чем-то еще, кроме деторождения.
Он бросил на нее свирепый взгляд.
— Маллика лингва!
— Придумай оскорбление получше, братец, — весело ответила Лейла. — Все знают, что у меня злой язычок! Но я собиралась сказать, что в Мейа-Суэрте ей как раз понадобится наша помощь. Особенно теперь, когда Арриго опять навещает Тасию — один, и, как он думает, тайно.
— Что? — Кабрал схватил ее за руку. — Что ты там слышала?
— Мне говорил кто-то из Палассо Грихальва, а он, в свою очередь, услышал это от кого-то из слуг Арриго, но я ничего тебе не расскажу, пока ты не успокоишься.
Она вырвала руку, которую он сжимал как в тисках.
— Какая польза от тебя Мечелле, если ты и пяти минут не можешь сохранять самообладание! Ты своей собственной сестре готов язык вырвать.
Кабрал так сильно стиснул зубы, что заиграли желваки на скулах. Слегка успокоившись, он спросил:
— Арриго вернулся к Тасии?
— Это вопрос времени. Ему не понравится, когда Мечелла вернется домой героиней. А Тасия — ты же ее знаешь — будет лить бальзам на его раны.
Кабрал покачал головой.
— Если Арриго возобновит отношения с Тасией, это убьет Мечеллу, — прошептал он.
— Эйха, значит, нам надо присмотреть за ней, чтобы это ее не убило. Ведь это и есть твой план? Защитить Мечеллу от Тасии и ее щенка Рафейо. — Она пожала плечами и поправила плащ. — Кстати, зачем мы притащили его сюда? Он, конечно, талантлив, но это же сплошная нервотрепка.
— Идея Премио Фрато Дионисо. Если б мы оставили его дома, у кого-нибудь могли бы возникнуть подозрения.
— Итак, начинается, — пробормотала Лейла. — Подозрения, сплетни, опровержения… Кто-то что- то подумал, кому-то что-то показалось, приснилось, кто-то что-то чувствует, знает или не знает, и главное, кто на чьей стороне. А ведь это, знаешь ли, приведет к расколу семьи. Одни за Мечеллу, другие за Арриго, а третьи не захотят ни во что вмешиваться. Бедный Меквель. Это о его здоровье нам надо заботиться.
— И ни слова о “бедном Дионисо”?
— Никто не знает, на чьей он стороне.
— На своей собственной.
Кабрал пнул еще один камень.
Лейла остановилась перед санктией. Вчера ее снесли — Лиссия сказала, что она не подлежит восстановлению, спасти можно будет только колокольню.
— Ну и развалины! Напоминает “Осаду Тза'абского замка” Тавиала.
— И вовсе не Тавиала, — рассеянно возразил брат. — Это сделал Сарио, причем до начала осады.
— Еще один способный Грихальва. А тебе хотелось бы написать эти развалины так, чтобы они снова стали деревнями? Вот где была бы настоящая магия, а не вся эта чепуха с “силой художественного гения”, за которую нас так уважают.
Кабрал ничего не ответил. Но уж кого-кого, а брата своего Лейла знала. Она схватила его за плечи и тихим, скованным голосом потребовала:
— Ну! Что это значит? Говори!
— Я ничего не знаю определенно, но… Он посмотрел ей в глаза, такие же темные, как у него самого, и у нее перехватило дыхание.
— Так что, все это правда? Все эти перешептывания… Он отмахнулся от нее.
— Ты имеешь в виду людей, которые замолкают, стоит женщине вроде тебя или простому художнику вроде меня войти в комнату? Я ни в чем не уверен, Лейла. Но с тех пор как я жил в Палассо…
Он помолчал, потом добавил как бы некстати:
— Рафейо и меня заставляет волноваться, и не только потому, что он сын Тасии. Что-то такое есть в его глазах…
— Он всегда был высокомерным, этот мальчишка, — задумчиво произнесла Лейла.
— Всегда? — повторил ее брат. — Откуда ты знаешь? Лейла посмотрела ему прямо в лицо. Она ничего не сказала — в этом не было нужды.
— Матра Дольча! — Кабрал скрипнул зубами. — В прошлом году он проходил конфирматтио!
— Мы немного поговорили, и он мне даже понравился — в некотором роде. Это он предложил мне сделать для Мечеллы духи в качестве свадебного подарка. Но теперь, когда он стал иллюстратором, в его глазах действительно что-то появилось, ты прав, Кабрал. И он действительно знает, чего хочет, и ждет своего часа, посмеиваясь в кулак.
— Совсем как его мать.
— Думаю, в конечном итоге они хотят одного и того же.
— Держись от него подальше, — внезапно предупредил Кабрал.
— Тебе не придется повторять это дважды! После конфирматтио Кансальвио краснел и заикался, а остальные двое хотя бы выглядели смущенными, когда встречали меня. Рафейо посмотрел мне прямо в глаза и подмигнул!
— Если он еще раз к тебе подойдет, я ему все кости переломаю! Лейла похлопала его по руке и слегка улыбнулась.
— Спасибо, мой добрый брат, но я сама могу о себе позаботиться. Оставь свой праведный гнев для врагов Мечеллы. Она гораздо больше моего нуждается в защите.
Через три дня рано утром прибыл караван фургонов из Мейа-Суэрты. Мечелла пыталась сдвинуть с места тяжелый ящик, но он явно предпочитал оставаться в фургоне. Вдруг чьи-то большие руки подхватили ящик и легко поставили его на землю.
— Разрешите мне, ваша светлость, — раздался голос Кабрала.
— Граццо, Кабрал, только не ругайся. — Мечелла сморщила нос. — Поможешь мне с остальными?
Фургоны доставили палатки — их одолжил шагаррский полк, — пищу, одежду, одеяла. Еще шесть ящиков были подписаны “от детей Палассо Грихальва”. В них находились игрушки, и Мечелла радовалась как ребенок, разглядывая кукол, игры, раскрашенных деревянных лошадок и рыцарей. В одном из этих ящиков обнаружилась адресованная ей записка за подписью Премио Фрато Дионисо.
— Как мило со стороны твоих маленьких кузенов прислать нам часть своих игрушек!
Мечелла рассматривала пару фарфоровых кукол с черными шелковистыми косами.
— Это как раз мне и нужно, чтобы занять детей. У меня уже почти все сказки кончились!
Пока Кабрал разгружал ящики, Мечелла вызвала нескольких местных жителей, чтобы начать распределение одеял и еды. Внезапно земля под ногами задрожала. Мечелла потеряла равновесие — скорее от страха, чем от сотрясения, — и упала бы, если б Кабрал не подхватил ее.
— Все хорошо, — сказал он, — сейчас это кончится. Мечелла кусала губы. Она побелела как
