убившая его мать, брата и маленькую сестру, нанесла непоправимый урон Бенетто, навсегда искалечив его разум и тело. Словно потеряв последний интерес к сыну, Великий герцог снова взглянул на “Договор”.
— Конечно, ваша светлость, — сказал Андрее. — Я сделаю все, что потребуется.
Он отошел в сторону и сел на изящный стул с красной парчовой подушкой.
Фалды его зеленого шелкового кафтана опустились на покрытый коврами пол, явив миру великолепный жилет, расшитый зелеными и золотыми нитками.
Великий герцог, как обычно, был одет просто. Высокий воротник, поддерживаемый шейным платком, завязанным как галстук-бабочка, стального цвета двубортный сюртук прямого покроя в новом северном стиле. Одежда не слишком занимала Ренайо, если только все было пошито превосходно и из самых лучших материалов. Его волновало богатство.
Он осторожно свернул “Договор”, стараясь не сделать изломов на плотной бумаге, и снова внимательно посмотрел на два наброска, лежащих на столе. Придвинувшись поближе, Рохарио увидел на одном из них с полдюжины карандашных портретов молодых женщин; на другом — сцену в порту: два корабля, четыре купца и опускаемые на берег грузы. Похоже на предварительный этюд к большому “Договору”. Однако рисунок казался старомодным, без четких — и, как считал Рохарио, скучных и неестественных — линий, характеризующих современный стиль.
— Мне это не нравится, — сказал Великий герцог. — Они выглядят безответственно.
Верховный иллюстратор вздохнул, как человек, на плечи которого взвалена непосильная ноша.
— Один из наших родственников вернулся домой в прошлом месяце. Он начал плавать, когда ему исполнилось восемнадцать, и очутился за границей в столь юном возрасте, что на него оказала влияние мода, не имеющая ничего общего с традициями семьи Грихальва. Слишком много эмоций.
Рохарио робко подошел к краю огромного стола. Ренайо продолжал игнорировать сына, словно тот вообще здесь не присутствовал. Изображение порта было интересным, но внимание Рохарио привлекли необычные миниатюры. Уже в течение пяти лет короли и принцы соседних держав присылали портреты своих дочерей в Тайра-Вирте, зная, что скоро Эдоард повзрослеет и ему понадобится жена. Большинство были написаны хорошими художниками; иные даже вызывали восхищение двора, хотя к претенденткам были просто безжалостны. Но в этих рисунках чувствовалась настоящая жизнь. Под каждым стояла аккуратная подпись: Элвит из Мерса, принцесса Аласаис де Гхийас, Юдит до'Брасина, графиня Катерин до'Таглиси. Первые две оказались прелестными молодыми девушками, а две другие — девочками двенадцати или четырнадцати лет, но зарисовки получились настолько удачными, что Рохарио показалось, будто он знаком с каждой из них и может предвидеть, как они поведут себя во время встречи. Элвит производила впечатление сильной и здоровой, Аласаис — нежной и стеснительной, маленькая Юдит с трудом сдерживала смех, а хрупкая графиня до'Таглиси напоминала кролика, за которым гонятся борзые.
— Он весьма амбициозный молодой человек, — добавил Андрео. — Работает самозабвенно. Думает только о живописи. Но находится под колоссальным влиянием старых мастеров? Похоже, он думает, что, получив имя Сарио, стал пользоваться тем же авторитетом, что и первый Сарио Грихальва. Эйха, уж эта молодежь! — Он посмотрел на Рохарио.
Ренайо, нахмурившись, продолжал изучать портреты. После смерти Майрии на его лице появилось много морщин.
— Эдоарду еще рано жениться, — сказал он изменившимся тоном. — Рохарио, Андрео сообщил мне, что молодая женщина не согласилась на связь с Эдоардом. Что ты ей сказал?
Неожиданное обвинение лишило Рохарио дара речи.
— Прошу прощения, ваша светлость, — вмешался Верховный иллюстратор, — но я сам разговаривал с родителями Элейны. Они очень благодарны дону Рохарио и — можете не сомневаться — приложат все силы, чтобы дон Эдоард получил то, что желает. Дон Рохарио был крайне вежлив, вел себя с достоинством и сделал свое предложение со всем необходимым почтением. Любая девушка была бы польщена. Однако вы же знаете, у Элейны плохая наследственность со стороны матери. Прекрасные связи по отцовской линии, но ее мать — родственница Тасии Грихальва. Больше тут сказать нечего!
