слугой! Ты выросла в стране, где двор больше нашего, и с детства привыкла к утомительным обязанностям придворной жизни, но, может быть, и тебе когда-нибудь понадобится Чассериайо. Теперь это владения Арриго, он любит Чассериайо и часто ездит туда. Так что имей это в виду, каррида. — Она поднялась с кровати, разгладила платье и принялась вытаскивать булавки из своих темных волос. — Я пришлю к тебе твою горничную.
— Но.., у меня нет горничной.
— Как это?
— Тетя Пермилла сказала, что я должна стать истинной жительницей Тайра-Вирте. И я с ней совершенно согласна, — добавила она убежденно. — Я буду вам очень благодарна, если вы поможете мне выбрать слуг и посоветуете, как одеваться, и еще будете поправлять мое произношение, и…
Гизелла вздохнула.
— Со всем этим мне помогала Лиссина. Кроме произношения, конечно, ведь я родилась в Кастейо Гранидиа! Но Лиссина — исключение, не думаю, что можно ожидать чего-то подобного от Тасии. Нет, я никогда не позволила бы ей стать любовницей Арриго, если бы у нее был плохой характер, но она — не Лиссина.
Горничную звали Отонна. Она оказалась широколицей, веселой девушкой, очень приятной и к тому же незаменимой. Она помогла Мечелле расстегнуть корсаж, надела на нее шелковую ночную рубашку и удалилась. Мечелла прилегла на свою кружевную кровать и мысленно вернулась к церемонии знакомства с новой семьей, новым домом, новым народом. Все было прекрасно, наполняло ее радостью и любопытством — ее любовь к Арриго, предстоящее рождение сына… Но блестящую поверхность этой картины портило темное пятно — Тасия Грихальва. Она — не Лиссина, радостно, по-дружески встретившая невесту своего бывшего любовника, да и Мечелла — не Гизелла. Гизелла родилась и выросла в этой стране, и странные обычаи до'Веррада для нее вещь вполне естественная.
Хотя… Мечелла молода, Арриго любит ее, и у нее под сердцем его ребенок. Что может противопоставить этому бесплодная, стареющая, брошенная любовница?
Глава 37
— Даже не надейся, — сказал Великий герцог Коссимио Верховному иллюстратору Меквелю, сидя за огромным столом для совещаний. — Поехать придется Арриго.
Грихальва нахмурился.
— Но, ваша светлость…
— Да, да, — перебил его Коссимио. — Я знаю. Он только что женился, жена беременна, надо привыкать к новой жизни и прочее и прочее. Но я не могу ехать сам, никто из придворных не годится, и нельзя посылать только одного Грихальву — он будет ограничен в своих передвижениях. А вот Арриго сможет куда угодно брать с собой иллюстратора, единственное исключение — частные беседы. Кроме того, мальчик сможет набраться опыта. Не буду же я жить вечно!
— Я тоже, — задумчиво пробормотал Меквель. — И мое время выйдет намного раньше, чем ваше. Поэтому я предлагаю послать несколько молодых талантливых иллюстраторов в Диеттро-Марейю вместе с доном Арриго. Им тоже полезно будет набраться опыта.
— Ты же знаешь, как я ненавижу упоминания о том, что ты не всегда будешь моей надежной опорой.
— Мы много поработали вместе, — улыбнулся Верховный иллюстратор. — Брак Арриго с принцессой Гхийаса, предотвратив неприятности с Таглисом и Фризмарком…
— Не говоря уже об истории с этим глупым племянником до'Брепдисиа, — добавил Коссимио, нахмурившись. — Мы поймали хоть одного из его сообщников?
— Нескольких. С ними уже разобрались. Вам не о чем беспокоиться.
— Созвать Парламент — какая глупость! Издать законы на все случаи жизни — от налогов до внешней политики! Разве мы плохо относились к народу, Меквель? Разве страна не живет в мире и довольстве? Чего еще им нужно?
— Кажется мне, что именно те условия, которые мы создали, и рождают неблагодарность.
— Эйха, у человека, который целый день работает, чтобы прокормить семью, просто не остается времени для политики.
— Именно так, ваша светлость. Но тот, кто сыт, хорошо одет, у кого есть надежная крыша над головой и крепкий пол под ногами…
— Сделай их богатыми, и они тут же захотят стать еще богаче, — с отвращением заключил Коссимио.
— Но я не думаю, что они станут рисковать своим богатством или своей надежной крышей ради созыва Парламента. Они хотя! тратить деньги вельмож, а не свои. Как вам известно, именно так и пропало наследие до'Брендисиа.
— Этого я не знал. Внимательнее присматривай за молодым поколением, Меквель. Они хотят не денег, а влияния и власти. Ни один хоть чего-нибудь стоящий житель Тайра-Вирте не пойдет за купцом.
Решительно складывая бумаги, он добавил:
— Вечером я скажу Арриго, что он едет в Диеттро-Марейю. Ты подберешь молодых иллюстраторов для сопровождения и одного опытного, который напишет картину.
— С этим у меня небольшая проблема, — признался Меквель. — Кто поедет, я уже почти придумал, но ума не приложу, что это должна быть за картина.
— Я думаю, в случае успеха Арриго достаточно будет обычного интерьера, чтобы приглядывать за нашим дорогим князем Фелиссо. Если он испортит картину, нам потребуется что-нибудь посущественнее.
— Князь — очень религиозный человек, — как бы небрежно заметил Меквель.
В темных глазах Коссимио мелькнула искра интереса.
— И правда, очень. После того как я отправил ему ту икону, он прислал мне пятьдесят ящиков своих лучших вин. А ведь икона-то не оправдала возлагаемых на нее надежд, — укоризненно напомнил он Меквелю. — Иначе мы не оказались бы сейчас в таком положении.
— Естественно. Но Педранно был уже стар, его силы почти иссякли, и он уже не мог применять то искусство, которое сделало его когда-то Верховным иллюстратором.
Великий герцог нахмурился.
— Так ты этого боишься? Боишься, что скоро состаришься и не сможешь работать?
— Это приходило мне в голову. Когда перед глазами стоит пример Педранно…
— Тебе только сорок два!
— Он был всего на год старше, когда написал ту икону.
— И слышать не хочу об этом. Ты силен, как никогда, Квеллито.
— Ваше доверие для меня честь, Косей. Но скоро — нет, не в этом году и даже не в следующем — скоро моя сила пойдет на убыль. Когда это начнется, я предупрежу. Задолго до того я найду вам нового Верховного иллюстратора.
— Я не разрешу тебе уйти, — предупредил герцог. — И пальцем не прикоснусь к твоему проклятому портрету, да и тебе не позволю. Не вздумай просить меня втыкать в твое изображение булавки, или что там проделал мой, прискорбной памяти, предок — первый Коссимио, чтобы убить Верховного иллюстратора Тимиуса.
— Он сделал это по просьбе самого Тимиуса, в качестве одолжения. Верховный иллюстратор больше смерти боялся старости и бессилия.
— А я говорю, это было убийство!
— Милосердная смерть от руки друга.
Коссимио так нахмурил брови, что они почти скрыли глаза.
— Меквель, ты знаешь, как я тебя люблю, надеюсь, что ты меня любишь не меньше. Но я
