марчало Грандо, перекрыл шепот остальных сановников. — Ты берешься предложить решение?
— Берусь. — Грихальва даже косым взглядом не удостоил рослого, крепко сбитого стареющего военачальника, которого Бальтран до'Веррада считал своим самым близким другом. — Если герцог… — он сделал короткую, но многозначительную паузу, — ..или вы позволите мне высказаться.
Только после этого темные глаза обратились к до'Нахерре, а потом к герцогу, и не было в них ничего, кроме вежливости и терпения.
Алехандро, сдержав улыбку, тотчас сделал неловкий дозволяющий жест.
— Милая Матерь! Грихальва, что ж вы медлите? Если можете решить эту дилемму…
— И предотвратить бесчестье! — грянул до'Нахерра. Распоряжаясь на турнирах, он себе поставил отменный полководческий голос.
— ..то весьма меня обяжете, — твердо договорил Алехандро. И метнул в марчало недобрый взгляд. — Что для этого потребуется?
— Лишь то, для чего я сюда призван, ваша светлость. — Сарио обворожительно улыбнулся. — Писать.
— Что писать? — выкрикнул кто-то в задних рядах. — Если ты считаешь живопись волшебным средством, если уверен, что она достойнее справедливой войны, почему бы просто не написать, как герцог Бальтран возвращается к жизни?
Матра Дольча!
Алехандро был поражен. Как и все кругом, даже тот, кто выкрикнул эти слова. Только Грихальва, на удивление, остался совершенно спокоен; казалось, никому не под силу вывести его из себя.
— Бассда! — Сквозь оторопь проникла смутная радость — на этот раз Алехандро послушались все. Даже повернулись к нему. — Бассда! — повторил он. — Номмо Матра, разве не в этом состоят его обязанности? Верховный иллюстратор пишет картины. С помощью его картин мы заключаем браки, подписываем договоры, избегаем войн. — Ему удалось приковать к себе внимание конселос. Он кивком указал на Грихальва, как ни в чем не бывало стоявшего в двух шагах от герцогского кресла. — Если он способен предотвратить войну, размахивая не мечом, а кистью, я буду только рад. Война ничего не дает…
'Ошибка. Это их подстегнуло”.
— Ничего, кроме чести! — воскликнул Эстеван до'Саенса.
— Ничего, кроме земель! — вторили ему. Алехандро показалось, что кричит Риввас Серрано, дальний родственник ушедшего в отставку Сарагосы.
— И спасенных жизней, ваша светлость, — добавил Эдоард до'Нахерра, чье хладнокровие поразительно контрастировало с возмущением остальных. — А еще с помощью войны можно вернуть тело вашего несчастного отца, подвергшееся глумлению подлых…
— Я способен это сделать, — перебил Грихальва. Воцарилась гробовая тишина. А затем грянул неистовый рев.
— Ах, вот как?! — взъярился даже марчало. — Ты способен это сделать? Так просто, да? Эйха, нарисуешь тело, и оно перенесется сюда?
— Только Матерь обладает таким могуществом, — пробасил кто-то.
— А еще — семья Грихальва, промышляющая темным колдовством, — сказал Риввас Серрано. Алехандро вскочил на ноги.
— Бассда! — Он предчувствовал беду. Сааведра говорила, у него врожденный дар командовать…