— Она не хочет быть любовницей Эдоарда? — удивился Ренайо.
— Она.., очень упряма, ваша светлость. Бабушка внушила Элейне, что она должна посвятить себя живописи. Впрочем, не сомневайтесь, она выполнит свой долг.
Великий герцог не скрывал изумления.
— Я видел ее портрет. Она довольно красивая женщина. Для нее это прекрасная возможность… У меня сложилось впечатление, что Эдоард увлекся ею, и я хочу, чтобы он получил желаемое немедленно.
Иными словами, Ренайо надоело, что Эдоард бросает пламенные взоры на Великую герцогиню.
— Уверяю вас, ваша светлость, родители опустят Элейну с небес на землю. Дон Эдоард не должен беспокоиться яс этому поводу.
Они приценивались к ней, как к хорошей лошади на ярмарке! Размышления о взбунтовавшейся Элейне Грихальва навели Рохарио на мысль о взбунтовавшихся подмастерьях. Неужели и они тоже лишь фишки в чьей-то игре?
— Очень хорошо.
Ренайо отодвинул портреты девушек в сторону и, прищурившись, посмотрел на изображение гавани.
— Организуйте пребывание Эдоарда и молодой вдовы в Чассериайо в течение нескольких дней. Дон Рохарио будет их сопровождать. Его раны быстрее заживут на свежем воздухе, к тому же у него появится свободное время, дабы поразмыслить о будущем.
Сарказм отца не ускользнул от внимания Рохарио, но теперь он уже не принимал его близко к сердцу. А вот находиться так долго в компании Эдоарда и наблюдать за тем, как непокорная девушка будет вынуждена уступить домогательствам брата… Впрочем, женщины часто сначала говорят “нет”, чтобы получить больше за свое “да”. Рохарио запомнил не столько глаза, рот и подбородок Элейны, сколько вихрь энергии, исходивший от нее. Он постарается держаться от нее подальше.
Великий герцог провел по рисунку тщательно наманикюренным указательным пальцем.
— До тех пор пока этот молодой иллюстратор не начнет работать в более четкой и ясной манере, Он не получит ни одного заказа на официальные документы. — Ренайо развернул первый “Договор” — рисунок принадлежал Андрее, — и уголки его рта дрогнули. В последнее время Ренайо очень редко улыбался. — Данный вариант меня вполне устраивает. — Не спуская глаз с эскиза, он добавил, словно эта мысль только что пришла ему в голову:
— Ты можешь идти, Рохарио.
Молодой человек неловко поклонился, кивнул Верховному иллюстратору и направился к выходу. Он знал манеру отца. Его изгнали. Однако остановился, прежде чем закрыть за собой дверь. Так нельзя! Он должен вернуться и выяснить, что же все-таки происходит в городе!
Сквозь щелку Рохарио услышал голос отца.
— Не знаю, что делать с наследованием, Андрее. Если сведения, полученные от наших шпионов, верны, пришло время для захвата Гхийаса. Но мои дети меня разочаровали. Эдоард способен думать исключительно о лошадях, женщинах и вине. Бенетто идиот. Тимарра боится собственной тени — она так простодушна. А Рохарио — эйха! — бесполезный щеголь. Порхает от цветка к цветку, словно бабочка, — яркие краски и никакой глубины. Я разрешил ему изучать живопись только потому, что на этом настаивал Тио Кабрал, хотя подобные занятия вовсе негожи для человека его происхождения. Однако после четырех лет упорного труда он бросил все в одночасье! И без всякой на то причины! Матра Дольча, Андрео! Как я могу доверить кому-нибудь из них знание, необходимое моему преемнику? Ни один не достоин трона Тайра-Вирте, не говоря уж о Тайра-Вирте вместе с Гхийасом.
— Вы молоды и полны сил, ваша светлость, — сказал Верховный иллюстратор. — У вас еще будут другие дети.
Рохарио вздрогнул и отвернулся. Рядом стоял Эрмальдо и смотрел на него с обычным пренебрежением. Неужели все знают, что Великий герцог презирает собственных детей? Рохарио, хромая,
